Главная страница Текущий номер Архив Гостевая Форум Обратная связь Фотогалерея

Герман БЕЛЯКОВ

КЛЁКОТ СОКОЛИНЫЙ
Сергей СОКОЛОВСКИЙ. "В затонах риска". М., "Голос-пресс", 2004

"Вот уже и мой талант облаян", — эта строчка открывает шестую книгу Сергея Соколовского "В затонах риска". Констатация вроде бы грустная, а по сути — завидная. Значит, относятся к нему "по-гамбургскому", вернее "по-пушкинскому" счёту. Значит, развитие его художественного мира идёт по восходящей. Значит, придётся, как заметил классик, "научиться глотать жаб", весьма умеренная плата за талант.
Вспоминается как в 1974 году в ВИНИТИ "облаивали", "зашикивали", "засвистывали" Юрия Кузнецова (обсуждалась его книга "Во мне и рядом — даль". Въедливая аудитория — сплошь стихотворцы — тихо закипела после вялого, безразличного чтения Юрия Поликарповича. Тогда встал Вадим Кожинов и, никому ничего не доказывая, сотворил маленький литературоведческий шедевр: блистательно (аж мурашки по коже!), наизусть (это поразило особенно!), почти час читал лучшее из творчества Юрия Кузнецова. И что же? — Вадим Валерианович сорвал аплодисменты и заодно сорвал козни литературных "шавок". Только где же Соколовскому найти своего Кожинова? Прорываться к всероссийскому читателю придётся в когорте близких по духу поэтов (назовём их "державники"), болеющих за отечество, за Россию. А пробиваться, действительно, есть с чем:

СУД ОФИЦЕРСКОЙ ЧЕСТИ

Я засыпал порой в комбинезоне
И просыпаясь, видел полигон,
Где сопки, как кровавые мозоли,
А солнце — будто в золоте погон.

Я проутюжил полстраны на танке,
На рубежах все ноги истоптал,
Но чтоб продать Россию
за "полбанки"?!
Да, может, я во времени отстал?
Взгляд у отца
на фотоснимке тусклый,
Глаза закрою, отверну лицо.
Под Сталинградом был он
и на Курской.
Чтоб за "полбанки"
продавать отцов?!

Как говорится на Руси — не сдюжил
Я, выполняя офицерский долг.
Я полстраны на танке проутюжил,
А застрелиться до сих пор не смог!

Жесткие, беспощадные слова, когда клокочет всё внутри… Содрана строчечная оболочка, и — "дохнула жизни глубина." Всем "крутит" яркая деталь — злосчастная "полбанка". Она — и метафора, и горькая усмешка, и боль (на разрыв!) Уверен, что "Суд…" по праву войдёт в любые Антологии о Русском Воинстве.
Впервые "Суд офицерской чести" я услышал в Московской писательской организации. Сергей поймал меня: — Послушай, что сегодня написалось… (небольшое уточнение: в свои последние два сборника и "На вокзале вечности" и "В затонах риска", изданных в последние два года в "Голос-пресс", он включил только новые стихи, около 250 стихотворений. Вот и представьте как ему писалось.) Через минуту мне стало абсолютно ясно, что моё мнение ему "до лампочки", важна реакция… В тех же коридорах я прослушал и прочувствовал и другие знаковые для Соколовского стихи: "Счастья нет — одна подкова…", "В отмороженном бурьяне…", "Улей", "В затонах риска".

В атмосфере жизни сволочной
Я дышу тоской неукротимой.
Пусть пронзает душу взгляд ночной,
Обольщая красотой интимной.

Мы тоску сегодня ублажать,
Как ходить по острию кинжала,
Но куда, в какую смерть бежать
До того, как смерть покажет жало.

В беспределе раскалённых слов
Я уже попал в затоны риска.
Мой последний пагубный улов
Будет как предсмертная записка.

