Константин КОЛЕДИН . 08 (2004 г.)

Константин КОЛЕДИН

Константин КОЛЕДИН

Крепитесь, братья — русские поэты. Среди нынешнего пестролоскутного скоромошества, бесстыдного картавого телевидения и тупого топота эстрадных подмостков, вы — последние, кто старается сохранить родное Слово, которое подарили нам наши неизвестные и великие предки.
Давайте верить, что обязательно придёт время, когда вспомнят нас благодарные соотечественники — кого вкупе, кого поимённо.
И не важно, чего мы хотим в начале пути: стяжать ли земную славу, взлететь ли к божественным небесам, укротить ли свою строптивую судьбу.
Сейчас мы все, как волны забытой пограничной заставы, готовые бескорыстно сложить голову за други своя, за Родину свою, за свой любимый русский язык.

Отзовись...

Отзовись! К ночи иволги звонкоголосы.
Рыболов одинокий проносит счастливый улов.
Под луной остывают песчаные плёсы
Без твоих долгожданных следов.

Отзовись! Боль ещё не утихла, но знаю,
Как смиряется ток родниковой струи.
Отзовись! Я уже забывать начинаю
И тогдашние руки, и губы твои.

Отзовись! Я тебе не скажу о печали —
Как печальна разлука, печальна вода.
Может быть, никогда ещё так не кричали,
Не шептали ещё никогда.

Отзовись! Без тебя мне не будут утехой
Ни бескрайний простор, ни безмерная высь...
И опять отзовётся послушное эхо —
Отзовись!..
Отзовись!..
Отзовись!..

* * *

Погляжу ли в луга, где чернеет овраг,
Иль на шорох вдали оглянусь —
Всё мне чудится твой неоступчивый шаг,
Потому что я жду — не дождусь.

Обернусь ли туда, где померкла река,
И услышу, вот-вот отзовусь,
Приближается песенка издалека,
Потому что я жду — не дождусь.

Зацепил сквозь рубаху колючий репей —
Не отпряну и не шелохнусь,
Чтоб услышать дыханье твоё на тропе,
Потому что я жду — не дождусь.

Ветерком засквозило от росных полей,
Я прохладой его остужусь,
Чтобы руки твои мне казались теплей,
Потому что я жду — не дождусь.

Ты настигнешь меня с половины пути,
Я навстречу тебе улыбнусь,
...Ты не можешь сегодня ко мне не прийти,
Потому что я жду — не дождусь.

Сливы

Позабылись слова. Что такое слова?
Только помню: была ты почти невесома.
Я в холодные щёки тебя целовал
В недостроенном срубе соседского дома.

Ты боялась лицом прикоснуться к лицу,
Напрягались, дрожа, тонких веток тетивы.
И стучали, стучали всю ночь по крыльцу,
Опадая, тяжёлые мягкие сливы.

Не забыть ни минуты, ни часа, ни дня,
Ни прощального взгляда, ни долгого вздоха.
Кулаками колючими метит в меня
Сухопарое полчище чертополоха.

Что ж, назавтра я снова отсюда уйду
И работать работу, и мыкать дорогу.
И, быть может, родился я в этом саду,
А в других я лишь только старел понемногу.

Здесь, как прежде, подковой блестит водоём,
И скрипит коростель, и чернеет ограда.
И как прежде, меня осыпают дождем
Переспелые сливы забытого сада.

* * *
М. Гаврюшину

Сад, как заснежен, нежен-нежен,
И от макушек до земли
В его полуденной мереже
Висят тяжёлые шмели.

И облаками отражённый,
На небесах запечатлен,
Глядит с улыбкой полусонной,
Как бы младенец из пелен.

Он подрастёт и щедрой дланью
Тряхнёт монетою казны.
Но золотой осенней данью
Не застить вешней белизны.

Богоподобны мы. Но взглядом
И словом вечным упреждён,
Ты, может быть, и этим садом,
И этим облаком рождён.

* * *

Птенцы широкого паренья,
Покинув дольнее тепло,
Мы в небе ищем вдохновенья,
Едва лишь станем на крыло.

Когда же смерч идёт, летаем
Под крышей тучи грозовой
И оперение теряем,
Лишь только вместе с головой.

Пускай вскормленные орлицей
Не покидают высоту,
Не изменить, не измениться
Не может птица на лету.

