Екатерина СИМИНА

ОЛЯ-ОЛЕЧКА

Сегодня суббота. Олечка, проснувшись, лежит с закрытыми глазами. Дни недели она еще не знает, но в субботу и воскресенье распознает по запахам.

Сегодня суббота, потому что пахнет обувным кремом. Это папа, встав раньше всех, начистил обувь, выстроив ее в коридоре в длинный ряд. Первыми стоят папины хромовые сапоги. Потом мамины туфли-лодочки. Затем ботинки братьев, туфли сестры Гали и ее, Олечки, красные ботиночки. У Гали туфельки тоже красные. И для их обуви даже есть специальная щетка для красного крема.

Среди недели обувь по необходимости моют и чистят себе сами. А по субботам папа наводит блеск на все штиблеты, как он сам говорит. И они действительно блестят.

По субботам мама не будит Олечку — спи, сколько хочешь. Среди недели она будит всех: папу на работу, старших в школу, Олечку — посмотреть за Ванюшкой, потому что у самой много дел и забот. А по субботам Олечка встает, когда хочет. В этот день занятия в школе заканчиваются рано, и братья с Галей спешат домой, где уже вовсю идут приготовления к семейной прогулке. Мама завязывает бантик Олечке, надевает на дочек нарядные платья. Братья тоже одеваются нарядно. Все идут на улицу. Впереди папа катит коляску, за которую с боков держатся братья-школьники. Сзади мама ведет за руки Галю и Олечку. Так семья идет сначала в один конец улицы, здороваясь и коротко разговаривая с соседями, потом в другой конец, где есть спуск к парку культуры, расположенному на берегу пруда. В парке каждый выбирает аттракцион по душе. Олечка идет на карусели, где сидит на лошадке и, проезжая мимо ждущей ее семьи, машет рукой, и ей машут в ответ.

Галя катается на цепочной карусели, сидя в кресле, летящем по воздуху. Ей тоже семья машет, а она — в ответ.

Затем все идут в тир, где братья и папа стреляют из духовых ружей — духовок. Директор тира, инвалид на протезе, здоровается с папой за руку, отсчитывает пульки, всегда приговаривая:

— Ну, я тебе призовые сразу отсчитаю, не промахивался еще.

Папа возражает:

— Наперед ничего загадывать нельзя. Как заслужу — так отсчитаешь.

Хорошо стреляет не только папа. Братья тоже мастера стрельбы, поскольку дома есть духовое ружье, которое лежит под диваном. Брать его может только папа. Он, если братья не провинились в течение недели, после обеда в субботу выносит духовку на улицу, на огородный забор вешаются самодельные мишени, и начинается соревнование на меткость.

Смотреть и участвовать приходит вся улица. Соседские мальчишки и мужики распределяют очередь надолго вперед: из одного ружья всем желающим в один день не пострелять. Вот и организуется очередь из охотников. А остальные заинтересованно эмоционально наблюдают.

После тира семья идет к лотку мороженицы, у которой папа покупает каждому по вафельному стаканчику. С мороженым идут на летнюю эстраду, где в выходные с утра до вечера играет духовой оркестр. Есть небольшая площадка для танцев, там вальсируют пары, мама с папой в том числе. Олечка даже немного стесняется, когда папа кладет маме руку на талию, а она кладет ему свою на плечо, другой берет мамину руку, и они начинают кружиться. Домой возвращаются к обеду. После него, если погода хорошая, папа выходит с баяном на улицу, начинает играть и петь. Почти всегда первая его песня — "Когда б имел златые горы и реки, полные вина…".

У двоих соседей на улице тоже есть гармони. В том числе у однорукого дяди Кузьмы. Он приносит ее, садится, ставя себе на колени, опирается на нее единственной рукой, слушает, подпевает и иногда у него на глазах слезы, которые он старается незаметно смахивать.

