Главная страница Текущий номер Архив Гостевая Форум Обратная связь Фотогалерея

Михаил ШАПОВАЛОВ

Михаил ШАПОВАЛОВ

В день памяти Пушкина в музее-усадьбе "Остафьеве" — "Русский Парнас" состоялось возложение цветов к памятнику и короткие выступления. После этого учащиеся средней остафьевскои школы исполнили композицию по произведениям Пушкина. Морозный день... скупое зимнее солнце стыло над деревьями... над головами собравшихся высилась бронзовая фигура Поэта... звучали молодые голоса... аукалось в сердцах пушкинское слово... Вот подлинный урок литературы! Подумалось: "Нет, не всё еще потеряно!" Пушкин тому порукой. Не им ли сказано:

Сильна ли Русь? Война и мор,
И бунт, и внешних бурь напор
Её, беснуясь, потрясали —
Смотрите ж: всё стоит она!
Дай-то Боже, — выстоим.

* * *

Голуби детства созвездьями стали.
Видишь, как в полночи плещут крыла!
Как поворотом немыслимым стаи
Вновь перечеркнута душная мгла!
Сердце замрет, — на полет отзовется.
В лучшую пору нам было дано:
И напоить их водой из колодца,
И рассыпать перед ними зерно.

* * *

Зелёную волну месили плицы.
Шел вверх по Волге белый пароход.
Кружили над кормой большие птицы.
Был синевой расписан небосвод.
Прочитано немало ярких книжек.
Мечты проснулись. Мне десятый год.
Я, может быть, один из всех мальчишек
Когда — гадаю — будет мой черёд?
Картина давняя!.. В июльском блеске
День ожиданий в памяти встает.
Из чащи лет гудок взывает веский...
Волну времён перехожу я вброд...
На берегу, опять с надеждой детской,
Я провожаю белый пароход.

СУМЕРКИ

Небо темнеет... Между стволов
Поздней зари игра.
В лесу сыроватый запах грибов,
Немолчный вороний грай.
И там, где краски уходят в звук,
Шорох листьев и птичий крик, —
Бывает, на миг осветится вдруг
Тенями очерченный лик.
Тревога внезапная сердце кольнет,
Как будто, пройдя стороной,
Глянул в глаза с нездешних высот
Пращур далёкий твой.

* * *

Соловьям уже не петь
С той пронзительною силой...
Губы жаркие, как медь,
В поцелуях остудила.
В парке кончился сезон.
Облетела листьев стая.
Вечно юный Аполлон
Встал за черными кустами.
Кавалеров всех верней
Оказался белоликий,
И опять до майских дней
Будет ждать тебя с улыбкой.

* * *

Осенняя хмарная сырость.
Вставать по утрам тяжело.
И всё же, скажите на милость,
Куда моё лето ушло?
Зачем с прямотой очевидца,
С упрямою верой в глазах
Я солнечной жду колесницы
На синих небесных лугах?
На синих когда-то, а ныне
Свинцовых, холодных, пустых, —
Подобных бесплодной пустыне,
Чью тайну никто не постиг.
И всё же, скажите на милость:
Кому это надо опять,
Чтоб сердце вслепую томилось?
И можно ли сердце понять?

* * *

Время уносит
Лучшие года мои.
И — не поют соловьи,
На сердце Осень.
На небо глянешь: Север.
Кажется, будто вчера
Зерна Добра
В души я сеял.
Скоро и лед,
И разлука.
Мысли полночная мука:
Сколько колосьев взойдёт?

