Главная страница Текущий номер Архив Гостевая Форум Обратная связь

Николай ФЕДЬ ОЧАРОВАНИЕ ШОЛОХОВА

Сегодня, когда немногим просвещённым людям очевидно, что мутные потоки перемен вынесли на берег литературы огромное количество искусных пошляков, значение творчества Шолохова как никогда велико. Публикуя статью Николая Федя о Михаиле Шолохове, мы надеемся, что литераторам, а в особенности литературной молодёжи, станет окончательно ясно, где в литературе звучит подлинно высокая нота, а где торжествует несусветная фальшь.

Максим ЗАМШЕВ

________________________________________________________________

Николай ФЕДЬ

ОЧАРОВАНИЕ ШОЛОХОВА

Орел, с отдаленной поднявшись вершины, 

Парит неподвижно со мной наравне.

Пушкин

Едва ли случайно, что, кроме напряженного творческого труда, мы по сути почти ничего не знаем о нем. За семью печатями держит он свое нутро, отмечали близко знавшие его современники. "Я, как и все окружающие, не разгадала его, он живет какой-то своей особой жизнью. О себе говорит очень скупо, изредка и всегда неожиданно. Так, одно-два слова, и надо всегда быть начеку, чтобы поймать это неожиданно вырвавшееся слово, сопоставить его и хоть немного понять, уяснить этот сложный образ (...) Удивительная, притягивающая сила у этого крепкого, такого еще молодого и не всегда понятного и разгаданного человека" (Е. Левицкая). Когда сравниваешь Шолохова, описанного А. Серафимовичем, и Шолохова автора рассказов "Семейный человек", "Лазоревая степь", "Чужая кровь", не веришь, что это одно и то же лицо. В жизни - юноша, стройный, легкий с веселыми серыми глазами и мягкими, как у ребенка, светло-курчавыми волосами, а в сочинениях - суровый проникновенный взгляд умудренного жизнью мастера, проникающий в глубины человеческой природы, где свет и тени, добро и зло перемешиваются друг с другом. Он мудр, беспощаден, строг, неумолим и в то же время - нежен, добр, справедлив, по-детски доверчив и уступчив.

Редкая способность перевоплощения! А какая удивительная вера в свои творческие возможности. Действительно, автор нескольких рассказов, юноша, не имеющий жизненного опыта и образования, вдруг решает уехать в родную донскую станицу с твердым намерением сочинить роман и осуществляет свой замысел, будто до сих пор ничем другим не занимался. "За "Тихий Дон" я взялся, когда мне было двадцать лет, - скажет он... - Роман я окончил (я писал его пятнадцать-шестнадцать лет) уже накануне войны". С первых глав перед читателем открылся огромный, разноцветный, многоликий и многоголосый мир, созданный рукой мастера.. В России родился настоящий гений, вызвав восторги, надежды и породив сонм завистников и прохиндеев.

Вместе с новым миром рождалась новая изящная словесность. Задачи, вставшие перед ней, - это более сложные задачи, чем когда-либо стоявшие перед литературой, поскольку она была призвана отразить небывалые по новизне и сложнейшие по содержанию процессы разлома истории. Да, да, то была литература надежды и пробуждающегося национального сознания. Более того, то была литература передовой мысли и веры в исторический прогресс, а равно и неограниченных человеческих возможностей. Шолохов наблюдал, рылся в книгах, размышлял. Голова шла кругом, в духовной культуре царил хаос.

Крикливые ватаги новаторов и ниспровергателей всех и вся чувствовали себя законодателями моды. Бурные события на Дону, участником которых он был, рассказы очевидцев о кровавом "расказачивании" в 1919 году не настраивали на оптимистический лад. Его острый ум, усиленный интуицией и воображением, начинал глубоко проникать в происходящее. Он понял, что классовая непримиримость, попрание человеческого достоинства в угоду идеологическим доктринам и изменчивым политическим лозунгам ослабляют интеллектуальную и нравственную силу в народе, сковывают его творческую энергию и свободолюбивый дух. Близко знавшие в те годы Шолохова вряд ли догадывались, какие мысли обуревали его, какой мир рождался, жил и зрел в нем.

Трудно было предположить, что буквально через пять лет этот застенчивый, задумчивый юноша будет повергать в изумление весь свет своим бесстрашным художественным анализом... Откуда он черпал силы, пробиваясь сквозь слой ограниченных возможностей и высокомерия столичных интеллектуалов? Способен ли кто-нибудь после леденящих мозг и сердце потрясений, вызванных четырьмя покушениями и смертными приговорами, сохранить присутствие духа, не утратить любовь к жизни, чувство доброты и восхищение красотой мироздания? Над всем этим впору задуматься. Да, не все лежит тут на поверхности, но без этого не уразуметь природу очарования его. А какие внутренние терзания и боли должен преодолеть человек, видя великое зло и несправедливость в окружающем мире, как им противостоять и не дать заглушить природный дар, способный творить в недосягаемой высоте поэтического вдохновения?