Олечка стесняется танцевать, а совсем маленькие и совсем взрослые — танцуют. Прямо перед домом или на дороге. Очень смешно пляшет любитель танцев и едва ли не самый активный их участник двухлетний сосед Сережка: он кружится, приседает, ставит руки в боки и раскачивается. Мама говорит, что и Олечка, когда была такой же маленькой, плясала под папину музыку. Но Олечка не помнит. Конечно, совсем ведь маленькая была, несмышленая. Сейчас она — уже большая девочка, которая снисходительно улыбается, глядя на уморительного в своей пляске Сереженьку. Даже не верится, что и она была когда-то такой же маленькой и смешной. А сейчас она уже такая большая девочка, что ей доверяют присматривать за малышами.

Вот и в песенно-плясовых забавах возле ворот не обходится без Олечкиного попечительства над малышками. Особенно, когда грядут какие-нибудь праздники. Тогда папа говорит Олечке:

— Ну-ка, доченька, разучи-ка с ребятами песенку про елочку, а то Дед Мороз им подарок не даст, если они ему не споют.

Или надо разучить про каравай, например. Вот и приходится Олечке браться за это хлопотное дело. Как же можно не выполнить такое поручение и оставить малышей без подарков? А попробуй-ка научи водить хоровод и петь детишек, которые ходить и говорить-то только научились! Олечка, насупив бровки, ставит малышек в круг, показывает, как надо водить хоровод и учит петь "Елочку", например. И они поют:

В есу ядиясь еяцька…

Ведь смешно и неправильно! Надо петь:

В лесу ладилась елоцька…

Или вот очень трудно было разучить танец и песню "Мы — матрешки". Это совсем не просто — петь и плясать одновременно. А тем более малышам.

Мы матлески — вот такие клоски.

У нас классные сапоски.

Это надо петь, поставив руки в боки, приседать, показывая, какие крошки — эти матрешки, а потом делать движения ногами "пяточка — носочек, топ-топ-топ, пяточка — носочек, топ-топ-топ".

Так мало того, что почти все Олечкины подопечные смешно пели:

Мы матески — вот такие коски, —

так еще и кое-кто упал, когда делал танцевальные па "пяточка — носочек".

За это папа и дядя Федор, аккомпанировавшие на баяне и гармошке танцевальной группе, упрекнули Олечку:

— Что это у тебя балетная труппа на ногах не стоит? Умаялись на репетиции? До упаду дотанцевались?

Будто Олечка виновата. Она тоже умаялась: надо поднять упавших, успокоить их, а то вместо пения того и гляди реветь начнут. Одним словом, забот и волнений у Олечки хватает. Но они ей даже нравятся. Она мечтает быть воспитательницей в детском саду, чтобы возиться с малышами. Такие они смешные и уморительные! И Олечку любят и слушаются. Песни и пляски у ворот продолжаются дотемна. Самые маленькие, конечно, уводятся или даже уносятся, сморенные, домой раньше. А Олечка почти всегда сидит до конца, пока папа не встанет и не пойдет домой. А следом за ним и соседи расходятся.

Хорошо проходят субботы! Олечка любит их. И воскресенья любит.

Воскресенье она тоже узнает по запаху. Пирогов. Тоже, еще лежа в постели с закрытыми глазами, только проснувшись, она знает, что это — воскресенье. Вкусно пахнет пирогами, которые мама печет в русской печке. Когда Олечка встает и идет на кухню, на столе уже стоит пирог с капустой, накрытый чистым полотенцем, шаньги с картошкой, ватрушки с творогом. Маме помогает старшая сестра Галя:она смазывает стряпню растопленным сливочным маслом, в которое макает связанные пучком гусиные перья. Если не все еще смазано, такое нужное и важное дело доверяют Олечке. И она, насупив бровки и высунув язык, мажет шанежки, которые делаются еще румянее и красивее.

Папа приходит с братьями с уличной зарядки в самый разгар женских хлопот со стряпней и сразу отмечает:

— Какие у нас хозяюшки молодцы! Сноровистые, ловкие, дружные! Каких пирогов напекли! Ай да мастерицы!

