В башке Димы Соловьева всегда бродили великие идеи по переустройству мира в лучшую сторону, а так как ему беспрекословно верилось, что эти идеи пришли только в его умную голову, что он их единственный автор и только он может их осуществить, то он тыкался во все инстанции, чтоб воплотить идеи в действительность и тем осчастливить человечество и, понятно, заслужить почет и уважение окружающих. Когда всерьез заговорили о падении известной Пизанской башни в итальянском городе, он мгновенно решил задачу по ее спасению с помощью постройки рядом с этой башней такой же точно наклонной башни, которые в вершинах должны сойтись и так поддерживать друг друга… Соловьев послал проект в Италию в город Пизу и заодно в международную организацию ЮНЕСКО в Париж, где занимаются восстановлением культурных памятников, и стал ждать, когда его объявят победителем конкурса, пригласят в Италию и сделают почетным гражданином… Да, письмо ему из Парижа пришло, но Соловьева лишь вежливо похвалили за помощь и сообщили, что обязательно отдадут проект на рассмотрение специалистам… Гордый Соловьев стал с этим письмом ходить по городским инстанциям и всем руководителям показывать: пусть знают, какой умный человек живет в их городе, пусть выделят ему деньги на перелет в Италию, куда его обязательно скоро вызовут… В отделе культуры горсовета одна важная дама — зам председателя — твердо пообещала выделить средства, если такое событие произойдет…То же самое пообещал и в горкоме партии заместитель по идеологии — некий мужичек в цивильном светлом костюмчике. Пробиться в горсовет и в горком оказалось непросто: два дня он пытался проскочить мимо секретарш, которые, как серберши, стояли в у дверей кабинетов, и только когда на третий день Соловьев поднял крик, что какие-то бестолковые бабы мешают международному авторитету страны, его наконец-то приняли и разговаривали, как и подобает по статусу с великим изобретателем — ласково, вежливо…
Впрочем, что там Пизанская башня — это пустяки, далеко и к России не имеет никакого отношения, а Соловьев, как патриот, давно думал, как помочь своей Родине, и быстренько родил проект о том, что надо заменить все двух и четырехрельсовые железные дороги на трехрельсовые. Как он представил, какая будет экономия железа, шпал и железнодорожных насыпей, и какая станет пропускная способность у железных дорог, то у него от масштабности проекта аж голова закружилась: вот ведь государство пытается улучшить экономику, выкроить лишний рубль для народного хозяйства, а тут прямо на железнодорожном полотне валяются золотые россыпи… Соловьев быстро послал один экземпляр проекта в министерство железнодорожного транспорта, а другой в Центральный комитет политбюро коммунистической партии, чтоб они поторопили министерство, где, наверняка, сидят одни бюрократы, ну а третий экземпляр отправил в газету "Правда", чтоб там опубликовали и чтоб вся страна узнала, кто автор этой идеи (нет, Соловьеву денег не надо было и даже, пожалуй, от ордена он бы отказался, а попросил бы самую малость — бесплатный проездной билет на всю жизнь к морю…) Ответили ему только из газеты, где в двух словах сообщили: "Перешлем специалистам…". "Бюрократы! — обиделся он. — Замшелые стариканы, итак отстаем от Запада благодаря вашим тупым мозгам (так он рассуждал о членах политбюро) Не даете ходу всему новому и прогрессивному…"
Вскоре ему подумалось, что прекрасную идею просто замалчивают завистливые академики, чтоб потом исподтишка, изменив лишь две запятые, выдать ее за свою, а Соловьева оттолкнуть и все дивиденды, премии и ордена захапать себе…Тогда он послал письмо со своими опасениями в генеральную прокуратуру и предупредил, что если подобная (его) идея где-нибудь всплывет не под его скромной фамилией, то пусть правоохранительные органы знают, кто был ее истинный автор!
Следующий подарок Соловьев сделал своему городу и предложил идею разведения огурцов, лука, помидор и морковки на крышах многоэтажных домов, где пропадает огромное количество неиспользуемых площадей… С этой якобы реальной и легко воплотимой в жизнь идеей он снова пошел в горком партии и в горисполком, где его уже хорошо знали и где приняли уважительно, как великого устроителя светлого будущего…А так как, конечно, мозги руководства города уже заплыли жиром от хорошей жизни, они долго терли затылки, пытаясь тщетно вникнуть в суть его идеи, но ничего не поняли…Ибо начали задавать, с точки зрения Соловьева, глупые вопросы: "А как землю на крыши поднимать?" — "Как, как! — отвечал он мгновенно. — Вертолетом сбрасывать на крыши…" — "А как водой поливать? Как урожай снимать…" и т д… Словом, наивные люди, не способные решать самые примитивные вопросы!