Лишь гады мерзкие линяют
И с каждой новою порой
Из-под коряжин выползают,
Сверкая свежей кожурой.
Спешат из душного закута
На свет явиться поскорей,
Ища угоды и приюта
У новоявленных царей.

* * *

Ещё ни говора, ни птицы,
И, словно выпавший из туч,
Детей смежённые ресницы
Не пошевелит первый луч.

Пока ни ужасом, ни славой
Их нежный дух не отягчён.
В бессмертье верою лукавой
Они хранят невинный сон.

Покорно всё их дивной власти,
И поле — не ограждено.
Из всех известных нам несчастий
Мне это счастье не дано.

И видя, как мужают дети,
Уже не сделаться новей —
Не нам завидовать на свете
Отваге юных сыновей.

И всем, что выдано поэту —
Пускай до смерти полчаса —
Я буду славить землю эту
И буду славить небеса.

* * *

Еще люблю и ненавижу, слава Богу.
Сжимает сердце зов любви и детский плач.
Но жутко мне, что выгорает понемногу
Моей души трепещущий кумач.

Я всё увереннее делаю расчеты,
Я всё расчётливее делаю дела,
И всё спокойнее гляжу, как самолёты
Пластают небо лезвием крыла.

Не все обиды за обидные считаю.
И знаю цену лбу и каменной стене.
И уж давно во сне, как птица, не летаю,
И даже редко падаю во сне.

Одним сознанием души не отогреешь.
Одной душою не воспримешь бытия.
Так ты стареешь или с возрастом умнеешь,
Неугомонная душа моя?

Ведь в этой жизни даже страшное прекрасно.
Здесь умирает от восторга соловей.
...И улыбаюсь я, встречая ежечасно
Неистовые взгляды сыновей.

Кольцо перемен

Навалился свинцовый туман
на пустые болота и гари.
Утки низкие криком кричат,
покидая родное жилье.
Ну, уймись... Не стучи,
словно колокол на деревенском пожаре
Непослушное сердце мое.

В яму тинную сходит налим,
словно зная о вышедшем сроке.
Зайцы летние шубки клоками
оставят на голых кустах.
И к полудню растаявший иней
блестит на повядшей осоке
И дрожит на последних листах.

Замыкая кольцо перемен,
неотступная осень сурова.
Под холодной косою ветров
побуревшие травы слегли.
Чем тревожит тебя это небо,
прощального полное зова,
И таинственный шорох земли?

Ведь не вечно зима.
Вновь вернется пора поднебесного пенья.
И налимов поднимет со дна
набежавшая с поля вода.
И быть может лишь ты,
не дождавшись весеннего перерожденья,
Не вернешься сюда никогда.

* * *

Как мечталось мне в детство мое
На черемухе сделать жилье,
Чтобы птицы будили меня,
Чтобы видеть рождение дня.
Стал отцом, чуть не дедом уже,
И живу на восьмом этаже.
Да не слышу, как птица поет,
И не вижу, как солнце встает.

* * *

Моему другу, поэту, полковнику В. Силкину

Уж и гоготу и кряку на моей Мещере,
По озерам, болотам, как на птичьем дворе.
Тут и пушечный грохот, и песий брех.
Чтоб он сдох.

А с-под солнца, с высоты,
как Бессмертный Кощей,
Птица-коршун, задумавшись, глядит на мышей.
Как надумает что — пришепетывает.
Мышь улепетывает.

Под дубами-то порскают кабаны,
Щеки у каждого, как две стены.
У, понарыли ряжки,
Не то, что у вас в Ряжске.

А что вытворяется там по ночам,
Дозволено ведать не всем чертям,
А только вот этим, как и иным,
Которые водку пьют с водяным.

На Мещерском порубежье сидят бобры,
Зубы у каждого, как стамески, остры.
На них щекотуньи-русалочки
Любят гонять в салочки.

Старый черт раскорячился на сосне нагишом,
Звезды зачерпывает большим ковшом.
Навалит их к утру, во, бадью,
И адью.

Разрешите мне, полковник, послужить стране,
Постоять с мурашками на спине.
Постою за владимирскую, за рязанскую Русь.
Если я с водяным не сопьюсь.

* * *

Ссыпает время с Пантеоновой стены
И прах имён, что были славимы и чтимы.
В иных созвездиях, почти неразличимы,
Стоят светила сверхбольшой величины.