Однако ничто не проходит бесследно. Драматические события в жизни впечатлительного юноши стали первыми каплями горечи, проникли в его душу да там и остались навсегда. С годами они только накапливались... В обыденной жизни Шолохов веселый, общительный, остроумный собеседник, а в своих вершинных произведениях мастер высокого трагического накала. Как-то Евгений Вучетич, знаменитый скульптор и единомышленник, спросил: "Почему Шолохов не напишет о том, о чем так живо, с таким веселым юмором рассказывает?"

- Не могу, - ответил Шолохов. - Рассказывать интересно, писать скучно... Мне нужны катастрофы, нужны столкновения, когда человек раскрывается до самой последней глубинки. "Тихий Дон" - это гражданская война, брат на брата, отец на сына шли... "Поднятая целина" - коллективизация надвое рубила деревню... Ну и Отечественная война... И все! От этих тем уйти уже не могу!"

Он не был ни аскетом, ни стоиком. Порою ему казалось, что мир развивается благодаря тем, кто страдает - и от этого не становилось легче. Страдания гения сродни мировой скорби - быть может, так оно и есть... На протяжении всей своей жизни - в творчестве, в общении с людьми, в моменты радости и печали - чувствовалась в нем какая-то отстраненность, сквозь которую проглядывала нездешняя тоска. В такие минуты он, казалось, пребывал в состоянии некоего пограничья между реальной действительностью и измышленным им художественным миром. Это отличительная особенность русских художников, но в Шолохове она проявляется по-своему, что ведомо всякому, кто знает его жизнь и творчество.

Разрушительный смерч революционных эпох приносит несчастье нациям, ломает судьбы великого множества людей. Историческая действительность становится слишком трагична сама по себе, чтобы на ее фоне играл роль отдельный человек, раздавленный обстоятельствами. В лучшем случае он служит лишь бледным отражением происходящего. "Образ Григория, - писал Шолохов, - это обобщение исканий многих людей... образ мятущегося человека-правдоискателя... несущего в себе отблеск трагизма эпохи". Именно - отблеск трагизма, а не средство выражения трагизма. Но от этого герой не утратил своего идейно-художественного значения, напротив, обрел огромный общечеловеческий смысл. Подчеркнем, что при всей сгущенности тревожных тенденций и порою мрачного колорита искусство Шолохова проникнуто жизнеутверждением, полно многообразия и напряженных исканий, присущих классической традиции. Однако классика не была целью его стиля (которого не принял Иван Бунин), не являлась она и главным стержнем его образного выражения. При всем своем восхищении великими предшественниками он воспринимал их творчество не как некую отвлеченную идею или незыблемый канон, а как дорогую сердцу традицию, овеянную творческим духом.

Важно подчеркнуть и другое. Внимательно присматриваясь к "Тихому Дону", нетрудно заметить, что как новое явление литературы он не только представляет собой более сложный и противоречивый феномен в развитии художественного процесса, но одновременно расходится с принципами и нормами литературной теории, которая скорее пыталась подстроиться к нему, чем находила в его сочинениях подтверждение своим постулатам. Художник по сути отвергал главный принцип теории социалистического реализма, сводящийся к требованию изображать действительность не такой, какова она есть, а какой ее следует видеть. Видимо, поэтому подавляющее большинство работ литературоведов и критиков, посвященных трагедийному пафосу "Тихого Дона", имеют самое отдаленное отношение к проблеме. Главный недостаток исследователей состоял в излишнем социологизме, в резких классовых акцентах, приводящих к разделению общества, а стало быть, героев романа на "красных" и "белых" как заклятых врагов без учета сложности расстановки социально-политических сил в стране.

Своим неукротимым новаторским духом, ослепительным блеском фантазии и потрясающей силой художественного мастерства он разрушал творческие и эстетические стереотипы, расшатывал прокрустово ложе идеологических предписаний и прямиком шел к истине. Многие писатели и ученые, крупные государственные деятели (иные с удовлетворением, а те со злорадством, пусть, мол, свернет себе шею) с изумлением открывали в его романах не только философские глубины и красоту мира, но и такие вещи, о которых не то что не принято говорить вслух, но даже думать было неуютно. Речь об образах большевиков, которые стали камнем преткновения. О них в унисон толковали как о положительных типах. Так думать стало незыблемым правилом для пишущих о революции, но не для Шолохова. Его комиссары ("кожаные куртки") далеко не всегда выразители народных интересов - среди них встречались и жестокие, беспощадные деятели, ненавидящие простолюдинов. Это правда, которую не принимали многие, обвиняя романиста в извращении фактов и событий.