Последним достают из печи рыбный пирог. Все садятся за стол в зало, у каждого — по кружке молока, и начинается вкуснейшая трапеза.

По воскресеньям на пироги часто приходят гости: тети, дяди с детьми, знакомые и коллеги. Бывает, и сами всей семьей отправляются в гости.

Часто папа ведет всех детей на утренний сеанс в кинотеатр. Он покупает билеты, дети идут в зал одни, а по окончании папа их встречает и расспрашивает, о чем фильм. Перебивая друг друга, все начинают рассказывать. И если слушать каждого по отдельности, то можно подумать, что речь идет о разных фильмах.

Как-то, когда уже начался учебный год и старшие пошли в школу, в которую Олечке еще было рано, папа после ужина сказал, что ему дали путевку в Крым, куда он может взять с собой одного ребенка. Все вместе решили, что школу пропускать нельзя, Ванюшка — совсем маленький, поэтому поехать может только Олечка. Она очень обрадовалась. Ведь ехать надо на поезде, который она пока видела только в кино.

Для этой поездки купили большой чемодан и ремни к нему. Мама сшила Олечке новое платье и купальник. Был куплен разноцветный резиновый спасательный круг. В Крыму есть море, в котором можно купаться, а брать туда резиновую камеру от колеса, с которой купаются на пруду братья, несолидно, как сказал папа. Да и для Олечки, для которой и предполагалось это вспомогательное плавательное средство, шина была слишком тяжела и громоздка.

Самое первое, что понравилось Олечке в путешествии — это езда на поезде. Так бы ехала и ехала! И не надо никакого моря. Тем более что море — это как их пруд, только больше. Но Олечка все равно будет плескаться, как и на пруду, только у самого берега. Так зачем ей еще больше, чем пруд?

В поезде поили чаем из стаканов в железных подстаканниках, как у бабушки Дарьи. Ужасно интересно было смотреть из окна. А когда поезд останавливался, папа покупал на платформах у бабушек яблоки, груши, и все было очень вкусно.

Но и на море Олечке понравилось. Сначала они пришли в комнату большого дома, который называл санаторием. Комната была огромной, и в ней — большой балкон, с которого было видно много диковинных деревьев, цветов, всякие скульптуры, как на аллее в Олечкином городе.

Когда пришли к морю — оно оказалось без противоположного берега и с большими волнами. На пляже было множество людей. Никто не купался. А Олечка набрала множество очень красивых камушков в подарок всем.

Потом, когда море успокоилось и купаться стало можно, Олечка диву далась, что попавшая в рот вода оказалась соленой. Кто же ее посолил? Какие-то хулиганы, наверное.

Пока Олечка бултыхалась в воде, папа всегда стоял рядом или играл с ней, таская за руки по воде, уча плавать, нырять с его плеч. Олечка научилась лежать на воде — как на кровати, прямо на спине!

Папа и дома нежил Олечку, а тут просто избаловал ее мороженым, фруктами, аттракционами.

Все знали, что Олечка — папина любимица. Нет, ей не доставалось больше гостинцев или нарядов, ее отчитывали и хвалили так же, как и всех. Но особое отношение к ней папы чувствовали все. Олечка гордилась этим и нисколько не удивлялась особому расположению к ней папы. Да потому, что она — Олечка! Хорошая девочка. И Галя, конечно, хорошая, но все-таки она — Олечка.

Она не знала, что когда мама ее рожала, то возникли сложности, и врачи говорили, что, вероятно, придется выбирать, кого оставлять, а кем пожертвовать. И папа, узнав об этом, твердил: "Жену, жену спасайте! Жену спасайте!".

Спасти удалось обеих. Но папа, чувствуя вину перед дочкой, как бы искупал ее особой любовью и нежностью.

По приезде домой Олечка была нарасхват с рассказами о Крыме, о море и у подружек, и у соседей. Она без устали говорила о том, какое море, о невиданных деревьях, цветах, о том, что она поехала в летнем платье, а с поезда сходила уже в пальто.

