Валентин СОРОКИН

Валентин СОРОКИН

Валентин СОРОКИН

Красота — это не только радость. Если ты её, красоту, несешь через годы и годы, то даже внезапное горе, шумящее над тобою, может быть мужественным и красивым. Оно дает тебе право и силы — превозмочь его. А выше красоты и горя — слово — молитва матери.

Ты

Прямо в зенит, в зенит

Лист золотой звенит.

Всполох его унёс

С белых твоих берёз,

Где целовались мы

Чуть ли не до зимы.

Прямо в зенит, в зенит

Лист золотой звенит.

В сутеме ветровой

Вижу я образ твой.

Как на звезду-свечу

Сам я к тебе лечу.

Вечер осенний мглист,

Кружится желтый лист,

Кружится и в зенит

Нам о былом звенит.

Сон

Воскресает берёзовый свет

За окошками и за горою,

Потому безнадежности нет

Даже этой глухою порою.

Вспыхнет робко морозная дрожь,

И опять из мерцающей яви

Ты меня, улыбаясь, найдёшь

Вместе с солнышком и соловьями.

С куполов упадут на луга

Звоны храмов, медвяные струны,

И опять расцветёт не пурга,

А черёмухи белой буруны.

И навеется миг, невесом,

И опять в облака золотые,

Словно

в сказочный, радостный сон,

Мы уйдем — навсегда молодые.

Пусть о нас потеряется весть

В звёздной бездне, зато по округе

Будут белые яблони цвесть

Или плакать тоскующе вьюги.

Травы, травы, сады и сады,

С головою в метель окунуты, —

Ведь от счастья до чёрной беды

Расстояние —

меньше минуты.

Меж звЁзд

Порой замыканною бабой

Я громко заревел бы в ночь.

Но сильному не может слабый

И в одиночестве помочь.

Живым страданье не чужое

И знает гибельная мгла:

У сильного крыло большое

И взмах тяжелого орла.

На высоте последней круга

Пусть отрезвит меня гроза.

Я не хочу глазами друга

Свои испытывать глаза.

Иди, коль ветер, так на ветер,

Иди, огонь, так на огонь,

Я славлю тех, кого не встретил,

Протягиваю им ладонь.

Меж звезд не значится граница.

Спешит в долину солнце с гор.

И сильным птицам в стаю сбиться

Стрелки мешают до сих пор...

Путь человеческий в ухабах,

И ты,

от Бога ждя вестей,

Не задевай крылами слабых,

Не шевели земных страстей!

Две свеЧи

Золотыми лепестками снег

Пролетает, солнцем ослеплённый,

Ну, а я, в тебя, одну, влюблённый,

Всех седей и радостнее всех.

Я, как холм среди родных полей,

Каждый день свою зарю встречаю,

Свет её небесный замечаю,

Словно слышу голос журавлей.

Ты заря и солнышко моё,

Журавлиха,

лебедь ли,

кукушка,

Распахнула нам с тобой церквушка

Сердце золотистое своё.

Мы — свои в просторе, свет и свет

Золотыми веет лепестками,

Мы чисты с тобой перед веками,

И в душе раскаяния нет.

Посмотри, какой седой буран:

Вздохами рыдающей метели

Облака мои позолотели,

Не доплыв до южных теплых стран.

Потому под нами лепестки,

Солнцем ослеплённые снежины,

Золотисты и нерасторжимы, —

Две свечи,

две русские тоски!

Перелески любви

Вот опять впереди не холмы, а звенят Каракумы,

Не ромашки твои, а песок раскаленный звенит,

О, пустыня души, облаками горюнными думы

За тобою уплыли в чужой и нерусский зенит!..

Не боюсь я измен, не хочу я любви и тревоги,

Оглянусь я и вспомню:

вся жизнь беззаветно чиста —

Ничего у меня, кроме этой бессмертной дороги.

Прямо к иве рыдающей или к сиянью креста.

Я несу тебя, иволгу, тёплую, вещую птицу,

Даже трепет и голос твой отчим просторам дарю,

Ну зачем же так часто

мне стон твой тоскующий снится,

И багряные листья летят и летят на зарю.