В стремлении к народной правде, в ревностном служении литературе он никогда не останавливался на полпути, как бы ни были суровы те выводы, к которым он приходил в конечном счете. Тому подтверждение все его творчество. Как-то он заметил: "Я до чертиков люблю Дон, весь этот старый, веками складывавшийся уклад казачьей жизни. Люблю казаков своих, казачек - все люблю! От запаха степного полынка мне хочется плакать..." Какая же сила водила его бесстрашным и беспощадным пером, эпически описавшим, как был уничтожен весь этот старый, веками складывавшийся уклад казачьей жизни!"Что осталось от семьи Мелеховых? Глава Пантелей Прокофьевич умер от тифа на чужой стороне. Старший сын Петр - убит красными. Его жена Дарья - покончила с собой. Ильинична умерла, тоскуя о младшем сыне. Дочь Дуняшка вышла замуж за убийцу брата. Григорий... можно представить, какая участь его ждет... "Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца". И в другом месте: "Как выжженная палами степь, черна стала жизнь Григория. Он лишился всего, что было дорого его сердцу. Все отняли у него, все порушила безжалостная смерть". Печальными очами смотрел он на агонию казачества, и кто ведает, какие чувства и мысли обуревали его. Немногие любили своих героев так, как Шолохов, но еще реже писали страшную правду о них.

О мастерстве Шолохова можно говорить бесконечно. В его шедеврах многое поражает, а равно и привлекает наше внимание - это благородная глубина замысла, свежесть образного содержания, четкость художественного миросозерцания. Восхищает и легкость исполнения, что воспринимается как акт, в коем, по словам Моцарта, общий замысел осуществляется одномоментно, в целом, прежде и после. Это невозможно объяснить словами, как нельзя описать Вселенную, безмолвно шевелящуюся и беспредельную.

Вслушаемся в хорал шолоховского текста. Вот как он передает состояние героя, лишившегося всего, кроме наслаждения (да, да, наслаждения) теми радостями, которые дарит человеку природа, чувство некоего мистического единения с ней. Мелехов любил "смотреть на разметавшуюся у берега, бешено клокочущую быстрину, слушать разноголосый шум воды и ни о чем не думать, стараться не думать ни о чем, что причиняет страдания. Григорий часами смотрел на прихотливые и бесконечно разнообразные завитки течения. Они меняли форму ежеминутно: там, где недавно шла ровная струя, неся на поверхности побитые стебли камыша, мятые листья и корневища трав, - через минуты рождалась причудливо изогнутая воронка, жадно всасывавшая все, что проплывало мимо нее, а спустя немного на месте воронки уже вскипала и выворачивалась мутными клубами вода, извергая на поверхность то почерневший корень осоки, то распластанный дубовый лист, то неведомо откуда принесенный пучок соломы. Вечерами горели на западе вишнево-красные зори. Из-за высокого тополя вставал месяц. Свет его белым холодным пламенем растекался по Дону, играя отблесками и черными переливами там, где ветер зыбил воду легкой рябью. По ночам, сливаясь с шумом воды, так же неумолчно звучали над островом голоса пролетавших на север бесчисленных гусиных стай. Никем не тревожимые птицы часто садились за островом, с восточной стороны его. В тиховодье, в затопленном лесу призывно трещали чирковые селезни, крякали утки, тихо гоготали, перекликались казарки и гуси. А однажды, бесшумно подойдя к берегу, Григорий увидел неподалеку от острова большую стаю лебедей. Еще не всходило солнце. За дальней грядиной леса ярко полыхала заря. Отражая свет ее, вода казалась розовой, и такими же розовыми казались на неподвижной воде большие величественные птицы, повернувшие гордые головы на восход"... Что тут, казалось бы, есть, кроме переживаний в сочетании с пространственным и эмоциональным единством да слияния дыхания природы с настроением затерянного в ней страдающего человека? Но движение живых стихий - это частица Вселенной, символ обновляющегося бытия, а чувство отчаяния, как небо, бесконечно и ни с чем не сравнимо. Отсюда ощущение возвышенности над всем обыкновенным и привычным. Порою художник достигает невероятного - он растворяет границы реального, вторгаясь во владения ирреального. По таким законам живет великое искусство, "природу которого нельзя понять до конца" (Гете).

Тут мы подошли к важнейшей и сложнейшей проблеме - художник и власть. Любопытно, что послевоенные "сиятельные вершины" с опаской и подозрением относились к Шолохову, которого весь мир знает как неподкупного правдолюбца и великого художника слова. Он не страшился (как не боялся говорить Сталину о его ошибках и заблуждениях) сильных мира сего. Впрочем, с некоторым пренебрежением он судил о многих, которые больше всего на свете боялись предстать (и не делал из этого секрета) в истинном свете. Таковы Подгорный, Хрущев, Брежнев. И они мстили ему. А пуще всего негодовали те, кто тщательно скрывал свое несоответствие занимаемой высокой должности.

