ЩАБЛЫКИНСКИЕ ЗОРИ |
|||||
Михаил ТУРБИН ЩАБЛЫКИНСКИЕ ЗОРИ "Мы ожидаем многого от современной поэзии!.."— трещала сорочья критика несколько лет тому назад. Нынче литературные сороки, почистив потускневшие перья, разочарованно вздыхают: "Мы совсем не то ожидали…" Чего же вы ожидали, милейшие?! Очередного эстрадного громокипения с демонстрацией кукишей не в кармане, а в открытую? Но поэзия— это не удовлетворение псевдокультурных нужд, а неожиданность. Посему лучше ничего не ожидать от поэзии, тпак оно как-то надёжнее. Вот и я, уроженец Орла, досконально знающий творчество своих молодых и немолодых земляков, честно признаюсь— не ведал, что открою на своей отчине новое поэтическое имя. И вдруг— Михаил Турбин. Его резкие, угловатые строки сразу запали в душу. Непросто сложилась судьба Михаила Турбина. Поэты прощают людям всё, но поэтам, как правило, ничего не прощают. Михаил Турбин выдержал испытание временем, любовью и поэзией. Нынешняя его публикация —первая в центральной печати и, даст Бог, не последняя. Лев Котюков * * * Страшный сон видел я в позднем свете заката: Вдруг ударивший гром растревожил века. Век двадцатый стоял пред Христом виновато С тёплой кровью ещё на заточке штыка. И, казалось, конец — наступила развязка, Но Спаситель молчал, скорбно сжавши уста. Как большая гора, поржавевшая каска Мокла в буйной траве без звезды и креста. * * * Ещё с больницы не окрепший На мрамор влез под шум дождя, Давно не бритый сумасшедший, Руками трогая вождя. Его он гладит — руки цепки, Слова молитвы шепчет рот. А лысый вождь в рабочей кепке По-прежнему глядит вперёд. А дождь шумит, как бы в обиде, Что не сыта земная твердь. И жаль вождя, что не увидел Того, что век не разглядеть. * * * Позёмка тощая по полю слепо бродит, В репейнике густом щеглиная возня, Отмучившись рассвет на тусклом небосводе Передаёт себя сонливо в руки дня. И тащит день с утра осенний холод Неведомо куда, от инея седой, И видно впереди: лениво гасит город Далёкие огни за сизой пеленой. Зима идёт — дыханье на пределе, В слепой позёмке пляшет белый мрак… В предчувствии ночной и бешеной метели В овраг залёг, вспугнув щеглов, русак. * * * Бесплодный склон засеян алым маком. Безликий вертолёт тревожит вороньё. И жизнь опять кровавой пахнет дракой, И мало тех, кто сохранит чутьё. Победная весна стремится уничтожить Прошедших ад земной, и, как ты не крути, Живые рвут живых и мертвецов тревожат, И прячется отчёт о пройденном пути. И не извлечь свинца, засевшего в патроне, Сон видит беженец на нищенском узле… И новый век — безродный цыганёнок К нему спешит по огненной земле. Среди многоэтажек Теряет силу эхо в вышине, Мужик с ковром закончил поединок. Глазами бриллиантовых снежинок Снег щурится в морозной тишине. Есть в нём какое-то недоуменье девичье, Застенчивость, и, может быть, укор: Образовалась, где лежал ковёр, Картина знаменитая Малевича. Не оценить её умом дремучим — Шедевр! Унижен глупый пылесос… Поджавши хвост дворовый пёс Обходит мужика на всякий случай. Село Сомово Мне чудятся бобры, речушка на запоре — В край сомовский вхожу, в шаблыкинские зори! Опять волнует грудь цветущий куст калины, И аист перед ним вошедший в бархат тины. Такая тишь вокруг — не шелохнётся тальник. С водою хмурых ям уходит в лес торфяник. А бусинки росы блестят как бы на снизке — Густой настой травы на камарином писке. И слышно еле-еле: бобры грызут берёзки, И долгий, как и сон, колёсный скрип повозки. Всё еду, еду, а село туманится во взоре — Тревожат мой покой щаблыкинские зори. * * * Пробило солнце в небе бреши — Струится свет из облаков. Лежат в лохмотьях почерневших Тела растерзанных стогов. И, как живой, в ленивой дрёме Сползает снег с овражных круч. Крупицей золота в соломе Танцует отражённый луч. Прощальный взгляд зимы печален, Ползёт по лесу холодок. Бежит от стога в дым проталин Овсянка, вскинув хохолок. * * * История любит движение вспять. Воочию вышло поверить: Явилась нежданно дворцовая знать И рабски покорная челядь. Обидно не то, что неравенство есть, А злит чужебесие знати: Служенье мамоне, отбросивши честь, Стремленье обуть русских в лапти. О славе России хором вопят. Готовят беду очевидно… Прилюдно зовёмся мы "электорат", Заглазно — забытое "быдло". * * * Дырявил лужи дождь перед закатом, И трели соловья звучали в перелеске. Вдруг гром ударил со всего плеча, По-молодецки ухнувши с раскатом… И отошёл, намеренно ворча, Как старый дед от похвалы невестки. Лес изумлённый в первозданном блеске Листвой намокшей набирался сил. Всё тот же соловей был ласковым и томным: То паузу держал, то заходился в треске… А солнца шар макушки золотил И медленно спускался— красным и огромным.
|
121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1, Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05, literator@cityline.ru |