Николай Федь
МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ ШОЛОХОВА
Окончание. Начало в №9-12 |
Художнику судилось еще жить да жить, на его рабочем столе лежали главы второй книги "Поднятой целины" и романа "Они сражались за Родину", в голове роились новые замыслы, но с этим рассказом по сути все и кончилось, оборвалось на высокой ноте — лебединой песней.
* * *
В литературе и искусстве есть две вечные, неисчерпаемые темы — природа и образы женщин.
Пейзажи великих художников несут в себе красоту родной земли, отражают их взгляды на мир и человека. Шолохов внес в пейзаж поэзию и философию своего миросозерцания. В шолоховский пейзаж органически вписываются не только люди, но и исторические события, явления реальной действительности, что заметно увеличивает его роль и значение в художественной концепции произведения. Природа Шолохова составляет огромный и разнообразный мир. Солнце, земля, луна, небо, звезды, деревья, птицы, травы и цветы нередко обретают статус символа, тесно соприкасаясь с судьбой человека, с родом человеческим. Мы видим колеблющиеся тени, залитые серебром лунного света, слышим раскаты грома и разноголосье разбушевавшейся стихии, созерцаем волнующуюся густым разнотравьем степь, весеннее цветение и осеннее увядание, меняющиеся краски лучей восходящего и заходящего солнца… Нет в природе ничего, что не привлекло бы пристального внимания и не стало бы предметом изображения художника. Шолоховский пейзаж отразил характерные свойства мироощущения ХХ столетия, стал более глубоким и сложным.
Чувство природы, восторг перед ее красотой подвигнули многих писателей на создание неповторимой мозаики русского пейзажа, прекрасного и как бы подернутого дымкой светлой печали. Добавим к этому, что несравненная прелесть и ошеломляющая осязательность образов природы наполнены их сыновней любовью к родной земле. Это одна из примечательных особенностей русской литературы. Скажем, у Тургенева эта любовь выражена, может быть, с более страстной нежностью и эмоциональной взволнованностью, чем у многих других. Сколько тоски и печали в этих прощальных словах, обращенных к милой России: "Я бы хотел еще раз надышаться горькой свежестью полыни, сладким запахом старой гречихи на полях моей родины, я бы хотел еще раз услышать издали скромное тенькание надтреснутого колокола в приходской нашей церкви, еще раз полежать в прохладной тени под дубовым кустом на скате знакомого оврага, еще раз проводить глазами подвижной след ветра, темной струей бегущего по золотистой траве нашего луга". Если у Гоголя пейзаж выражает душевное равновесие, гармонию между природой и человеком, то у ряда мастеров слова, напротив, он подчеркивает состояние внутреннего дискомфорта, несовпадение мира природы и мира человека. Вместе с тем их пейзаж свидетельствует о стремлении найти соответствие между духом природы и состоянием собственной души. Скажем, пейзажам Ф. И. Тютчева присущи эмоциональная напряженность, философичность и грусть. Внимательно присматриваясь к пейзажам Л. Н. Толстого и И. С. Тургенева, нетрудно заметить, что они представляют собой более сложный и противоречивый этап в изображении картин природы. Они придали пейзажу новые качества — восприятие жизни через внутренний мир человека осознание острых противоречий между человеком и окружающей его средой. Тонкий лирик, мечтатель и философ, Тургенев привнес в свои пейзажи беспокойный дух поиска смысла жизни, эмоциональную насыщенность и глубину переживаний. В них чередуются звуковые и цветовые тона ощущается присутствие гармонически уравновешенных пространственных ритмов.
Пейзаж Шолохова не имеет аналогов в мировой литературе. Не только по многочисленности и разнообразию, но и по удельному весу в сюжетно-композиционной структуре повествования. Художник не описывает, не созерцает природу — она живет в его произведениях, будучи воспроизведенной с точностью, равноценной непосредственному восприятию. В известной мере ему свойственно пантеистическое представление о природе, как о великой животворящей силе, охватывающей все сущее единым гармоническим началом. Поэтому для него природа не мастерская, не лаборатория, где человек полновластный хозяин, а Храм, куда он приходит укрепить свой дух, научиться труду и смирению. В известном смысле это сближает художника с античными греками, которым присуще отношение к природе как к прекрасному явлению, имеющему "цель своего существования в ней самой" (Людвиг Фейербах). Его природа способствует постижению сложных и противоречивых форм человеческого бытия и сознания.