Вообще, история взаимоотношений великих художников и могущественных властителей стара как мир. Полярные по природе своей, эти два типа, тем не менее, всегда тянутся друг к другу. Художник нуждается в материальной либо политической поддержке, защите, покровительстве (назовите как хотите!), а умному и просвещенному правителю (императору, фараону, королю, царю, генсеку и прочим), в свою очередь, нужен лояльный к нему законодатель дум, если и не запечатлевающий в своих творениях его, как он полагает, благородный облик, то хотя бы не осмеивающий его деяний, далеко не всегда способствующих могуществу отечества, процветанию искусства и науки, защите угнетенных и оскорбленных. Скорее наоборот. Однако ж чрезвычайно редко отношение между ограничивающим свободу и тем, кто прославляет ее, кончаются мирно. В конце концов их взгляды расходятся настолько сильно, что один теряет всякие надежды на добрососедство, а другой - отправляется в ссылку или на эшафот, демонстрируя свою непоколебимую приверженность высоким идеалам. Разумеется, есть и мирные способы разрешения конфликта.

Отношения между Шолоховым и Сталиным носили подчеркнуто официальный характер. Хотя и не были лишены изначально ни желания поддержки, покровительства, с одной стороны, ни попытки приучить этого, бесспорно, очень одаренного и стремительно обретающего популярность художника, использовать его имя в своих далеко идущих политических целях - с другой. Молодой степной орел, неожиданно воспаривший над донскими просторами, оказался смелым и дерзким, настойчивым и неуступчивым, особенно когда дело касалось простого люда. Да, он точно знал, чего хотел. Сталин отчетливо осознал это, прочитав перед встречей три книги "Тихого Дона". Такая сила воли импонировала ему. Он терпеть не мог колеблющихся болтунов и слюнявых краснобаев-интеллигентов, забивающихся в щели при первом же шевелении его усов. А Шолохов - ведь юнец еще - только посмеивается... Молодость презирает опасность, потому что у нее вся жизнь впереди.

Важнее другое. С некоторых пор Шолохов перестал быть для Сталина только талантливым романистом; он видел в нем своеобразную политическую фигуру, ибо политика пронизывает все поры жизни, а писатель отражает ее, эту жизнь. И для Шолохова коллективизация на Дону - та же политика, воплотившаяся в троцкистскую идею расказачивания. Четко он сформулировал эту мысль в письме к Горькому от 6 июня 1931 года, назвав перегибы в коллективизации в какой-то мере аналогичными перегибам 1919 года. Почему это случилось? И художник изложил свои наблюдения и выводы о происходящих событиях в письмах генсеку. И он был понят. Вскоре наиболее пострадавшие от произвола местного начальства станицы и районы получили хлеб, начала работать государственная комиссия по выяснению фактов вопиющего произвола. Были выпущены на свободу все арестованные и осужденные вплоть до приговоренных к расстрелу и находящихся в тюрьмах в Миллерове, Новочеркасске и других городах. Восстановили исключенных из колхоза, вернули колхозникам незаконно конфискованные дома, скот, домашние вещи - пальто, шубы, обувь, платки, шали, мебель и прочее. Деятельное участие во всем этом принимал Шолохов, которому сплошными потоком шли заявления, жалобы, просьбы... К этому времени он крепко усвоил из личного опыта и общественной практики: история человечества есть история социальных отношений, - это не миф, а реальность. Классовая же борьба - длительный процесс, способный то затухать, то разгораться с новой силой и жестокостью. Социальные коллизии - ожесточеннее любой иной формы противостояния, ибо не знают долговечного мира.

В идеологии это проявляется по-иному. Именно в силу логики схватки за власть Сталин не останавливался ни перед какими препятствиями, не налагал на себя никаких этических обязательств, учреждая мощные государственные структуры нового типа. Тому же, кто сходил с этого пути, не было прощения и пощады - будь то друзья-единомышленники, дрогнувшие перед суровыми правилами политической реальности, либо родственники, равно как близкие его окружения (жена Калинина, брат Кагановича, жена Молотова и др.). Кто ратует за сохранение государства и щадит отступников, тот губит общее дело - этой его логике было подчинено все, в том числе литература. Именно так: принцип государственности (польза государству, укрепление его могущества и т.д.) Сталин переносил и на художественное творчество.

Отсюда его на первый взгляд слишком категорические и подчеркнуто социальные оценки творчества или отдельных сочинений - Маяковского, Горького ("Девушка и Смерть"), Корнейчука ("В степях Украины"). Отсюда же кажущееся противоречие между его политическими симпатиями и личными эстетическими вкусами и пристрастиями. Но так ли уж далек он от истины?.. Сталин исходил из принципа, которому остался верен до конца, - заслуживает поддержки и всяческого поощрения все то, что, представляя художественную ценность, выгодно государству и служит основным тенденциям данного общества - остальным можно пренебречь.

В связи с этим требует пристального внимания отношение Шолохова к Сталину. Художник имел все основания доверять доброжелательности, чутью и эстетическому вкусу этого человека, спасшему ему жизнь и оградившему его от многих опасностей. Правда, в большинстве случаев их переписка и беседы носили общественно-политический, а не литературный характер, но это не меняло сути дела. Между этими людьми, смотрящими на вещи с разных точек зрения, не было унылого единомыслия, даже если они были единодушны в оценке какого-нибудь крупного события - между ними ни на миг не остывала настороженность и внутренняя напряженность, усиливаемые дьявольски сложным и запутанным временем.