В конце Соловьев высказал им самый главный аргумент: "Представьте себе, летит американский бомбардировщик бомбить наш город, и что же летчик видит? А ничего! Вместо домов огороды и сады…И он растерянный, с вывихнутыми мозгами, полетит обратно…"
Те же вопросы стали задавать Соловьеву и друзья по литературному объединению, куда он входил как автор стихов и социальных пьес, и где частенько сразу же по приходу начинал просвещать коллег по перу своими идеями… "Так ведь крыши наших домов даже от дождя протекают, — говорил ему с ехидной ухмылкой один убеленный сединами въедливый прозаик, в прошлом инженер-строитель. — А ты хочешь их еще и водой поливать!? Да и не рассчитаны наши перекрытия на ту массу земли, на которой будут расти твои помидоры" — "Потому и протекают, что строили хреново…" — отвечал Соловьев. "У нас и так земли в стране полно… сначала пусть поля нормально обработают!" — "Так ведь урожай надо в город из колхоза вести, деньги на перевоз тратить, а тут сразу всем жильцам домов свежая продукция — редисочка, лучок… Все свое, чистенькое…" — парировал Соловьев… "Ну а что за бредовая идея с тремя рельсами? — опять придирался прозаик. "Все очень просто, — удивлялся Соловьев его беспонятливости. — Один рельс у идущих навстречу поездов будет общий, и при встрече каждый поезд будет выбрасывать в сторону большое крыло и балансировать на одной рельсе, а потом, когда разминутся, они снова поедут по общей рельсе…" Однако друзья в ответ лишь долго хохотали и предлагали: "Тебе только фантастику писать…"
А уж сколько у него накопилось идей по переустройству общества, когда Михаил Горбачев, к которому Соловьев сразу стал испытывать большую симпатию и прямо-таки хлопал в ладоши, когда слышал его речи по телевизору, затеял в стране перестройку. Соловьев слал в Политбюро письма с предложениями одно за другим и видел, что весьма часто Горбачев озвучивает с большой трибуны его глобальные мысли (читал письма, наверное?), но он прощал Генеральному секретарю плагиат: пусть, пусть Соловьев останется в тени скромным автором, главное, чтоб страна с места сдвинулась. Хотя своей жене, которая Соловьева тоже воспринимала скептически, (редко вообще кто-нибудь понимает гения) он говорил, тыкая пальцем в экран, где витийствовал Горбачев: "Вот я месяц назад послал ему письмо со своими идеями, а он их теперь зачитывает своими словами…"
Когда же объявили вдруг открытые выборы в Верховный Совет страны, тут Соловьев не удержался от соблазна озвучить свои мысли с большой трибуны на всю страну и тоже подал заявку. Пройдя легко и быстро несколько отборочных этапов и наголову разбив в словесных баталиях своих конкурентов, он, наконец-то, встретился с самым главным — с Генеральным директором крупнейшего, с рабочим коллективом в сто тысяч человек, завода (солидным, приятным и высоким мужчиной) в самом вместительном зале города — киноконцертном зале "Россия", где собралось около тысячи человек, желающих впервые в жизни поучаствовать в действительно честных выборах. Предстоял уже решающий и заключительный этап выборов, где определялся единственный кандидат от округа. В свое время директор уже побывал в Верховном Совете, и именно на это обстоятельство сделал Соловьев упор в своей предвыборной речи и звонким голосом, с горящими глазами стал смело и решительно чихвостить в хвост и гриву всех прежних руководителей, которые довели страну до такого состояния, что в магазинах не купишь ни колбасы, ни сыра. "Это что такое? — вопил Соловьев. — Даже водка продается по талонам! Две бутылки на месяц!" И зал, где сидели русские, не любящие никаких ограничений люди, ему бурно аплодировал… "Все, кто был уже во власти — лишь марионетки, которые голосовали по указке партии. В том числе и наш директор! Зачем нам снова такие же соглашатели!? Нам нужны новые люди, свежие идеи…" И тут же Соловьев спрашивал у стоящего у второго микрофона директора: "Как, например, вы решите проблему не превращения подъездов наших домов в туалеты, где