Гений Шолохова оставил неизгладимую печать на многих явлениях жизни и художественной культуры века. Его пейзажи конкретны по времени и пространству, вместе с тем сами по себе значительны и наделены собственной жизнью. Все это сообщает им выразительность и напряженность, что свидетельствует о "полноте формы, соединенной с чувством жизни" (Делакруа). Художник избегает показа жизни персонажей через природу, у него пейзаж живет сам по себе, независимо от состояния героя и часто не совпадая с ним. При этом на первый план выдвигается материальная, объективная сущность природы. Художник ищет и находит в ней жизнь, а не сильные ощущения, он стремится передать "движение живых стихий" (И.Айвазовский), а не поразить абстрактной красотой ландшафта. Его развернутым пейзажам свойственны сложность эмоции и разнообразие экспрессивной тональности. Степные травы и цветы входят в жизнь героев на правах естественного компонента бытия.
В начале 30-х годов прозвучала мысль — так и не получившая своего развития — о неповторимом своеобразии и философском содержании образов природы Шолохова. В его пейзажах, писал журнал "Красная новь" в 1933 году, "заметны поиски какого-то синтеза бытия, какого-то философского подытоживания, еще далеко не законченного, но такого рода стремление заметно, и в этом функция шолоховского пейзажа… Функция шолоховского пейзажа в большинстве случаев именно в этих философских иносказаниях…". Картины природы Шолохова несут значительную идейную и эмоциональную нагрузку. Они чрезвычайно важны для уяснения философско-исторического смысла произведений. Философский накал пейзажей Шолохова адекватен трагическому состоянию мира. Вместе с тем их обилие и удельный вес в композиционно-сюжетной структуре определяется спецификой воссоздания естественно-органического типа жизни трудового казачества, непосредственно связанного с природой.
Философия бытия пронизывает все пространство эпики Шолохова. Но как глубокий мыслитель он наиболее полно и впечатляюще предстает в изображении природы. Расцвет и увядание, рождение и смерть как удел всего живого, начало и конец в делах человеческих — таков главный стержневой философский мотив сочинений художника. В центре его художественно-философской концепции — человек ХХ века, который по своей сути являет собой новый культурно-исторический тип. Взгляд Шолохова на сущее через призму природы как бы возвращал мир к исконным животворным истокам, наполнял философию бытия чувством христианского милосердия.
Именно пейзажи, наполненные светом, звуками, ощущением радости бытия и философии стали для Шолохова "средствами выражения прекрасного мира" его души. Всмотримся в одну из поразительных картин, изображающую жизнь леса, в которую неожиданно вплетается судьба Аксиньи. Она полна чувственного очарования, согрета теплотой искренности, в ней пронзительно звучит мотив печали и невостребованных томительных ожиданий. "На открытой поляне, возле цветущего куста шиповника, она присела отдохнуть. Где-то недалеко на пересохшем озерце щелоктали в камыше дикие утки, хриповато кликал подружку селезень. За Доном нечасто, но почти безостановочно стучали пулеметы, редко бухали орудийные выстрелы. Разрывы снарядов на этой стороне звучали раскатисто, как эхо. Потом стрельба перемежилась, и мир открылся Аксинье в его сокровенном звучании: трепетно шелестели под ветром зеленые, с белым подбоем листья ясеней и литые, в узорной резьбе, дубовые листья, из зарослей молодого осинника плыл слитный гул, далеко-далеко невнятно и грустно считала кому-то непрожитые годы кукушка, настойчиво спрашивал летавший над озерцом хохлатый чибис: "чьи вы, чьи вы?", какая-то крохотная серенькая птаха в двух шагах от Аксиньи пила воду из дорожной колеи, запрокидывая головку и сладко прижмурив глазок, жужжали бархатисто-пыльные шмели, на венчиках луговых цветов покачивались смуглые дикие пчелы. Они срывались и несли в тенистые прохладные дупла душистую "обновку". С тополевых веток капал сок. А из-под куста боярышника сочился бражный и терпкий душок гниющей прошлогодней листвы. Ненасытно вдыхала многообразные запахи леса сидевшая неподвижно Аксинья. Исполненный чудесного и многоголосого звучания лес жил могущественной первородною жизнью. Поемная почва луга, в избытке насыщенная весенней влагой, выметывала и растила такое богатое разнотравье, что глаза Аксиньи терялись в этом чудеснейшем сплетении цветов и трав".