Но их объединяло главное - масштаб мышления и деятельная целеустремленность в достижении цели - оба добились своего. Возьмем коренной вопрос - отношение к народу. Шолохов никогда не отделял его судьбу от своей. Он говорил, что народность является признаком подлинности художественной литературы. Этот принцип позволяет по достоинству оценить в ней вечное и сиюминутное, национальное и общечеловеческое. Если подойти к пониманию русской литературы XX века с позиций "великой народности" (Пушкин), то весь этот процесс, и последний его период в особенности, должен быть углублен и дополнен. Добавим к этому, что высшим выражением народности XX века является творчество Шолохова. Иное отношение к народу Сталина. Увлекшись идеей сильного государства, он упустил из виду его главную опору - народ. Из этого просчета он не успел сделать необходимых выводов, чем воспользовались враги.

Здесь весьма существенно свидетельство писателя об эстетической одаренности и многомыслии собеседника. Шолохов самым решительным образом отвергал утверждения, будто Сталин диктовал ему свои условия. "Сталин никогда не оказывал на меня политического давления. Это был внимательный, мудрый и терпеливый читатель "Тихого Дона". С гениальной памятью. Сталин несколько раз беседовал со мною по многим вопросам, в том числе и о "Тихом Доне", - говорил художник. - В этих беседах Сталин удивил меня своей памятью, цитируя отдельные сцены и целые страницы из моего романа, не заглядывая в книгу. Мы полемизировали с ним по многим проблемам "Тихого Дона". И всегда Сталин приятно поражал меня внутренним обаянием, глубиной мысли и своей корректностью. В беседах Сталина со мной не было и тени "нажима", "диктата" или "вмешательства" в мой творческий замысел... Да, наши взгляды на некоторые исторические личности (персонажи "Тихого Дона") были различны. Но Сталин в полемике о "Тихом Доне" проявил больше такта и понимания, чем ортодоксы-вожаки РАППа, которые, как известно, на полтора года задержали публикацию третьего тома романа в журнале "Октябрь", а затем препятствовали изданию его отдельной книгой".

Михаил Шолохов знал вождя лучше многих других, что вполне естественно и объяснимо. Он много раз и подолгу (особенно во второй половине 30-х годов и во время войны) беседовал с ним с глазу на глаз, когда Сталин мог высказываться откровенно и по самым важным проблемам. Непринужденная беседа наедине располагала к этому. Шолохов, бесспорно, задавал вопросы, и Сталин отвечал на них. О чем они говорили? Это тайна за семью печатями, но, зная интересы и характеры собеседников, вполне логично предположить, что дискутировались вещи большого плана. Сталин, обладавший проницательным умом и большой эрудицией, высоко ценил честность и художественный талант Шолохова. Однако разность подходов к ряду событий и явлений не меняла сути дела, напротив, даже подзадоривала его на откровенность. Не смущало и другое: он знал, с кем имеет дело - рядом сидел человек, наделенный исключительной способностью по недосказанной фразе, намеку, интонации, жесту улавливать направление мысли и чувствовать тончайшие нюансы психологического и духовного состояния собеседника. Сталину было это ведомо, однако же звал его к себе. В свою очередь, художник испытывал на себе давление сильной воли и мощного интеллекта мудрого политика. Он ценил и верил генсеку, к чему примешивались и личные мотивы - ведь только благодаря Сталину он избежал ареста и верной гибели в 30-е годы и позже обращался за поддержкой к нему и не получал отказа. Но при этом и побаивался его. Шолохов понимал, что, будучи человеком государственной идеи, Сталин не остановится ни перед чем, чтобы воплотить ее в действительность. Но это тема особого разговора.

Каким же все-таки был Иосиф Сталин?

Шолохов ответил: "Разным, но не близким. Всегда несколько отстраненным, даже при самом заинтересованном разговоре".

...Шли месяцы, годы. Пала фашистская Германия. Жизнь вступала в новое русло. Каждый раз, когда Шолохов приезжал в Москву, он получал приглашение в Кремль. Но в 1949 году сам попросил аудиенции: вышел в свет 12-й том сочинений Сталина, и он хотел узнать некоторые подробности, связанные с письмом к Ф. Кону. Встреча не состоялась. Почему?.. Так неожиданно, как и началась, оборвалась связь между этими, в сущности, полярными человеческими типами - великим стратегом, жестким правителем и творящим добро и красоту художником. Оборвалась, чтобы никогда не восстановиться.