Видишь, ива склонилась

над омутом злым на колени,

Задержались дожди и в горах затаились ветра.

Ну зачем же так часто мне снятся две тени, две тени

И луна каракумская — с вечера и до утра?

О, пустыня души, облаками плывущие думы,

И миражные дюны, где сеется золотом зной,

Перелески любви и ордынских разлук Каракумы,

И рябины закатной —

багряная гроздь надо мной!..

Тихо стонут

Не затеряется навеки

Сей миг и радости и слёз:

Через леса, холмы и реки

Один прошел Исус Христос.

Окинув небо вольным взглядом,

Мне вдруг подумалось о том,

Что это мы с тобою рядом

В его сиянье золотом.

Жена, сестра моя, невеста

И Богородица моя,

Нет на земле печальней места,

Чем наши светлые края.

Здесь, где мечи рубились лихо

И жутко ухала броня, —

Поёт на ветке соловьиха,

Седее вьюги и меня.

А хутора в забвеньях тонут.

Луна

над кладбищем

всплыла.

И тихо стонут, тихо стонут

Колокола, колокола.

Лунное кольцо

И опять неудержимо

Над сумятицей земной

Реет каждая снежина,

Исцелованная мной.

Звоны колокола, звуки

Тёплой меди,

вздохи вьюг,

Не твои ль святые руки

Разбудили мир вокруг?

Потому оторопело

Выбегая на крыльцо, —

Среди стай багряно-белых

Вижу я твоё лицо.

Золотыми родниками

Шумно вкатываясь в дни,

Пропадают за веками

Деревенские огни.

За боярствами усадеб,

Банков,

офисов,

хором

Слышу я не пляски свадеб,

А рыданья похорон.

Сиротеюще и тихо

Дремлют ели в серебре…

Неужели соловьиха

Прилетает в январе?

На путях-дорогах смелых,

Там, где лунное кольцо, —

Среди стай багряно-белых

Вижу я твоё лицо!

Две капли

Летят поля под небесами,

Летят холмы, летят леса

И вновь по-детски чудесами

Удивлены твои глаза.

Но я ни с кем не соревнуюсь,

Но я обиды не коплю, —

Ведь я, один, с тобой милуюсь,

И я одну, тебя, люблю.

Иди, иди по русским травам,

Цвети и пой передо мной,

Вон хочет солнышко по праву

Обнять крылами шар земной.

А мы просторам улыбнёмся,

И поцелуев не щадя,

В порыве пламенном сольёмся, —

Две капли позднего дождя.

Уж скоро молнии и грозы

Погаснут радугой-дугой

И седоглавые морозы

Наш дом окутают пургой.

Он будет плыть по тёмным весям,

Тоской о прожитом гоним,

И прозвенит багряный месяц

Последним парусом над ним.

Люби менЯ

Опять в Кремле звенят наградами,

Дивят речами, словно мифами...

С чубайсами и хакамадами

И грефы кажутся мне грифами.

Им аплодируют госдумовцы,

И олигархи Федерации:

Нет Сталина,

ведь толстосумовцы

Давно достойны депортации!

Они одетые, обутые

И евро-долларами сдобрены,

И Колыма в морозы лютые

Их ждёт, бараки-то не топлены.

Они, к особнякам привыкшие,

Не слышат нашего презрения,

По ним тоскуют меры высшие —

За нищету и разорение!

За Белоруссию, Абхазию

И за чеченские сражения,

За то, что сдали нашу Азию

С Россией вместе в окружение.

Министра или председателя

Обнимет вьюга безутешная:

Бог, метя шельму и предателя,

Незыблем карой неизбежною.

И ты люби меня, из ратников

Всех громче правду говорящего,

Люби —

над стаями стервятников

Под небом Родины парящего!

За одну тебЯ

Берёза юная взгрустила

И накренилась чуть трава,

Когда ко мне ты отпустила

Свои летящие слова.

Я в эту ночь к созвездьям вышел

Тоску вселенскую принять

И вдруг я голос твой услышал

И увидал тебя опять.

То голубым, то изумрудным

Сияньем утренней страны

Мы, словно птицы, в счастье трудном

На сотню вёрст озарены.

Здесь время стоном догоняют,

В покое ищут неуют

И, разлюбив, не изменяют,

А, позабыв, не предают.