Здесь поражает все: и красочное богатство, чувственное очарование образного языка, и бурная динамика переживаний, и разноликость мира природы. Настоящее чувство и глубокая мысль, воплощенные в живом Слове, сообщают пейзажу истинную красоту и ту внутреннюю энергию, которая внушает нам больше, чем сказано художником в данный момент.
Чувственная прелесть материальной структуры образа достигается органическим слиянием настроения и дыхания природы, разнообразием изумительных по живописи деталей. Вместе с тем выразительность слога в соединении с тревожно-напряженным внутренним ритмом создают иллюзию существования двух параллельных миров — внешнего, материального, замкнутого в себе, равнодушного и мира внутреннего с его бесконечными изменениями, переливами и импульсивностью. "Улыбаясь и беззвучно шевеля губами, она осторожно перебирала стебельки безыменных голубеньких, скромных цветов, потом перегнулась полнеющим станом, чтобы понюхать, и вдруг уловила томительный и сладостный аромат ландыша. Пошарив руками, она нашла его. Он рос тут же, под непроницаемо тенистым кустом. Широкие, некогда зеленые листья все еще ревниво берегли от солнца низкорослый горбатенький стебелек, увенчанный снежно-белыми пониклыми чашечками цветов. Но умирали покрытые росой и желтой ржавчиной листья, да и самого цветка уже коснулся смертный тлен: две нежные чашечки сморщились и почернели, лишь верхушка — вся в искрящихся слезинках росы — вдруг вспыхнула под солнцем слепящей пленительной белизной. И почему-то за этот короткий миг, когда сквозь слезы рассматривала цветок и вдыхала грустный его запах, вспомнилась Аксинье молодость и вся ее долгая и бедная радостями жизнь… Так в слезах и уснула… Сильнее дул ветер, клонил на запад вершины тополей и верб. Раскачивался бледный ствол ясеня, окутанный белым кипящим вихрем мечущейся листвы. Ветер снижался, падал на доцветающий куст шиповника, под которым спала Аксинья, и тогда, словно вспугнутая стая сказочных зеленых птиц, с тревожным шелестом взлетали листья, роняя розовые перья-лепестки".
Праздничный дух природы как бы подчеркивает нарастание эмоционального напряжения и предчувствие трагических событий (вскоре погибнет и Аксинья). Что тут, казалось бы, есть, кроме глубины переживаний в сочетании с пространственным и эмоциональным единством, да пронзительного слияния дыхания природы с настроением затерянного в ней страдающего человека? Но движение живых стихий — это частица Вселенной, символ обновляющегося бытия, а чувство трагического отчаяния, как небо, глубоко и бесконечно и ничем не измеримо. Нередко Шолохов достигает невероятного — он растворяет границы реального, вторгаясь во владения ирреального. Именно по таким законам живет высокое искусство, сущность коего "нельзя понять до конца" (Гете).
Шолохов, мнится, стремился собрать осколки разбитого мира, сотворив его заново в художественном акте и вернув ему таким образом утраченную цельность, красоту и гармонию. И точно: непосредственность отражения окружающей действительности, многообразие оттенков и тонких переходов, звуковых, цветовых и обонятельных нюансов свидетельствуют о создании художником своеобразного и неповторимого поэтического мира природы.
Большинство искусно подражают природе, в то время как шолоховский пейзаж сам становится как бы природой. Не потому ли порою кажется, что таинственная связь Шолохова с окружающим миром выходит за пределы земного и преходящего.
Мастерство Шолохова блистательно проявилось и в создании женских образов. Нежной акварелью вдохновенного творца выписаны его героини. Строго говоря, по жизненной убедительности, яркости и неповторимости женских характеров можно судить о масштабе художественного дарования. В самом деле, можно ли представить Софокла без Антигоны, Еврипида без Клитемнестры, Шекспира без Офелии, Дездемоны, Джульетты, леди Макбет, Пушкина без Татьяны? Или Л.Толстого, Тургенева, Достоевского без их пленительных героинь? Изымите их — и померкнет красота великих творений, нарушится ритм и их гармония… Шолохов наделяет своих героинь независимостью и невысказанностью душевных переживаний, но он далек от поэтизации свободных от нравственных устоев и традиций.