Публикация рассказа "Судьба человека" (1956) в известном смысле стала продолжением темы бесед Шолохова и Сталина об угнетенном состоянии советского человека, но уже в послевоенное время - народ-победитель снова оказался в тяжелом положении. Рассказ вызвал большой интерес в стране и за рубежом. Прислали поздравления Эрнест Хемингуэй и Эрих Ремарк. Французский писатель Ален Боске писал, что это "лучший рассказ нашего века". По мнению романиста Джека Линдсея (Англия) - это произведение "потрясающее: здесь всё сгущено Шолоховым до основных черт трагедии и все-таки здесь как бы находит простое земное завершение то, что осталось только символом в последней сцене "Тихого Дона". Жизнь, окоченелая, изломанная, нагая и бездомная, снова пускает корни; из безжалостного и бесчеловечного вырастает и утверждает себя человеческая близость - на более широкой, полной и более надежной основе". Подобных оценок много, и все они единодушно подчеркивают такие качества, как трагедийность, высокую степень обобщенности.

Следует обратить внимание и на то, что понятие "эпос", применительно к шолоховскому рассказу, упоминалось в отзывах писателей и критиков как один из его жанровых признаков: "Микроэпопея" (польский ученый В. Заворский), "Эпос о человеке" (немецкий автор К. Каспер), "Эпос, сжатый до рассказа" (В. Павловский), "подлинный эпос" (Д. Благой), "рассказ-эпопея" (Н. Маслин), "рассказ эпичен по своему духу и жанровым особенностям" (А. Хватов) и т.д. Трагическое и эпическое, тесно переплетаясь, создают поле высокого образно-конфликтного напряжения и раздвигают возможности малого жанра. Наконец, отметим еще одну важную особенность рассказа - это свобода перевоплощения и та внутренняя насыщенность образа, которые в высшей степени присущи дару Шолохова. Здесь в полную силу он проявил себя и как мастер, познавший всю глубину человеческой души.

Можно лишь догадываться, какие чувства он испытывал, следя за перипетиями жизни Соколова, о чем думал, всматриваясь в судьбу маленького Ванюши, если уже сам тон повествования вызывает тоскливую отрешенность. Особенно характерны в этом плане начало и конец рассказа, пронизанные холодными лучами горького одиночества. Ощущение тревоги охватывает читателя к финалу рассказа: "Мальчик подбежал к отцу, пристроился справа и, держась за полу отцовского ватника, засеменил рядом с широко шагающим мужчиной. Два осиротевших человека, две песчинки, заброшенные в чужие края военным ураганом невиданной силы... Что-то ждет их впереди?..

С тяжелой грустью смотрел я им вслед..."

Нет сомнения, что судьба Андрея Соколова - это судьба народа.

Рассказ "Судьба человека" - одно из самых совершенных творений писателя, свидетельствующих о духовной подавленности и той мере отчаяния, какое он испытывал, думая о будущем России (поразительно - на небольшом пространстве малого жанра корневая основа слова "русский" воспроизводится четырнадцать раз!). Нарастающий мотив печали не в силах заглушить даже радостные весенние аккорды пробуждающейся природы. На всем повествовании лежит печать художника, погруженного в тяжелые думы. С грустью смотрит он на земную юдоль.

Такого Шолохова мы еще не знали.

Так реальная действительность вносила коррективы в художественное мировоззрение и творческий метод - он не только творил свой поэтический мир, но и сам менялся под влиянием мира, им созданного.

Надвигались сумеречные восьмидесятые годы. Страна катилась к пропасти, разрушительные тенденции стремительно овладевали обществом. Острые симптомы социального и государственного кризиса по времени совпали с нарастанием в писательской среде колебаний и сомнений, эстетического нигилизма и художественной бесстрастности, а равно стремления уйти от острых проблем времени, подменив объективную реальность субъективными переживаниями. Наметился отход от гуманистического мировоззрения, от художественного принципа, исповедующего благородство, достоинство, цельность личности.

О нет, не отсутствие талантов (на Руси они никогда не переводились!) и не падение читательского спроса стали причиной драматического состояния русской литературы, и даже не уныние и равнодушие многих писателей - нет, другие, более серьезные обстоятельства тому виной: крушение высоких идеалов, попрание больших животворных идей (свобода, вера, чувство патриотизма, человеческое достоинство), питающих творческий дух, - вот что обессилило ее. Анализируя подобную ситуацию в обществе, Гоголь писал: "Русского человека испугала его ничтожность, нежели его пороки и недостатки"... Оставаясь искусством слова (в лучших образцах наиболее талантливых и совестливых писателей), литература перестает быть духовным искусством, то есть выражением внутреннего мира нации, равно как источником прекрасного и проводником гуманистических идеалов.