Ловлю себя на мысли, что цитирую Соколовского полностью: настолько жестко сцеплены строфы. Как бывший танкист Сергей остро чувствует энергию "поэтического выстрела". Две строфы — "выстрел" (Таковых набирается 55). Три строфы — "залп" (38 насчиталось). В прицеле: "стервы", разномастные уроды, "пиковые дамы", "качки", "друзья и подруги"… Бой со всеми и с самим собой…
Автор и лирический герой не просто слиты, а "впрессованы" друг в друга. Читатель, как десантник — на "броне" и "загружен под завязку".
Стихи, как мне кажется, слишком подвластны автору, "когда нет неподвластности, нет полной растворённости в мире".
Поэтика сборника — вещь "тонкая": где-то читатель должен отдохнуть от автора, погулять сам по себе, подышать Природой, помыслить, а там, глядишь, снова вернётся в горячечную атмосферу авторских эмоций:

Я со швейцаром расплатился шуткой,
А сутенёра отблагодарил,
Что обеспечил номер проституткой,
Где я всю ночь за жизнь проговорил

Где не пыхтел, тоской пренебрегая,
И боль страданья осушил до дна.
Сношаться может женщина любая,
Но обсношать систему — ни одна!

Не важно, что мужик погиб от пули,
Не важно, что ребёнок был больной,
А важно то, что нас с рожденья дурят
Зимою, летом, осенью, весной!
Кого-то, возможно, покоробит фривольность второй строфы. Зато за третью все проголосуют двумя руками. Соколовский задел "нерв" общества: общее ощущение, что власть нас дурит "зимою, летом, осенью, весной!" и ещё чаще… Одна радость (грусть!), что в результате этого "дурения" власть сама оказывается в дураках, а заодно и мы все… У Соколовского не только "клёкот" поэтического голоса, но и "когтистое" прикосновение. Только это ещё не риск "В затонах риска". В какой-то мере тайна главного риска приоткрывается в предисловии — эссе известного поэта Льва Котюкова "Поэзия или жизнь?!": "…через людоедские турникеты мы, Серёга, прорвёмся. С нами — Лермонтов, с нами — Есенин, с нами — Бог!" Оставим в покое Бога и Лермонтова. Соколовский и Есенин — вот серьёзный риск!

В этой жизни умереть не просто,
Проще быть убитым наповал.

(Из книги С. Соколовского "На вокзале вечности".
М., "Голос-пресс", 2003.)

Произошло сцепление, начатое в ироничном смысле, а продолжилось в глубинном: "страстью — сопротивлением".
"Москва кабацкая" Соколовского (с десяток стихотворений: "Дай мне руку, милая-родная…", "Всё что хочешь пой, моя гитара…", "Я сегодня Москвой ошарашен…" или:

На Тверской в кабаке шум и гам.
Среди дыма, помады и смрада
Я запомнил тебя по губам,
Будто розу цветущего сада.

На мгновенье задумалась ты
И со мной согласилась как будто…
Но глаза предпоследней мечты
Ослепило багряное утро.

Соколовский не подражает "Москве кабацкой" Есенина, но продолжает её… Можно сорвать аплодисменты неискушённой публики, но "философия трактирной стойки" мелковата для большого Поэта. Есенин это чувствовал и с конца 1923 года больше к "кабацким" мотивам не возвращался: были "Персидские мотивы" и бессмертные стихи 1925 года.
К счастью для Сергея Соколовского сработал философский принцип "единство противоположностей", действующий в Поэзии, как "противоположность единства". Прочная, монолитная фактура стиха Соколовского и воздушная Есенина так и не подружившись, разминулись… Погуляла есенинская дымка над "затонами риска", да развеялась волевым авторским магнетизмом.
Поставить точку в размышлениях о Поэте, который стоит на пороге седьмой книги не просто: всё кажется что-то не досказал, не охватил, не доказал… Пишу это вполне искренне. Хотя искренность для Сергея Соколовского не аргумент:

Я не верю в искренность людскую.
К сожаленью, все слова — вода,
И когда напыщенно тоскуют,
И блистают юмором когда.

Откровенность — редкое явленье,
Крик души, толкающий в беду,
Но душой, внимая откровенью,
Всё надеюсь, что не пропаду.

Герман БЕЛЯКОВ,
председатель литобъединения
"Красная Пресня"
(студия "Трёхгорка")
 

 

Обсудить на форуме.

121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1,    Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05,    literator@cityline.ru