Теперь шатнуло нас от звёздного Кремля
К кресту страдальческому Иерусалима.
Каким же именем теперь определима
Всегда забывчивая Родина моя?

И не во тьму ли нас уводят изо тьмы,
Кумач меняя на парчу епитрахили?
Не бесы ль цепкие, качаясь на кадиле,
Смущают ладаном смятенные умы?

Давно разломлена железною пятой,
В ней избы серые, как мусорные кучи
И за полтинник ей напиться нынче лучше,
Чем заработать завтра золотой.

И, покидая захудалые стада,
Забрав с собою только зло и униженье,
Как за вчерашнее своё уничтоженье
Она коверкает сегодня города.

Тогда зачем же от отцов и матерей
Мы на Руси до самой смерти получили
И принадлежное отеческих фамилий,
И прилагательное нации своей?

Отчизны каторжник, певец небес её,
Когда же станешь ты землёю свят и волен,
Чтоб чёрным граем с обветшавших колоколен
Нас не окаркивало больше вороньё?

Как сделать целое опять из половья?
Как речью миловать с рождения безгласных?
Как сделать нам, чтоб за долги отцов несчастных
Несметной пеней не платили сыновья?

* * *

И встретил нас надменный Киев
Священным пеньем с древних хор.
Печали дивной литургии
Внимал Владимирский собор.

И всё вокруг дышало миром
Среди невнятных нам речей:
И душным ладаном, и миром,
И треском гаснущих свечей.
И глядя из миру иного,
И завораживая нас,
Как соты мёда золотого,
Мерцал в дыму иконостас.

И в вышине, дитя творенья,
И мученик, и прокурор,
Как символ кары и спасенья,
Над нами руки распростёр.

И в море судеб быстротечных
С душою, поднятой в зенит,
Под вечным небом, нас невечных,
Соединяет и рознит.

* * *

В часы тоски и в маянье острожном
Поэт пера не тронет без нужды.
Не потому, что в сердце бестревожном
Нет ни любви, ни веры, ни вражды.

На семь замков душа его закрыта.
В его душе нет места для игры.
В его душе, как в пачке динамита,
Драконы слов покойны до поры.

Так ждёт минуты небо грозовое,
Копя земле смятение и страх,
Оцепенев в безветрии и зное
На распростёртых молча облаках.

* * *

(Из Иейца)

Не говори, что я чудак, и это все каприз,
Когда-нибудь я соберусь туда, на Инесфри.
У глинобитного жилья, покрытого корой,
Я буду слушать, как гудит-звенит пчелиный рой.

Там полдень плавит облака, и ночи, как костры,
Там ветер полон, словно сеть, перепелиных крыл.
И утро мирное сойдет, найдя со мной уют.
Там, где меж грядок и цветов кузнечики поют.

Я соберусь туда. Не зря я вижу день и ночь:
Там холят волны берега, как мать лелеет дочь.
...И по асфальтовому дну, слоняясь от тоски,
Я чувствую, как пена их мне серебрит виски.

* * *

Природой всё устроено, как надо:
Броженье звёзд, кружение планет.
Меж адом рая и меж раем ада,
На первый взгляд, различья вовсе нет.

Нам не вернуть промчавшегося лета.
Мелькают дни. Короткие, как сны.
Всё дольше ночь слепит глаза от света
Поэтами затравленной луны.

Но вот она, земную твердь вращая,
Всю душу мира в спёкшейся крови
От мелкой злости полдня возвращает
К величию полунощной любви.

Не все на свете сердцем опустели.
И, замирая в трепетных руках,
Любовь ложится в брачные постели
И утопает грязь в пуховиках.

Пусть на одной прорехи и заплаты:
Ей всё равно — она сошла с небес.
Другая отдаёт себя за плату.
Тут просто всё, и никаких чудес.

* * *

А так похоже будто... Сердце. Нервы.
Но непохоже бьются по ночам
Истерзанное сердце верной жертвы
И каменное сердце палача.

Ну, что же, брат, сойдут и эти росы,
Сойдут снега, и вновь придёт весна.
И вновь расправят крылья кровососы,
И соловьи защёлкают без сна.

Природой всё устроено, как надо:
Броженье звезд, кружение планет.
Меж адом рая и меж раем ада,
На первый взгляд, различья вовсе нет.

Обсудить на форуме.


Главная страница	Текущий номер	Архив	Гостевая	Форум	Обратная связь	Поиск	Фотогалерея