Что скрывать, изящная словесность пребывает ныне в глубочайшей стагнации. Тяжелый недуг сковал ее дух. Провинциализация литературного процесса приобрела чудовищные размеры, как бы ни уверяли нас в обратном "многотрудолюбивые" функционеры, вездесущие критикессы и, представьте себе, статс-секретари известного толка. На смену благородному служению настоящему искусству, прогрессивным идеям и правде пришла фанаберия, трусливое умничанье, пошлость. И как следствие - в прозе царит безмыслие, скажем так, гадание на кофейной гуще, а в поэзии (за редким исключением) слезливая интонация - кажется, впору открывать в Москве филиал "Стены плача"... Между тем есть вещи поважнее. "Когда речь идет о спасении родины, должны быть отброшены все соображения о том, что справедливо и что несправедливо, что милосердно и что жестоко, что похвально и что позорно. Нужно забыть обо всем и действовать лишь так, чтобы было спасено ее существование и осталась неприкосновенна ее свобода" (Макиавелли). В такое время художник призван высекать огонь в душах людских, укреплять их дух и отвагу.

Да разве может один человек, - пусть гениальный! - выдержать давление целой эпохи?! С годами Шолохов предельно устал от судорожного бродяжничества общества, глупости, предательства и носорожьего упорства клеветников. Он все больше думал о тщете жизни, о добре и зле, о темной, звериной стороне природы человека... Можно ли ее искоренить?.. Он хорошо знал советскую интеллигенцию, ценил ее послевоенную самоотверженность. Но почему она так стремительно стала перерождаться? Теперь он точно знал, что и его удушение клеветой "было порождением всей литературной среды", которая преследовала корпоративные цели, поддерживаемые властями предержащими. Нервы сдали, он слег. Юбилейное заседание в Большом театре прошло без него. О пафосе так и не состоявшейся речи можно судить по сохранившемуся отрывку выступления.

"Пришла пора подводить предварительные итоги творческой деятельности. Но за меня это уже сделали в своих статьях родные братья-писатели и дальние родственники, скажем, троюродные братья-критики. Так что за мною остается только слово от автора.

За пятьдесят лет писательской жизни я нажил множество друзей-читателей и изрядное количество врагов. Что же сказать о врагах? У них в арсенале старое, заржавленное оружие: клевета, ложь, злобные вымыслы. Бороться с ними трудно да и стоит ли? Старая восточная поговорка гласит: "Собаки лают, а всадник едет своим путем". Как это выглядит в жизни, расскажу. Однажды, в далекой юности, по делам службы мне пришлось ехать верхом в одну из станиц Верхне-Донского округа. На пути лежала станица, которую надо было проехать. Я припозднился и подъехал к ней в глухую полночь. В степи была тишина. Только перепелиный бой да скрипучие голоса коростелей в низинах. А как только въехал на станичную улицу, из первой же подворотни выскочила собачонка и с лаем запрыгала вокруг коня. Из соседнего двора появилась вторая. С противоположной стороны улицы, из зажиточного поместья махнули через забор сразу три лютых кобеля. Пока я проехал квартал, вокруг коня бесновалось с разноголосым лаем уже штук двадцать. Конь пошел более спорым шагом, я выпрямился и подобрал поводья. Ехать стало веселее. Каждый квартал собаки менялись: одни убегали к своим дворам, другие включались в сопровождение. На базарной площади присоединилась к ним стайка бродячих, бездомных собак. В конце концов мне надоел этот гвалт и я замахнулся плетью. Но что тут произошло, трудно рассказать: собаки шарахнулись в разные стороны, подняли истошный лай, визг, подвывание... Словом, закатили сущую собачью истерию... Пришлось тронуть рысью. Бродячие собаки с почетом провожали меня далеко за станицу. Заключение, к которому я пришел в ту ночь, что самые злые собаки - в зажиточных дворах, самые назойливые - бродячие.

Не думал я в ту ночь, что история с собаками повторится через несколько лет, только в другом варианте. В 1928 году, как только вышла первая книга "Тихого Дона", послышался первый клеветнический взбрех, а потом и пошло".

Разумеется, в условиях тех времен он не мог сказать о главных причинах постоянных клеветнических нападок, ибо они выходили далеко за рамки литературного процесса - он затронул потаенные общественно-политические пласты, не скрывая своего пренебрежительного отношения к вождям послевоенной поры. Духовное величие Шолохова слишком загадочно для XX века. Бесстрашие его художественного анализа не только смущало и продолжает смущать литературных и политических пигмеев здесь и за рубежом, но приводит их в нервную дрожь. И есть от чего. Он рано постиг диалектическую закономерность классовой борьбы (между богатыми и бедными) и показал ее логику на судьбах своих бессмертных образов. Более того, он первый раскрыл в своих произведениях природу русского патриотизма, который окрашен социальным бытием, а не только традицией и национальным чувством. Подобное трубадуры общечеловеческих ценностей не прощают. Отсюда - резкие колебания в оценке художника, обусловленные идеологической напряженностью и глубокими переломами в общественном и художественном сознании. Вспомним. 20-30-е годы - время ожесточенной борьбы с троцкизмом, внутриполитические распри. И в эти же годы сфабриковано "дело Шолохова" о плагиате. Далее. 50-60-е годы - так называемая "хрущевская оттепель", породившая в обществе неуверенность, цинизм и отчуждение. Из нор и щелей, как тараканы, выползают уценители духовных ценностей России, а в эпицентре их нападок - автор "Тихого Дона" и "Поднятой целины". Наконец, восьмидесятые-девяностые - паралич общественного сознания, развал СССР. Одновременно с обострением всеобщего кризиса и позора струсившей интеллигенции в обществе усиливается растерянность и пессимистические настроения. А на Шолохова вновь обрушивается мутный поток клеветы, лжи и оскорблений.