И хотя высшее призвание женщины видит в супружестве и материнстве, он так и не создал ни одной картины семейного счастья. Зато чаруют образы верных жен и заботливых матерей. Вспомним хотя бы горькие судьбы Ильиничны и Натальи. Поразительно, как бедна на радости жизнь Ильиничны. От тяжелых побоев мужа, Пантелея Прокофьевича, и каждодневной нелегкой работы она скоро состарилась и неохотно вспоминала свою молодость и замужнюю жизнь. Много пришлось испытать ей горя, даже слишком много, и в последние годы Ильинична была уже не в силах сопротивляться ему и жила, исполненная суеверного предчувствия, что смерть, так часто повадившаяся навещать их семью, еще не раз переступит порог старого мелеховского дома.
А разве удалась жизнь Натальи? Нет. Счастье так и не улыбнулось ей. Между тем она воплощает в себе прекрасные свойства русской женщины, хотя окружающим многое кажется загадочным в ее характере и поступках: тоскливое одиночество, какая-то неизбывная печаль и замкнутая в самой себе, скрытая от людей внутренняя жизнь. Ее последняя встреча с Григорием пронизана жгучей сердечной болью. "Она была рядом с ним, его жена и мать Мишатки и Полюшки. Для него она принарядилась и вымыла лицо. Торопливо накинув платок, чтобы не было видно, как безобразна стала ее голова после болезни, слегка склонив голову набок, сидела она такая жалкая, некрасивая и все же прекрасная, сияющая какой-то чистой внутренней красотой. Она всегда носила высокие воротнички, чтобы скрыть от него шрам, некогда обезобразивший ее шею. Все это из-за него… Могучая волна нежности залила сердце Григория. Он хотел сказать ей что-то теплое, ласковое, но не нашел слов и, молча притянув ее к себе, поцеловал белый покатый лоб и скорбные глаза… Почему у нее такие печальные глаза? И еще что-то тайное, неуловимое то появлялось, то исчезало в них. Она и в радости была грустна и как-то непонятна…". По сравнению с ней Григорий кажется слишком грубым, прямолинейным и одноцветным… Интересно, что это единственный случай в романе, когда характер раскрыт во всем многообразии семейных отношений. Наталья предстает перед нами как дочь, внучка, сестра, невестка, жена, мать — и всегда излучает свет любви, верности и сердечной доброты.
И тут же художник с необычайной изобретательностью, психологической и эмоциональной убедительностью создает иной тип: "Дарья удивительно скоро оправилась после смерти Петра. Первое время тосковала, желтела от горя и даже будто состарилась. Но как только дунул вешний ветерок, едва лишь пригрело солнце — и тоска Дарьина ушла вместе со стаявшим снегом. На продолговатых щеках ее зацвел тонкий румянец, заблестели потускневшие было глаза, в походке появилась прежняя вьющаяся легкость… Вернулись к ней и старые привычки: снова тонкие ободья бровей ее покрылись черной краской, щеки заблестели жировкой, вернулась к ней и охота пошутить, непотребным словом смутить Наталью, все чаще на губах ее стала появляться затуманенная ожиданием чего-то улыбка… Торжествующая жизнь взяла верх". Ветреная Дарья подчиняется не разуму и воле, а чувствам и подсознательным инстинктам, которые в конце концов привели ее к гибели.
Любовь полыхает ярким цветом на страницах "Тихого Дона", нередко озаряясь трагической красотой. Готовность к самопожертвованию во имя высокого чувства является свойством, присущим шолоховским героиням. Любовь возвышает их, дарит счастье — пусть недолгое и горькое. Таково счастье Аксиньи, натуры своенравной и безоглядной в своей страсти. В ее внешнем облике угадывается нечто от Анны Карениной. "Было что-то ужасное и жестокое в ее прелести, — писал Толстой. — Анна была непохожа на светскую даму или мать восьмилетнего сына". И далее: "Кити чувствовала, что Анна совершенно проста и ничего не скрывала, но в ней был другой, какой-то высший мир недоступных для нее интересов, сложных и поэтичных".