Олечка выучила новые песни, которые передавали по репродукторам на приморских улицах. И когда папа вышел в очередную субботу с баяном и заиграл, запев одну из них, Олечка подхватила его призыв подпеть:

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось…

Эту песню никто на улице не знал, кроме папы и Олечки. И этим обстоятельством она была очень горда, как и поездкой на юг.

…В тот день Олечка с папой пошли в магазин за портфелем и пеналом. Решили, что хотя ей только шесть лет, она уже может идти в школу, поскольку выучила буквы и умеет считать до десяти.

Старшие гостили в деревне у бабушки, куда должна была отправиться и Олечка с мамой и Ванюшкой. Но из-за болезни дочки в городе осталась и мама.

Портфель и пенал были куплены в "Детском мире" на Олечкин выбор: красный кожаный ранец с золотыми застежками и деревянный пенал с нарисованным на нем Буратино. Олечка несла портфель сама и была очень горда. Они остановились у дороги и стали дожидаться зеленого сигнала светофора. Держа папу за руку, Олечка засмотрелась на парившего в небе воздушного змея. Похожие мастерили и ее братья с другими мальчишками с улицы, собираясь во дворе, слушая советы и рекомендации папы. Змеи были разными по форме, раскраске, умению летать. Олечка, задрав голову, смотрела в небо, подумав, что уже соскучилась по отдыхающим в деревне братьям и сестре.

Она не успела ничего понять и увидеть. Державшая ее папина рука вдруг дернула, отбросила ее, Олечка полетела, стукнулась об асфальт, от неожиданности и боли даже не сумела закричать, но шума и криков было достаточно и без нее: гром, скрежет, ор…

Она, наконец пришла в себя, заревела, встала, увидела кровь на разбитых коленях и руках, заревела еще громче, стала искать глазами папу, но увидела много людей, грузовик… Она побежала к тому месту, где они с папой стояли и, пробравшись между людских ног, увидела лежащего мужчину, на месте лица у которого была кровь, поэтому его нельзя было узнать. Но сапоги, галифе и китель были папины.

Олечка никогда не видела папу, лежащим на земле. Так лежит иногда пьяный дядя Матвей. Она, пробравшись к отцу, стала трясти его за окровавленную руку и кричать:

— Папа, папа! Вставай! Ну, папа!

Кто-то взял ее на руки, но она стала кричать и вырываться.

…Папа лежал на большом обеденном столе в алом гробу. На лбу у него была белая повязка. Возле гроба все время сидели тети, соседки, бабушки в черных платках. Все плакали. Кроме мамы. Она не плакала и ничего не говорила все дни, пока папа лежал в гробу.

В доме были завешаны все зеркала. Выключено всегда работавшее радио. Свет горел в доме и по ночам. Однажды Олечка проснулась от странных звуков из зала. Она встала и босиком пошлепала туда. Мама стояла возле гроба, обняв его, положив голову лежавшему в нем папе на грудь, и тихонько выла. Черного платка, все эти дни повязанного на маме, не было. И Олечка увидела, что длинные коричневые мамины волосы, обычно собранные на затылке, сейчас распущены и стали, как у Снежной королевы — белые-белые. Такие еще бывают у бабушек. Но ведь мама — молодая. И она почему-то стала, как Снежная королева.

Олечка забралась в свою кровать, залезла под одеяло и заплакала.

Потом были похороны. Папу вынесли на улицу, где стояло огромное количество людей. Как на демонстрации.

Олечка любила ходить на демонстрации, куда папа брал всех детей. В тот день Олечка просыпалась от музыки, звучавшей из репродукторов на улице. Мама собирала детей в этот день, особенно нарядно одевая: Гале заплетала красную ленту в косу, Олечке завязывала бант, братьям надевала белые рубашки.

