Главная страница Текущий номер Архив Гостевая Форум Обратная связь Фотогалерея

ЗВУКОМИР МАЯКОВСКОГО

ЗВУКОМИР МАЯКОВСКОГО

Тему еще можно было бы обозначить как "музыка революции", да уж больно затертое сочетание, вызывающее у многих неприятные ассоциации. И все же речь именно о звучании, о ритме революции, запечатленном в мире звуков поэзии Маяковского.
Из всех звуковых повторов самый заметный — рифма. Маяковский подчеркивал ее значение: "Рифма возвращает вас к предыдущей строке, заставляет вспомнить ее, заставляет все строки, оформляющие одну мысль, держаться вместе". До конца XIX века господствовала, за редким исключением, точная рифма, т.е. совпадение звуков рифмующихся слов, начиная с ударного гласного и до конца типа: полна — луна, правил — заставил и т.д. Неточные рифмы становятся обычными к ХХ веку. Ослабление точности ударного созвучия Брюсов назвал левизной рифмы. Левизна означает именно передвижение созвучия влево от ударного гласного, к примеру, маяковская рифма "интеллигентчики — достали свечки".
Для Маяковского левая рифма — теперь ее называют глубокой — имела первостепенное значение. Он откровенно считал, что делает, а не пишет стихи: "Я всегда ставлю характерное слово в конец строки и достаю к нему рифму во что бы то ни стало". Ударные созвучия Маяковского тесно связаны с темой стихотворения. Случаи чистого звукоподражания достаточно редки, хотя сам поэт определял свое творчество как "слышимую поэзию". Сейчас, в историческом далеке, нам слышится иное эхо событий в стуке копыт лошади по мостовой:

Били копыта.
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.

В русском языке сочетание звуков "г" и "р" имеет определенный мистический смысл: оно входит в состав множества слов с явно негативной эмоциональной окраской, либо же имеющих оттенок угрозы, тяжести или пренебрежения. Предупреждающе звучат слова: грех, грязь, гроза, гром, груз, грош, громада… И именно эти звуки выбивают копыта лошади: "Грабь. Гроб. Груб". Вряд ли Маяковский сознательно нагнетал грозовую атмосферу: он был опьянен романтикой революции. Но для нас в его "слышимой поэзии" теперь звучит реальный голос начала двадцатого века — грозного, рваного, грязного.
Вообще, современник поэта Андрей Белый утверждал, что звук “и” — синий, “е” — зеленый и т.д. Это крайне субъективно и к звукописи Маяковского отношения не имеет. Гласные звуки, о которых писал Белый, создают мелодику речи. Ассонансные стихотворения, насыщенные множеством точных рифм, хорошо ложатся на музыку. Маяковские рифмы часто практически неогласованы, они держатся на созвучии согласных звуков.

Где найдешь, на какой тариф,
Рифмы, чтоб враз убивали, нацелясь?
Может, пятак небывалых рифм
Только и остался, что в Венецуэле.

Рифмуются сочетания: -вали нацелясь — Венецуэле. Неточная глубокая рифма оформлена практически одними согласными: влнцлс и внцл. В образовании согласных звуков принимает участие в основном шум, а не голос, поэтому их нельзя произносить нараспев. Согласные отвечают не за мелодику речи, а за смысл. Поэтому и рифмы Маяковского образуют не музыкальный, а тематический костяк стихотворения. Маяковский писал: "Я прибегаю к аллитерации для обрамления, для еще большей подчеркнутости важного для меня слова". Иногда строфы объединяет повторяющийся слог:

Во имя чего
сапог
землю растаптывает, скрипящ и груб?
Кто над небом боев —
свобода?
бог?
Рубль!

Отрывок оформлен слогом "бо", который в русском языке входит в состав слов, обозначающих большие понятия: Бог, бой, небо, свобода, боль, любовь… Конечное рубленое односложное "рубль" превосходит все "большие" слова, равновеликие для праведных и неправедных.
Другой пример глубокой аллитерированной рифмы:

Вам, проживающим за оргией оргию,
Имеющим ванную и теплый клозет,
Как вам не стыдно о представленных
к Георгию
Вычитывать из столбцов газет?