уже без колош не пройти?" — И с хитрой улыбочкой посматривал на крупного начальника. "Ну… кодовые замки на всех подъездах поставить…" — начинал размышлять тот. "Ну а как быть с теми людьми, которым в городе пописать негде? У них что, должен мочевой пузырь лопнуть? — напирал Соловьев. "Надо построить в городе больше общественных туалетов…" — растерянно отвечал директор. "Пока вы еще построите! Да и будете ли строить, ибо сами-то в коттедже живете, и вам в подьезде никто не писает. Я же предлагаю разрешить людям ходить в туалеты на клумбы, — подытоживал победительно Соловьев. — Тут и удобрение сразу…"
Потом он предложил создать в городе общественный совет из рабочих и интеллигенции, который бы контролировал работу всех властных структур и строго бы спрашивал с нерадивых руководителей, которые мало заботятся о простом люде и больше думают о своей выгоде! И эти его идеи народ в зале бурно поддерживал выкриками и овациями…
Организаторы выборов, люди из руководства городом, явно желающие выбрать в депутаты директора, сидели пунцовые, не зная, как воздействовать на толпу в зале, с опущенными головами и поэтому, когда началось голосования, то зал подавляющим большинством голосов поддержал Соловьева. Когда произвели подсчет, организаторы выборов стали о чем-то перешептываться, наконец, встал строгий и представительный председатель избиркома и сказал: "Товарищи, неужели вы не видите, что перед вами демагог и краснобай, которому место в одном доме…" Договорить ему не дали: в зале поднялся вой и топанье, люди стали вскакивать с кресел и кричать: "Долой продажную номенклатуру!" Попытавшийся утихомирить зал председатель присмирел и бледный быстренько отошел от микрофона. И тут встала его заместитель, дородная дама, и вдруг заявила: "Товарищи, оказывается, для признания выборов действительными не хватает кворума… десяти человек!" Снова раздался вой и топот, снова закричали: "Жополизы!" И тут же добровольцы из зала кинулись считать по рядам всех собравшихся… Кое-кто из голосовавших попытался покинуть зал, чтоб уменьшить количество человек, но у дверей образовалась толпа, которая не дала им это сделать… Люди выскочили на сцену и заставили под угрозой применить насилие признать выборы состоявшимися. Когда Соловьев победно вскинул руки на сцене, зал встал и стал скандировать: "Ура! Ура"!
* * *
Оказавшись в Верховном Совете, Соловьев со своей коммуникабельностью быстренько подружился с самыми говорливыми там людьми — с Анатолием Собчаком, с Сахаровым и другими, с которыми вдруг обнаружилось удивительное родство душ и мыслей, ему даже удалось пожать руку лично Горбачеву и сказать ему хвастливо: "Вы совершенно правильно озвучили мои мысли…" На что тот растерянно хмыкнул и ответил: "Умные мысли — они же в воздухе витают!" Потом Соловьев даже хотел выдвинуться в президенты, да только новые друзья отговорили: может, позавидовали, испугавшись, что он обойдет самого Горбачева… Зато многие старые друзья, увидев его, гордо сидящим в центре зала на заседаниях Верховного Совета по телевизору, звонили и писали: "Ну теперь-то наша страна точно далеко пойдет…Раз там такие люди стали руководить… "Спасибо! Спасибо! — отвечал он им, не понимая иронии. — Я вас не подведу!"
* * *
Однако вскоре Дима Соловьев вдруг исчез с политической арены, поговаривали, что он напился в буфете Верховного Совета, набил кому-то морду, потом разделся и стал бегать нагишом — якобы его долго не могла забрать милиция, так как у него же теперь была депутатская неприкосновенность, и только врачи с "психушки", уговорили его отдаться им в руки, вкатили укол и увезли в "Желтые столбы", где и выяснилось, что у него уже давно есть "желтая справка"… Говорят, что он частенько буйствует в больнице и кричит: "Таких как я во власти уже много! Всех не спрячете, не пересажаете!" А ведь и, действительно, посмотришь на иного нынешнего политика, на то, что он говорит и какие законы проталкивает, и думаешь, что друг-то наш прав…Ой, как прав!
|
|