ДЮРЕР

Мне мил его автопортрет
С колючкою в руках,
И юности безгрешный цвет,
Что не погас в веках,
И взгляд, косящий свысока,
И как тут не злословь:
Еще незримо далека
Ужасная любовь!..*

*Художник в конце жизни заразился сифилисом от прекрасной венецианки

* * *

Мы взяли гроб. И понесли. Разъезжена
Была земля. И наш неровен шаг.
И причитала истерично женщина,
Глаза закрою, — крик стоит в ушах.
Дул ветер. Провожающие шли
Нестройной и понурою толпою
Туда, где за шоссейною чертою
В крестах вставало кладбище вдали.
А впереди два мальчика несли
Венки цветов... И трепетали ленты.
Мне грезилось в провалах облаков
Дыхание холодной Леты.
Как просто узкий ящик уложить
В сырую равнодушную могилу,
И так не просто этот день прожить —
Как в тяжком сне, как будто через силу.
СИРЕНЬ

Кустами целыми несут
В метро — сирень! — кустами.
И пахнет, будто бы в лесу,
Прохладными цветами.
"Сирень!" — я слышу голоса.
"Сирень..." — шепчу беззвучно,
Лиловая её краса
Старинной тайной мучит.
Недаром Врубель перенёс
Своей мятежной кистью
На полотно в алмазах рос
Сирени куст лучистый.
И дорого тебе и мне,
Усталым горожанам, —
Напоминанье о весне,
Чья даль еще свежа нам.

ПОСЛЕДНЯЯ СЕРИЯ

Когда Эстер стреляет в Долли,
Мы понимаем: это финиш.
Не будет больше ограблений,
Интриг, арестов и погонь.
Когда Эстер стреляет в Долли —
И раз! И два!
И три!.. Всё ясно.
Смерть подлая и без цветов.
Незаурядный ум у Долли.
Судьба несчастная у Долли.
И вот экран померк без Долли,
Гордячки, гангстера, вдовы.

БАЛЛАДА

Однажды царь Пётр и Фридрих-король
беседовали вдвоём.
Длинные трубки курили они,
пили крепчайший ром.
И спор у них вышел, чей лучше солдат:
русский или пруссак,
Выпустив дыма струю в потолок,
король заявил так:
— Мои гренадеры — один к одному,
любой — могучий медведь.
Если в атаку они пойдут, —
пред ними отступит смерть!
Петр улыбнулся:
— Король и брат! я верю словам твоим.
Но как выполняет приказ солдат —
об этом мы говорим.
Они отпили из кубков своих,
и тогда предложил король:
— Устроим экзамен. Пусть каждый солдат
свою исполняет роль.
Петр согласился... Могучий Фриц
в мраморный зал вступил:
Грудь колесом, — ружье и тесак, —
исполнен отваги и сил.
Фридрих сказал: — Прыгай в окно!
— Яволь! — ответил храбрец,
— Позвольте прощанье домой написать,
есть мать у меня и отец.
Под окнами крыт булыжником плац...
Второй этаж... Высоко...
Но король, довольный, его отпустил.
Отделался Фриц легко.
— Хорош ли солдат мой? — Фридрих спросил.
И Петр кивнул головой.
Меж тем Иван на порог вступил,
по виду — совсем не герой.
Он Фрицу был едва ли по грудь.
Король усмехнулся: "Мал".
Но Петр метнул на солдата взгляд.
— Прыгай в окно! — приказал.
Перекрестясь, рванулся Иван
к раскрытому настежь окну.
И если бы Петр за рукав не поймал,
Иван бы в окно нырнул.
— Так исполняет русский солдат
приказ своего царя! —
И Петр Ивана поцеловал,
за службу благодаря.
...Увы! У баллады плохой финал:
в бою за один редут
Бесстрашный Фриц и бесстрашный Иван,
штыки скрестивши, падут,
И в смерти друг друга любой из них
пред небом не виноват.
Оплачивать кровью верховный спор —
долг неизбежный солдат.
ДИОГЕН

Жил в бочке,
пил из лужи, как собака,
ходил в хламиде грязной,
презирая
на свете всё:
семью и государство,
дела сограждан, чистую одежду.
Всех задирал,
бил любопытных палкой,
в гостях бывая,
вёл себя по-хамски:
ругал хозяина, скандалил за столом.
И говорил: — Вы зрите пред собою
космополита, гражданина мира.
Я — ваш освободитель от страстей.
Долой изнеженность!
Богатства бросьте в море!
Отечество, брак, дети — ерунда!..
Спи на земле, пей воду, ешь бобы
и смело делай то, чего другие
и в помыслах боятся совершить;
тогда —
ты назовёшь себя счастливым
и циником тебя я назову...
Вселенский хиппи,
с фонарём в руках
средь бела дня искал он человека,
подобного себе. И не нашел.
И в Тартар провалился!
Между тем
никто его оплакивать не стал.

