Ольга Пономарёва (Шаховская)
ОТГОЛОСКИ ВОЕННЫХ ЛЕТ
|
Я всегда с интересом слушала рассказы моей свекрови Юлии Ивановны о жизни студентов в военное время. Их направили на строительство оборонительных сооружений: окопов и противотанковых рвов, туда, где сейчас располагается Центр онкологии. Они работали на торфо — и лесоразработках, на полях разоренного немцами совхоза в Угольно-Угодском районе, разгружали вагоны с углем…
Я хочу передать ее рассказ, который произвел на меня большое впечатление.
"…Стояли ясные деньки августа 1942 года. Я перешла на третий курс Московского инженерно-экономического института. К тому времени все сокурсники уже ушли добровольцами на фронт. Студенческий батальон набирал директор института, он и принял командование.
После окончания войны возвратилось только несколько человек. А пока, 3 августа 1942 года, весь наличный состав студентов 3-го курса был мобилизован на заготовку дров в Каширский леспромхоз.
Отец мой тогда работал в Моснарпите, и ему чудом удалось достать и дать мне в дорогу только десять банок крабов. А знакомый врач Андрей подарил склянку постного масла да кальцекс от простуды. Экипирована я была неплохо: ботинки лыжные, теплые, добротные, телогрейка на вате, лыжные брюки да синий платок из байки.
Привезли нас на станцию Ступино, распределили на жилье по деревенским избам. Меня и Тоню определили на постой к молчаливой и суровой женщине, жившей со своей больной сестрой-беженкой. Муж ее воевал. Детей не было. Хозяйка постояльцев брать не хотела, так как наше проживание никто не оплачивал. Соседи приняли шесть человек и устроили их в горнице, где девочкам приходилось спать рядочком, поперек перины, на полу.
Студентов приехало очень много, и надо было всех устроить, поэтому каждая изба принимала людей. Учитывая это обстоятельство, наша хозяйка сказала "добро", поставила в небольшую комнату топчан у печки для сна, дала мне в руки серп и сказала: " Нажните в поле травы на матрас. Нам нельзя, а Вам — ничего".
И пошли мы на неудобье жать. Спали с Тоней на матрасе, заполненном свежесжатой травой, в комнатке, где кроме топчана стоял стол и два стула.
Труд оказался тяжелый, на пределе возможностей, но деваться было не куда, не жаловались, понимали, что Москве дрова необходимы. Норма наша — 2 кубометра в день на человека, выполнение которой давало право на получение продовольственной рабочей карточки, отовариваемой полностью. Не выполнишь — останешься без хлеба! До делянки — шесть километров, и этот путь нам надо было проделывать утром и вечером. Пилили стройный лес двуручной пилой, а дубы обходили стороной: возиться с ними не было ни сил, ни времени. Десятник ворчал, но понимал: девчонки ведь… Деревья были не шуточные: стволы 30-40 сантиметров в диаметре. Пилишь осину, а, кажется, что жареной картошечкой с грибками или свежим хлебом пахнет.
Рабочий день начинался в семь часов с напила деревьев так, чтобы хватило на полную норму, так легче было валить их, обрубать и складывать сучья, распиливать на дрова и складывать в поленницу. Необходимо было успеть сдать выполненную норму десятнику, приходилось работать быстро. Ежедневно вечером, возвращаясь, домой усталыми и голодными, мы с Тоней несли для хозяйки двухметровое полено. Забыл полено — стоять твоим сырым ботинкам в стороне от печки, а трудный день приходилось начинать в сырой обуви!
Кормили нас один раз в день. Дневной рацион составляли: 800 гр. хлеба по карточке, суп пустой да каша из пшеничного зерна, которое как входит, так и выходит, не усваиваясь и не задерживаясь. Коллектив постановил брать масло отдельно от каши, чтобы бороться с воровством. У каждого был свой котелок. В колхозной кухне мы с Тоней брали суп в один из них, а в другой — кашу. Ели вместе из общего котелка сначала первое, а затем второе, но подруга горячее ела с трудом, и очень переживала.