Рифма точная, но продвинутая вглубь строфы. Методом неогласованного письма ее можно изобразить как: ргрг и грг — знакомое нам сочетание клокочущих, грозовых звуков имеет прямое отношение к эмоциональной окраске стихотворения. Написанное в 1915 году, оно не потеряло актуальности в течение всего двадцатого века и по сей день звучит современно благодаря отсутствию дубового патриотизма: Маяковский не воспевал войну. Он подчеркивал ее античеловеческую суть, замешанную на лживых лозунгах. Квинтэссенция рокочущих, огрызающихся согласных способствует проявлению смысла. Как при проявке фотопленки негатив превращается в свою противоположность, так и некрасивое слово "оргия" оказывается спрятанным внутри святого Георгия. Противоположности смыкаются на уровне звукоряда. "Вещь в себе" обнажается, из-под знамени ура-патриотизма выдергивается уродливое лицо войны, вовсе непохожее на лик святого Георгия.
Как и все гимназисты начала двадцатого века, Маяковский был хорошо подкован по части Евангельских текстов. Иногда будто бы ничего не значащая рифма типа: "платья — партия" содержит скрытую цитату. В первой половине двадцатого века наверняка у всех на слуху еще было выражение: "Никто не ставит новых заплат на старое платье". Вступая в полемику с Христом, Маяковский заявляет: а я вот, представь себе, ставлю! "Хочу сиять заставить заново!.." — и обожествляет земные вещи.
Маяковский был глубоко, беззаветно влюблен в революцию. Не он один. Выражаясь современным языком, революция была настолько сексапильна, что не оставляла равнодушными даже рафинированных аристократов. Александр Блок попробовал увлечься революцией, как девкой Катькой. Он писал о ней с некоторой аристократической обидой: "С юнкерьем гулять ходила — с солдатьем теперь пошла?", — недоумевая, как это дитя просвещенной Европы гуляет по солдатским рукам. У Блока не сложился роман с революцией. Она отвергла поэта, но — остался плод несчастной любви: поэма "Двенадцать". По справедливому утверждению Маяковского, "Блок, Северянин, Сологуб, Бальмонт, Хлебников — все они имели свой голос. По любой строчке можно было определить, чье это стихотворение". Ирония времени, которое все расставляет по своим местам, состоит в том, что человек несведущий многие строчки поэмы "Двенадцать" с чистой совестью припишет именно Маяковскому. К примеру:

Поздний вечер.
Пустеет улица.
Один бродяга сутулится.

В заблуждение вводит даже не тематика, а глубокая рифма, "пустеет улица — сутулится", оформленная согласными: сттлц — стлт. Ведь поэзии Блока характерны именно классические, традиционные рифмы типа: “усталость — малость, утра — костра, друг — мук”, ассонансы: "О, весна без конца и без края, без конца и без края мечта…" И вдруг в поэме "Двенадцать" прорываются глубокие аллитерированные рифмы: “перекресток — шерстью жесткой”, неточные рифмы типа: “лицом — жемчугом”; и уж совсем непозволительная Блоку рифма: “двенадцать — убийцы”:

И опять идут двенадцать,
За плечами ружьеца,
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица…

— где режущий слух диссонанс держится единственно засчет смысла. То и дело проступает маршевый ритм на пулеметно-раскатистом "р":

Революцьонный держите шаг,
неугомонный не дремлет враг.

Точно также можно маршировать под многие стихи Маяковского. Иногда он сам скандировал при чтении. Маяковского практически нельзя петь — именно по причине засилья, главенства согласных звуков.
Перефразируя известную строчку, можно сказать, что в русской поэзии Маяковский и Блок отстоят далеко друг от друга: один на "Б", а другой "М". И все же поэты встречаются в поэме "Хорошо". Маяковский так описал эту встречу:

Солдату
упал
огонь на глаза,
На клок
волос
лег.
Я узнал,
удивился,
сказал:
"Здравствуйте,
Александр Блок"...

И теперь уже у Маяковского выплывает абсолютно по-блоковски ассонированная строфа: "Кругом тонула Россия Блока". Благодаря множеству гласных, ассонансов "у" и "о", эту строфу можно произнести монотонно, завывая, как классический ямб с пропуском метрического ударения в середине. Но далее Маяковский находит для Блока глубокую аллитерированную рифму "обломки": “Блок — обломки”, концентрирующую смысл происходящего. И снова в стихотворении появляется чисто речевой, а не музыкальный ритм:

Кругом
тонула
Россия Блока...
“Незнакомки”,
“дымки севера”
шли
на дно,
как идут
обломки
и жестянки
консервов.

Все это отнюдь не означает, что Блок подражал Маяковскому и наоборот. Очевидно, поэты либо слышали один и тот же мир по-разному, либо слышали два разных мира. Однако, обратившись к одной теме, оба уловили единую мелодию революции.
Белинский предполагал, что время рождает не только своих героев, но и свои формы. Мы можем с уверенностью сказать, что время рождает и свою мелодику. Маяковский не просто воспевал революцию, он отливал в рифмы ее музыку.

Яна ЖЕМОЙТЕЛИТЕ

 

 

Обсудить на форуме.

121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1,    Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05,    literator@cityline.ru