Виктор Крамаренко
КРАМОЛЬНЫЕ СТИХИ
|
***
Когда поймёшь, что ты не нужен,
И взгляд, и голос нелюбим,
Свою израненную душу
Не изливай врагам своим.
Они сильны твоею болью,
Как полководцы ратных дней.
Они горды, что можно вволю
Напиться кровушки твоей.
Не осуждай — они убоги!
Всё это — темень, страх и бред!
Ты просто к ним свернул с дороги,
Иди туда, где ярок свет.
***
Не сойти на "вокзале вечности",
Не увидеть свет на пути.
Дал сосед мой урок словесности
В телефонной билайн-сети.
Говорил как будто обкуренный,
Как сбежавший с дурдома псих,
Полетели в сеть загогулины, -
С загогулиной лучше стих!
Что вокзал его — символ рвения,
Обновления верный знак.
От вокзала нету спасения,
Он преследует, как маньяк.
Только там есть дорога к вечности,
Только там будет чище вдох.
По своей, говорит, беспечности
Указал его людям Бог.
От соседской такой речивости
В голове гремит товарняк.
Ну а если и впрямь по хитрости
Он узнал: дорога — пустяк?
Что все мы, пропавшие без вести
В колоброде рифм и идей,
Привокзальные все окрестности
Истоптали верой своей.
Может, вечность — и есть стремление,
А забвенье — не мрак в аду?
Не люблю я этого гения,
Никуда я с ним не пойду.
СТРЕЛЬБИЩЕ
Пошли мне, Господь, второго…
А. Вознесенский
Прибита к броне подкова,
Слетела, как вата, спесь.
Пошли мне, Господь, второго
С бутылкой "Горючая смесь".
Чтоб хлопнуть этого гада,
Который и смел, и крут.
Ждала бы меня награда
Из рук генерала. А тут…
Попал на стрельбище Слова,
И первых с бутылкой — тьма.
Второго мне дайте, второго!
Иначе — кранты, тюрьма!
Как в танке — всему основа:
Не быть прижатым к стене.
Служу я наводчиком снова
И снова сижу в броне.
Выслеживаю сквозь щели,
Сквозь шорохи, мат и вой
Открытые в поле цели,
Где кто-то из них — второй.
Найти бы его, родного,
И первым дёрнуть запал.
Пошли мне, Господь, второго,
Но так, чтоб второй не знал.
***
Отгремели фанфары,
Отзвучали стихи.
Привокзальные шмары
Совершают грехи.
Стать бы, стать Маяковским
И прибавить огня,
Чтобы слоган матросский
Возвеличил меня.
На вокзале бываю
Через день я почти.
Что они вытворяют,
Эти девы ночи!
Взгляд опущен бесовский,
Рот пронзает оскал…
Был бы я Маяковским,
Я б точнее сказал:
"Словно в небе Стожары,
Словно когти орла…"
Привокзальные шмары
Водку пьют из горла,
Электричкам московским
Тихо машут: "Привет".
Был бы я Маяковским,
Им купил бы билет.
Не поэзии ради,
Не душевности взрыв.
Привокзальные бб… шмары
Мой увидят порыв.
Обниму по-отцовски
И прикинусь бичом.
Был бы я Маяковским,
Рассказал, что почём.
Что в Поэзии свара
Ещё пуще идёт,
Каждой шмары по паре
Ей оставил Господь.
Восседают на ложе,
Не поверишь глазам,
Сколько шмар там похожих
На вокзальных мадам.
Там продажное племя
Рыщет ночью и днём,
И вонзается семя
Не в густой чернозём.
Примеряют обноски
Всем шалавам подстать…
Был бы я Маяковским,
Я б нашёл, что сказать.
МОЙ РЕЙТИНГ
От рейтинга до рейтинга живу,
Деления иного не приемлю.
Напрасно, что ли, покорял Москву
И рогом рыл до исступленья землю.
Предвосхищая бешеный успех
Моей непредсказуемой сноровки,
Я загоняю в рейтинг всех, всех, всех…
Без умысла, без цифр и расстановки.
И вот тогда я начинаю жить,
Передо мною возникают морды
Тех, кто сильнее проявляет прыть,
Кто смелый чересчур, кто слишком гордый.
И я иду безжалостно по ним
Своим пером, как лезвием, по сути.
Был друг — черта. В общаге побратим?..
А кто остался? Ба, какие люди!
Они любой украсят стол и кров,
Но сами в нём не будут едоками.
Мой рейтинг непорушенных оков
Их сделает надолго должниками.
А кто артачит, боже упаси
Тому вообще мне попадаться в руки…
Во все века был рейтинг на Руси,
Его ведь составляли не от скуки.
В моём произведении святом
Ещё одна есть золотая фишка:
Себя я не указываю в нём,
Пусть будет полным,полным, и с излишком.
***
Кто лучше, кто хуже — пустой разговор!
Писать о пустом я не стану.
Наш вздорный, никчемный, бессмысленный спор
Читателю по барабану.
Ему наши дрязги, что дождь или зной,
Решает он всё с Небесами.
Не лучший и худший, а свой и чужой!
Вот так поступает он с нами.
И правильно это, что Истина с ним.
А Там, Там решают не двое:
Чьё слово грядущему станет своим,
А чьё в настоящем — чужое.
КОСТЁР
В глухой степи горит костёр,
Сухой пылает лавр.
Ко мне присел, спустившись с гор,
Мой предок древний — тавр.
Чабрец попахивает в нём,
Печёный лук и взвар.
Мы у костра теперь вдвоём
Испытываем жар.
И словно сполох в вышине,
Огонь дрожит, как стяг.
Он говорит ему и мне
О тех далёких днях.
Когда не тронут был курган
Воительниц степей,
И тайну из глубоких ран
Не выдул суховей.
Когда средь братьев и сестёр
Никто не ведал страх,
Пылал с усопшими костёр
И осыпался прах.
А на рассвете чёрный снег
Развеяли с вершин.
И был один костёр для всех,
И прах — на всех один.
Гудит, гудит в степи костёр,
Вскипают соки трав,
И напрягает слух и взор
Мой предок древний — тавр.
Из золочёных языков,
Из пламени костра
Он слышит стук родных подков
И шелест серебра.
Упала сбруя наповал,
Заржал за дымом конь.
И с новой силой запылал
В моём костре огонь.
И с новой верой я восстал
В пространство бытия,
Хочу, чтоб был мой пьедестал
Из этого огня.
Чтоб, сбросив цепи кабалы,
Вдали от передряг
Мои потомки со скалы
Развеяли мой прах…
Горит, горит в степи костёр,
Сомнения поправ,
В нём догорает воин гор,
Мой предок древний — тавр.
ВОЗМЕЗДИЕ
Мне непонятен тон
мужей высоких кресел,
Что всюду тычут нос
и чешут языки.
Они не чтут Закон,
и мир неинтересен,
Который их вознёс,
таланту вопреки.
Он, этот мир живой,
для них — безвинно павший,
И на одре святом
не зарождён в любви.
Уйдут они в другой,
не солоно хлебавши,
И там, в краю пустом,
пожнут плоды свои.
И всё вернётся, всё,
что было в мире бренном:
К чему стремилась плоть,
и чем душа жила.
Закружит вороньё,
и граем несусветным
Опуститься Господь
и разорвёт тела.
Крамольные стихи.
Крамолен дух казенный,
Диктующий мне слог
"Суди — и будь судим".
Грехи мои, грехи…
И я, перекрещённый,
Всё повторяю: "Бог!",
а буду ли я с ним?
|
|