Чтобы обедать раздельно, пришлось выменять у хозяйки тарелку на кальцекс, необходимый ей для больной сестры. Полагающиеся ежедневные нормы водки мы получали раз в месяц в запечатанной поллитровке, которую меняли на местном рынке на овощи, чаще на морковку. Чистили ее осколком стекла, и, самозабвенно хрустя, наслаждались вкусным соком, почти как в детстве.
Иногда, возвращаясь с работы в лесу, мы собирали грибы, чтобы потом наша хозяйка потомила их в русской печи. С аппетитом съедали кушанье, заправленное постным маслом.
Как-то в конце нашего пребывания в деревне, когда масла осталось совсем мало, мы с Тоней решили намазать им черный хлеб. Намазали. Я откусила и не могла ни проглотить, ни выплюнуть. Справилась и говорю: "Тонь, а знаешь, чем мы приправляли грибочки-то?"— "Как чем, ты же сказала, что Андрюша нам подарил постное масло!" — "Ничего подобного, он обманул, в склянке был рыбий жир!" — " Вот это да, а мы и не заметили! Он здорово нас выручал!"
Как-то в выходной день пришлось помогать хозяйке на огороде выбирать картошку. Работали целый день, за что она накормила нас картофельным пюре, заправленным молоком и сливочным маслом. По тому времени еда — райская! Иногда в продовольственной палатке удавалось раздобыть свежую капусту. По дороге на работу очистишь, бывало, верхние листы, бросишь на землю, а на обратном пути ни листочка, ни кусочка: все зайцы съели. Они тоже голодали.
Однажды в город Ступино, что возвышался на пригорке за шоссе, приехали военные моряки. Молодые, статные, как на подбор. Для них-то городское начальство и организовало гулянье в парке с танцами и аттракционами. Война войной, а молодость брала свое! Приехавшие на лесозаготовку девчата собрались и тоже решили идти на танцы. Но весь наш скудный гардеробчик был на нас. Оставалось лишь почиститься и причесаться. А, была, не была! Вот так всей гурьбой в рабочей одежде мы и явились на танцплощадку. Что там расфуфыренные ступинские модницы с их ухмылочками! Моряки предпочли нас, что было предметом дальнейших жарких обсуждений.
В начале октября ночью была сильная бомбежка. Казалось, бомбы рвались одна за другой, совсем рядом. Недалеко от нашего дома находилась зенитная батарея, в задачу которой входило: не пропускать вражеские самолеты на Москву. Хозяйка с сестрой пряталась в "щели"— узком окопе, вырытом во дворе. Мы остались, как обычно, в доме. Я так устала, что было уже ничего не страшно и хотелось только спать.
Тоня всегда сильно пугалась во время таких налетов и искала, куда бы спрятаться. Я успокаивала ее: "Спи, Тонь! Дома рушатся, а печки остаются!" Так мы и пережили очередной налет.
Наконец, 9 ноября мы закончили работу, и нас отпустили в Москву. Родители были рады, что я приехала, цела и невредима. Мой вещмешок был полон продуктов, приобретенных на рынке в обмен на водку. Там была и мука, и капуста, и морковь! Мать напекла, наварила, устроила целый пир!
По ночам по-прежнему немецкие самолеты рвались к Москве, и некоторым удавалось сбросить зажигательные бомбы прямо на город, и мы, студенты, дежуря на крышах и чердаках, гасили "зажигалки".
Во время тревоги люди все также прятались в бомбоубежища.
Я жила на Варварке, у Кремля, куда всегда было трудно попасть после отбоя. А до Победы было так далеко!
И кто бы мог подумать, что через полвека мне вдруг потребуется среди прочих документов, свидетельствовавших о труде в войну, справка, выданная Каширским леспромхозом в 1942 году, о том, что, будучи студенткой, я в течение трех месяцев работала на дровозаготовках для Москвы. И только в 1993 году я получила удостоверение о награждении медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг."
Время неумолимо. Год за годом уходят из нашей жизни творцы Победы трудового фронта. Этот рассказ в честь них и в память о них!
|
|