СЛОВО О ПОЭТЕ АЛЕКСАНДРЕ ТИХОМИРОВЕ

СЛОВО О ПОЭТЕ АЛЕКСАНДРЕ ТИХОМИРОВЕ

В последний раз мы сошлись случайно в дверях Дома литераторов. Он спросил:

— Ты видел мою подборку?

В устах другого подобный вопрос был бы дежурным. И мне ничего бы не стоило ответить дежурными похвалами. Но Александр Тихомиров, которого все звали Сашей, печатался редко, каждой публикацией дорожил, надеялся, что она имеет значение в его судьбе поэта, и я не стал лукавить:

— Да, видел.

— Ну и как тебе показалось?

Он смотрел на меня, по обыкновению улыбаясь, только глаза оставались серьёзными.

— Думаю, тебя представили не лучшим образом.

Он тотчас со мной согласился, как будто ожидал именно этих слов.

Мы не виделись несколько месяцев, обоим хотелось поговорить, и потому я вернулся с ним в Дом. Разместились за столиком в баре… Как случается в подобных ситуациях, складной беседы не получилось, разговор прыгал с одного предмета на другой. К нам присоединился Медведев, рассказывал о поездке в Венгрию, о национальной кухне, о Балатоне и прочем.

— Давайте выпьем, — предложил Саша, — за всех нас!..

И мы подняли бокалы с лимонного цвета напитком.

Трудно сказать, сколько бы мы просидели в баре, если б неожиданно в нём не появилась Лида, жена Саши, которая предложила всей компанией "перекочевать" к ним домой.

— Подальше от чужих глаз, — сказала она.

Мы согласились.

Я познакомился с Сашей зимой 1969 года в коридорах издательства "Молодая гвардия". Высокого роста, с шапкой чёрных волос, подвижный и как бы вечно куда-то спешащий, он обладал неисчерпаемым запасом доброжелательности. Ещё издали, увидев кого-нибудь из знакомых, он улыбался. И крепкое дружеское рукопожатие наряду с белозубой улыбкой — верно передавали эту черту его характера.

На Пятое совещание молодых писателей Москвы мы попали с ним в семинар, которым руководил поэт Леонид Тёмин. Здесь впервые услышал я стихи, составившие впоследствии книгу "Зимние каникулы".

Стихи свои Саша читал необычно: не подчёркивал чтением их ритма, совсем не склонен был к пафосу. Чуть торопливо, но внятно, он словно бы пересказывал нечто, чему был свидетелем, чем восхитился и теперь с удовольствием делится увиденным.

Стихи его, по общему признанию участников семинара, отличались свежей живописностью, идущей от фольклора, и едкой иронией. Они напомнили мне тогда "Столбцы", хотя тематика их иная: у Заболоцкого — гримасы городского быта, у Саши — деревенская быль, дурашливые и нелепые истории. Но и у него, при внешней кажущейся несерьёзности, даже абсурдности, — верное глубокое отражение действительности.

В квартире на Чайковского, пока Лида хлопотала на кухне, а Медведев звонил по телефону, мы на несколько минут остались одни.

— Как с книгой? — спросил я.

— Плохо.

— И "Месяцеслов" не помог?

— Нет…

Цикл стихотворений "Месяцеслов", написанный в светлой тональности, должен был смягчить впечатление работников издательства от рукописи новой его книги. Они упрекали поэта в пессимизме.

Помолчали…

Потом он метнулся в угол комнаты:

— Вот, посмотри, — он держал в руке коробку из искусственного стекла, — в неё входит книга… Понимаешь, я буду держать её на столе, а в ней Новый Завет…

Мне показалось, он не хочет обсуждать свои дела, о моих я тоже отозвался односложно. До прихода Медведева мы поговорили немного о книгах, кто что купил в последнее время.

К началу многоголосого дружеского застолья прибыли Р. Романова, А. Королёв… Саша был более других оживлён, подсаживался то к одному, то к другому: чокался, просил читать стихи…

Когда в фойе Дома литераторов я увидел траурное извещение, в груди стало холодно и сердце куда-то провалилось. Я понял, что для меня в мире одной улыбкой стало меньше. И в памяти отозвался Сашин голос:

Ах ты, милочка моя,

Не печалься, Лидка!

Вот могилочка моя —

Синяя калитка.

От росы сверкает крест,

Лавочка отволгла…

Пусть я тут один, как перст,

Буду долго-долго!

Михаил ШАПОВАЛОВ

Обсудить на форуме.