И еще вкратце об одной особенности шолоховского феномена — он первый в русской литературе ХХ века открыто заговорил о милосердии и прощении. Люди должны научиться прощать, ибо они сами нуждаются в сочувствии и прощении, постоянно напоминает он. Вообще прощения является одним из сквозных мотивов творчества Шолохова, начиная с ранних рассказов, через "Тихий Дон" вплоть до "Судьбы человека" (1956 г.) и неоконченного романа "Они сражались за Родину". И может быть самым удивительным проявлением христианского милосердия явилось прощение Натальи своему Григорию, из-за которого так много страдала и приняла мученическую смерть. До последних минут она сурова и непреклонна в осуждении его нравственного поведения. И была по-своему права в гневе и проклятиях. Разве возвращение Григория к Аксинье можно оправдать моральным кодексом, а тем более перед судом верной жены? И вот Наталья прощается с этим миром, и ее суровая и праведная правота уступает место великой любви к Григорию, и она, возможно, впервые осознает глубину драматизма своей жизни, в которой виноват не только Григорий, но и она сама. Хотя здравый смысл вопиет против такого ее решения. Прощение и примирение Натальи — результат огромного нравственного потрясения, внутренней борьбы и страданий… Это один из пленительнейших образов мировой литературы. Вообще женские характеры написаны Шолоховым со знанием человека, приобщенного к высшим тайнам.
Михаил Шолохов не только величайший Мастер искусства слова — он единственный. Его нельзя воспринимать как классика ХIХ столетия, выросшего на почве традиционной культуры соответствующей духу элитарных слоев общества (аристократии, дворянства, интеллигенции, правящей верхушки). Он из иной социальной среды, более того — из другой эпохи, представитель и выразитель неизвестной ранее общественно-экономической формации, рожденной в жестоких классовых битвах. Это многое объясняет и — в частности — отношение Шолохова к великому наследию прошлого.
Он рассматривал классику не как отвлеченную идею, а как живое, нетленное наследие, как движущееся историческое явление русского духовного пространства, аккумулирующего в себе историю и современность. Он преклонялся перед классиками, восхищался их верным служением искусству, умением соединить в одно целое правду и красоту. Для него классики только такой смысл и имели. Главное же расхождение Шолохова с классикой — это отношение к народу. Интерес великих русских писателей к жизни народа был в основном морально-эстетический. Они жалели народ, сочувствовали ему, протестовали, но в силу многих причин не проникали в глубины народного сознания, инстинктивно испытывали страх перед ним. Воистину это была "дворянская литература" (Достоевский), достигшая мировых вершин.
Михаил Александрович, крестьянский сын, поведал святую правду о народе и для народа. Чтобы там ни говорили, история распорядилась так, что уже ничто из духовных ценностей новой цивилизации не может быть предано забвению. Слишком высокую цену заплатили за них народы мира — и в первую очередь русский народ. Это — истина, которую ныне приходится отстаивать в условиях жестокой классовой борьбы. С другой стороны, чтобы постичь природу социалистической цивилизации, необходимо по-настоящему разобраться в феномене Шолохова, которого выпестовала революционная эпоха. Именно он бросил яркий луч света на культуру ХХ столетия, и с полным правом можно утверждать, что по остроте и глубине социального анализа, по богатству и сложности художественных образов он значительно превосходит все, что создано в литературе в ХХ веке. Под его пером оживают гордые и вольнолюбивые люди, поставленные в сложнейшие обстоятельства. Но жизнь шолоховских героев — это и его, художника, жизнь. Потому-то всякое крупное явление действительности он измерял "народным аршином".
Шолохов явился воплощением чувств, мыслей и чаяний целой нации. Здесь единичное слито с общим, а всеобщее — с единичным. Он писал о России, о жизни народа, о его думах и страданиях, и его, художника, мировосприятие совпало с мировосприятием широких народных масс.
Вся жизнь художника исполнена преодоления и благородства. Духовно одинок и легко раним, от первого творческого успеха до последнего вздоха по-настоящему не понят, преследуемый завистниками и прохиндеями, оклеветанный и преданный — он познал всю бездну человеческой неблагодарности. Судьба подносит гению серебряный кубок нектара, на дне которого осадок горечи и печали. Но в этот скорбный мотив вплетаются мажорные мелодии созданных Шолоховым миров, исполненных хвалы нескудеющим силам природы и нетленной красе бытия.
Гений — это народ, воплощённый в конкретной личности. Вот ключ к разгадке феномена Шолохова.
|
|