И ты, хранима небесами,

В объятом думами краю,

Смиряешь юными глазами

Седую голову мою.

Кого я встречу иль не встречу,

Но до креста и под крестом

Я за одну тебя отвечу

Перед собою и Христом.

СЧастливые тени

Я люблю тебя нежно, единственно и высоко,

Присягаю всему твоему юному великолепью,

Так, наверное, кружит

перед темною ночью

тоскующий сокол,

Поседевший от времени,

над сверкучей ковыльною степью.

Я хочу прикасаться к тебе трепещущими губами,

Хочу целовать тебя долго, мучительно и неутешно.

Миллионы мужчин возле женщины

делаются рабами,

Потому что и ныне лишь ты средь измен

и страданий безгрешна.

Я хочу целовать тебя в ямочку между грудями,

Пусть ликующий стон твой

звенит за туманом по весям

И кивают кувшинки из омута

золотистыми лебедями,

Где тесно за околицей ранним берёзовым песням.

Вот прижмёмся мы —

телу послышится звёздное тело,

Мы, две теплых кровинки

родного с тобою народа,

Скособочилось время,

в сраженьях страна опустела

И, предчувствуя гибель,

безумствует пьяно природа.

Даже, глянь, у зари

беспокойство означилось лисье:

В прятки с тучей играет, ныряя в неё на рассвете, —

Ну зачем, как мгновения наши, кричащие листья

Ветер, ветер срывает и в бездну уносит их ветер!

Ничего на земле не цветёт, не колышется вечно,

Заболеет река — ни прилива уже, ни отлива,

Только страсть и любовь,

только страсть и любовь бесконечно

В необъятных просторах

плывут и плывут сиротливо.

СвЯтой поцелуй

Белый иней овеял кресты,

Белый иней сквозит по оградам.

И над ними течет с высоты

Солнце белое звень-водопадом.

Одиноко в туманной глуши,

Тихо, тихо — ни стона, ни боли,

Словно крылья усталой души

Опускаются в белое поле.

Что ещё у меня впереди

На дороге, истерзанной бытом?

Я молю тебя:

"Встань и приди

Поклониться чужим и забытым!.."

Сиротеющим избам не цвесть,

Где вы, пахари, где вы, солдаты,

Кто, живые иль мертвые здесь

За великий разор виноваты?

Вон берёзы теснятся толпой,

Возле кручи — обвал неминуем, —

Всех безгрешных помянем с тобой

Самым вещим святым поцелуем.

С пеньем храмов очнётся верста,

Час прощения в них повторится,

И распятой надежды звезда

В чутком небе опять загорится.

Белые ромашки

Клён ты мой, опавший…

Сергей Есенин

Под весёлым солнцем на лесной опушке

Зазвенели хором юные кукушки.

Зазвенели хором, шумно встрепенулись,

На лугу ромашки белые проснулись.

Только клён, опавший в темноте осенней,

Не ликует с ними в этот день весенний.

Эх вы, годы, годы, быстрые, как воды,

Тяжелей разлуки, горше несвободы.

Клён ли, ты ли, я ли, мы не повторимся, —

Голосом кукушек в далях растворимся.

И по нашим тропам, распахнув рубашки,

Побегут на зори белые ромашки.

Ты красиваЯ

Вот какая красивая ты,

Не родили тебя — надышали,

Потому через поле цветы

По тропе за тобой прибежали.

Все мы счастья внезапного ждем,

Хоть оно и не каждому снится,

Я хочу перелётным дождем

На горячие плечи пролиться.

Соловей ли на ветке вздохнёт,

Просверкает ли молния туго,

Пусть глаза твои даль распахнёт —

От ромашки до лунного круга.

Вздохи, вздохи, глаза и глаза,

И готовые к трепету руки,

Облаков золотых паруса

Молча движутся в бездну разлуки.

Я ведь знаю тебя наизусть,

И когда тишина заструится,

Пусть омоет туманами грусть

В поздний час одинокая птица.

Я пришёл красоту воспевать,

Слушать звездные оклики света,

И легко мне тебя целовать

В тёплых травах короткого лета.

Обсудить на форуме.