Брались разноцветные шары, которые накануне вечером надували папа и братья, веточки деревьев, на которые ниточками привязывали бумажные цветочки, смастеренные из салфеток. Мальчики брали самодельные красные флажки, которые тоже накануне мастерили всей семьей. Папа брал баян и, наигрывая, шел к своей конторе, возле которой собиралась колонна его предприятия. Там уже было много людей, они веселились, пели, танцевали, было много детей. Потом все шли, кричали "Ура!". Под конец папа садил уставшую Олечку на плечи, она держалась за его голову, а он продолжал играть на баяне.

Когда веселые, радостные возвращались домой, мама ждала с накрытым столом, на котором стояли неизменные в Первомай пироги.

И вот на улице, куда вынесли гроб с папой, народу было, как на демонстрации. Но никто не пел, не веселился. Заиграла музыка. Очень печальная. Люди двинулись. Вперед несли подушечки с наградами, которые папа редко надевал, и они хранились в маминой шкатулке вместе с ее единственными бусами. Затем шли люди с венками. За гробом шла мама со своими сестрами, державшими ее под руки. Потом шла Олечка с Галей, тоже в черных платочках, Егорка с Олегом.

Сначала все двигались по немощеной улице, потом вышли на большую асфальтовую дорогу и шли по ней. Потом стали рассаживаться в автобусы и машины. На один грузовик поставили гроб. Туда же залезли мама с тетями и старшие дети. Олечку хотели посадить в автобус, но она заплакала и запросилась в грузовик вместе со всеми. Ее посадили туда на лавочку, и она во время езды не отрывала глаз от папы, который шевелился. Шевелилось лицо, шевелились руки, когда машину мотало, и она подскакивала на ухабах. Олечке казалось, что папа вот-вот откроет глаза и встанет. Он не умер! Он шевелится!

Приехали в лес, где было много крестов. Папу принесли к вырытой яме, опустили гроб на землю. Люди стали говорить о том, какой папа замечательный человек, как все его любили и уважали. Все его жалели и ругали пьяного водителя грузовика.

Все ревели. Кроме мамы. Потом папу накрыли крышкой, заколотили ее, стали опускать гроб в могилу. Мама, бросив горсть земли, стала падать, но ее подхватили. И вдруг Олечка поняла, что больше не увидит своего папу. И закричала.

Потом все приехали к зданию, куда папа водил Олечку на елку. Олечка удивилась: ведь не зима же! Но в зале, где обычно посередине была елка, стояли столы, за которые все расселись и стали кушать и опять говорить, какой папа — хороший человек.

Когда пришли домой, мама легла на диван. Прямо одетая. А потом приехала "скорая" и ее увезла. Мама была полная. Она такая уже была. Тогда папа ее увез куда-то, а привез уже худую и с Ванюшкой. Папа Олечке говорил, что когда она пойдет в школу, у нее будет еще один братик или сестренка. Но в школу она еще не пошла, а тетя Груня, мамина сестра, сказала на следующий день, как маму увезла "скорая", что у Олечки появилась сестренка.

Олечка вышла на улицу. Во дворе сидела соседка тетя Капа. Она, увидев Олечку, бросилась к ней, обняла и заплакала. Вышедший дядя Никодим стал ее отчитывать:

— Напугала ребенка, успокойся, — но и сам он был очень грустный.

Вообще в последнее время все взрослые, когда смотрели на Олечку, становились печальными, старались погладить ее по голове или опускали глаза. Раньше, глянув на нее, все улыбались. А сейчас все смотрели жалостливо и даже испуганно.

Олечка пошла за ворота. Там Валерка Мильчаков возился в компании мальчишек со своим самокатом. Он вдруг ни с того, ни с сего предложил:

— Олечка, хочешь, мы тебя покатаем?

Но она не хотела. Она пошла по своей немощеной улице, повернула на тротуар, дошла до угла, опять повернула, встала у дороги и узнала место: на той стороне они стояли тогда с папой, чтобы перейти на эту сторону. На улице никого не было. Шли две женщины. И Олечка услышала, как одна сказала:

— Смотри! Седая девочка.

Олечка огляделась. Но вокруг никого не было. Только эти две тетеньки, и она, Олечка.

Публикуется в сокращении.

Обсудить на форуме.