Поводов для размышлений достаточно, если учесть ожесточенность противоборствующих сил в современном мире и непоколебимость его убеждений - в своих произведениях он воплотил страстную мечту трудового народа о воле, о высокой морали, равно как и нетерпимости духовного гнета и эксплуатации человека человеком. Шолохов верил не в коммунистическую доктрину, а в высокие народные идеалы, и не его вина, что они не осуществились, как ему хотелось. Между тем его никогда не покидала надежда, что в конце концов наступит время и все встанет на свои места, и пробьет час литературы больших идей, целостного воспроизведения индивидуальной и общественной жизни.

Михаил Александрович умел смотреть на состояние мира с точки зрения широких масс и придать своим творениям поразительную эмоциональную силу и художественную глубину. От книги к книге совершенствуется анализ противоречий между высоким назначением человека и жестокостью бытия, между идеалами и грубой реальностью. Вместе с тем возрастают масштабы характеров из народа, усиливается контраст добра и зла, света и тьмы. Отсюда "безжалостность" в показе человеческих страданий и бед. Новая историческая ситуация коренным образом изменила отношение художника к человеку, то есть "новая человеческая порода" (А. Блок) потребовала нового к себе отношения. Творчество Шолохова отвечало этим историческим требованиям. В его произведениях заговорил сам народ - и его услышал весь мир.

Михаил Александрович Шолохов не только знаменитый, величайший Мастер искусства слова - он единственный. Его нельзя воспринимать как классика, выросшего на почве традиционной культуры, соответствующей духу элитарных слоев общества (аристократии, дворянства, интеллигенции, правящей верхушки). Он из иной социальной среды, более того - из другой эпохи, представитель и выразитель неизвестной истории общественно-экономической формации, рожденной в жестоких классовых битвах. Это многое объясняет и - в частности - отношение Шолохова к великому наследию прошлого. Он рассматривал классику не как отвлеченную идею, а как живое, нетленное наследие, как движущееся историческое явление русского духовного пространства, аккумулирующего в себе историю и современность. Он преклонялся перед классиками, восхищался их высоким служением искусству, умением соединить в одно целое правду и красоту. Для него классики только такой смысл и имели. Главное же расхождение Шолохова с классикой - это отношение к народу. Интерес великих русских писателей к жизни народа был в основном морально-эстетический. Они жалели народ, принимали участие в облегчении его горькой участи, сочувствовали, протестовали, но не проникали в глубины народного сознания, инстинктивно испытывали страх перед ним.

Именно он, крестьянский сын, поведал святую правду о народе и для народа. Его творчество столько же истинное, сколько и патриотическое.

В чем же секрет чарующей силы Шолохова? Главный пафос его сочинений определяется не идеями, противоборством партий либо исторических лиц, а движением времени, обусловленным всем предшествующим развитием человечества. Драматические судьбы, вовлеченные в водоворот противостояния общественно-политических сил - следствие краха государства Российского, за которым, однако, угадывается постепенное возрождение. Именно в этом проявилось могущество художественного инстинкта и историзма художника. Этим же объясняется и тот поразительный факт, что, испытывая потрясение от созерцания кровавых оргий, мук, крушения веры, порою оскотинивания Homo Sapiens - нами овладевает не пессимизм, а ощущение духовной энергии и надежды. Посмотрите вокруг себя и, положа руку на сердце, ответьте на вопрос: много ли настоящих художников слова посетило век минувший? Во всяком случае равных Шолохову нет.

Но его творчество имеет еще одно достоинство, впрочем, напрямую не зависимое от художника, - переходная эпоха, отраженная в нем, совпала с событиями всемирно-исторического значения, то есть временем ухода в небытие отжившего свой век типа жизни и рождения в великих муках нового социально-политического строя, нового мира - мира социалистической цивилизации, с потрясающей художественной силой запечатленного в бессмертных образах Мастера. При этом он смотрит на состояние XX столетия с точки зрения гениального художника: трагична не только судьба России - трагично мировое сознание, обусловленное утратой смысла и идеалов, равно как усугубляющимся кризисом духовной культуры и морали.

...Имя Шолохова для миллионов землян давно ассоциировалось с образом степного орла, гордого и независимого. Высоко-высоко парит он в поднебесье и своим клекотом напоминает нам о человеческом достоинстве, о доблести, о надежде.

Обсудить на форуме.

121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1,    Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05,    literator@cityline.ru