* * *

То лягушки... то соловьи...
То кукушка из рощи ближней...
Славя радости вешней жизни,
Подают голоса свои.
Голос, твари дан, чтобы петь,
В этом, — вижу, — мы с ними схожи:
Запоешь, и духом моложе,
И легка под ногами твердь.
Дивны, мир, голоса твои!
Что целительней есть и проще?
То кукушка из ближней рощи...
То лягушки... то соловьи!

ПОДМОСКОВНЫЕ СОСНЫ

Подмосковные сосны...
Тихий, медленный звон...
Утром ранним и росным
К вам идём на поклон.
И пока утро тянет
Через хвою лучи,
На широкой поляне
Постоим, помолчим.
Прямота этих линий
И упорство корней —
Как пример нам отныне
В синем омуте дней.
Сумрак вянет. Лиловость
В землю сходит с коры.
Начинается повесть
Июньской поры.

* * *

Европа — шлюха. Не ему
Любить продажные румяна.
Недаром слышит он сквозь тьму
Прибой далёкий океана.
Он перья выбросил в окно
И сжёг стихи в поспешном раже.
Вскружило голову вино
Географических миражей!
Теперь котомку за плечо:
— Прощай, Париж! С тобой мы квиты...
Поют под легким шагом плиты
И сердце бьётся горячо.
Фонарь. Застава. — Кто идёт?
Эй, там!.. — Ночные никнут тени.
Вдруг голос с ангельских высот:
— Рембо — искатель приключений.
* * *

Безветрие. Вокруг такая тишь,
Что если крикнуть, — эхо мир разбудит.
Залают псы. Проснутся в избах люди...
Но ты не крикнешь, —
крик свой промолчишь.
Пространства белые затерянных полей,
Лишь огоньки вдали дрожат знакомо
Да золотом скользит по голубому
Широкий месяц — зеркало ночей.
Но почему встает в душе моей
Смятенных чувств неясное волненье:
Как будто ночь дарит мне откровенье,
И я в последний раз среди полей?..

ТРОФЕЙ

Цветущей вишни ветвь
на мареве заката.
Фигурки юных гейш
в цветастых кимоно.
Японский гобелен,
трофей отца солдата,
Подаренный тебе, —
не видел я давно.
Но я давно забыл
все наши разговоры,
И сердцу все равно,
кто заменил меня.
Я лишь перебирал
воспоминаний ворох,
И вот одно из них:
в лучах последних дня
Цветущей вишни ветвь,
как бабочки крылаты
Фигурки юных гейш
в цветастых кимоно...
А ты здесь ни при чём.
И, тайный соглядатай,
Мне память говорит,
что сердцу всё равно.

ГОЛОС

За какой-то глупой тяжбой, —
Есть ли глупости предел? —
Пропустил я голос важный:
Говорил он или пел?
Влился он в многоголосье
Наших споров ни о чём,
Как вплетается в колосья
Небо солнечным лучом.
Стыдно помнить: отмахнулся,
Не поднял к нему глаза.
Он пропал и не вернулся.
Что пропел он? Что сказал?
Может, мужеством наполнить
Душу он мою хотел,
Чтобы мог я встретить полдень
Жатвою свершенных дел?
Мне бы — только-то и надо —
Вслушаться в него, понять...
Может, горькую усладу
Он сулил как благодать?
И за дерзкое презренье,
Юный петушиный пыл
В сердце я ношу смущенье,
Потому что голос — был!..

 

Обсудить на форуме.

121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1,    Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05,    literator@cityline.ru