Как-то я пожаловался своему другу писателю, известному критику и литературоведу Борису Леонову, что как только начинаю браться за воспоминания о встречах с знаменитыми писателями России, в пору работы в "Огоньке", "Литературной России" и "Литературной газете", вместо этого "идут стихи".
Он задумался и, как всегда коротко, сказал: "И хорошо…"
Предлагая новые стихи, я всё-таки надеюсь, и дописать свою "Златую цепь…" о золотой преемственности русской поэзии.
***
Видно счастье нас покинуло,
Всё молчим, чего-то ждём?
Даже небо опрокинулось:
День и ночь грозит дождём.
В поймах тропы стали реками.
Сколько можно лить и лить?
И теперь нас больше некому
От стихии оградить.
Испытает жизнь неволею,
Как придурок — грамотей.
И смиримся с божьей волею
И с безумием людей.
Ах ты, доля наша бедная,
Ничего взамен не жди, —
Хмарь сплошная, беспросветная
И кругом: дожди, дожди.
Замордованы, зашорены…
Словно горьких слёз полна,
Как за окнами зашторенными,
Под дождём стоит страна.
***
Всё испытаем: гнев и страх.
И легче станет.
И жизнь в надеждах и грехах
Перелистаем.
И каждый по земле пройдёт
Своей дорогой,
Где солнце медленно плывёт
В ладонях Бога.
***
Густые сумерки спустились, —
Всё меньше света и тепла.
Где раньше в травах пчёлки вились,
Воды сплошная гладь стекла.
Ушло восторженное лето,
Уже такое не придёт.
И крикнешь: эхо без ответа,
В промозглой хмари пропадёт.
Последний лист кружит над садом.
Залётный снег. Нежданный лёд…
Не упрекай ни в чём. Не надо.
Любовь всё знает наперёд.
Она с годами строже станет
И ранам старым даст зажить.
Чтоб вспыхнуть новыми цветами,
Ей надо зиму пережить.
ЕСЛИ ВЕРИТЬ В ЧУДЕСА
Не считай зазря года,
Что напрасно маяться.
Ведь всё реже поезда
В полночь окликаются.
И не жди уже чудес
Из города Чудова.
Где то поле, где тот лес
С тропкой с Ниоткудова?
Где, как в детстве, босиком
Я сто вёрст прошлёпаю.
На попутках и пешком
Полстраны протопаю.
Скажут: зря трясёшь уздой,
Веком переломанный
И давно не молодой,
Снегом зацелованный.
Жизнь — привычная вертень,
В ней мы только странники.
То нам будни каждый день,
То, как будни, праздники.
К твоему прильну плечу,
Вспять земля завертится:
Вот я вдаль верхом лечу,
Вот ты, как наездница.
Жизнь проветрила мозги,
Душу заморочила.
Через посвисты пурги,
Столько напророчила.
Но, как в грузный август сад,
Звёзды наливаются.
Если верить в чудеса,
Чудеса сбываются.
***
Жестокий век полураспада,
Как гнев небес:
То правит сам наместник ада,
То пришлый бес.
Как с водки, выплеснутой залпом,
В сознанье тьма.
С пустыми окнами на Запад
Бредут дома.
И отчий дом стоит укором,
Где предков прах.
В глухих проломах у забора
Свистят ветра…
А у крыльца, роняя слёзы,
Врёт лицедей,
Прощенья просит у берёзы
Среди полей.
***
Когда литые молнии скрестили
Клинки среди безмолвных звёзд и лун,
Храпели кони и фонтаны пыли
Выстреливал взбесившийся табун.
В мгновенье всё закрылось и затмилось,
Померкла даль и стих крикливый птах…
Гром бесновался в небе, как громила,
Ввалившийся в кирзовых сапогах.
Как в клетке зверь на вытянутых лапах,
Он появлялся вдруг из ничего.
И от бессилья белый свет заплакал.
И хлынул дождь, скорей чтоб смыть его.
***
Кто тут временные, слазь!
Матрос Железняк
Побезумствовали, поиграли
И под крик: "Кто тут, временный, слазь?!"-
Власть, как шлюху в кустах, подмяли,
Так же просто и бросили в грязь.
За заборами скрылись в хоромах
Сытым сборищем упырей.
И с железной хваткой обкомов,
На чужих пересели коней.
Где вы вызрели? В годы какие
Нацепили мальтийский крест?
И нужна вам теперь Россия,
Как плацдарм, к перемене мест.
Ах, вы пьяные обормоты,
Ах, вы валеные сапоги! —
Изголяясь над бедным народом,
Заморочили людям мозги.
С подлой помощью пятой колонны
И брехни, обрамлённой в тома,
Власть культёю загрёб, как корону,
Старец, выживший из ума.
На груди не померкнут, медали,
Свет побед не забудут полки…
Как же всё вы легко отдали,
Краснозвёздные большевики?
Были маршалы, были солдаты…
А теперь любоваться изволь:
Уголовники в депутатах,
И от водки безумная голь.
Изыди же ты, чёртово семя!
Нет вам твёрдой земли под ногой:
Кровью меченый — "лучший немец"
И агент влиянья другой.
Трепещите, безумцы и трусы,
Вас чужие края не спасут:
Ненавидят вас смертно французы,
Англичане, как сэндвич сожрут…
Мы ответим недоброй силе,
Чтоб не сгинул спасительный свет…
— Встань, Россия! Воспрянь, Россия! —
Ведь другой у нас доли нет.
***
Мне бы жить в Любиме, Сапожке
Или в славном городе Торжке…
Сергей Марков
Выплыл город утренний Торжок.
На горе раззолочёный храм.
Под горой берестяной рожок
По утрам разводит тарарам.
И идут степенные стада
С запахом овчин и молока.
Там, где меж камней бежит вода,
Плавают степные облака.
Горожанка в кофте кружевной,
Видно, в поле держит ранний путь.
На меня взглянула озорно
И прошла, упругая, как ртуть.
Распластав крыла, висит скопа,
Не объять и ей земной простор…
И бежит весёлая тропа,
С бугорка взлетает на бугор.
Славный город утренний Торжок
На крутой взобрался бережок.
И пока дорога вдаль плыла,
Яблоками стыли купола.
***
Мой дом струган предком, светёлка — мой дом,
В нём радость живёт многоликая:
В нём птичка усердно латает гнездо,
И дочка синичкой чиликает.
Но прочит кукушка сто бед на веку…
И это пророчество сбудется,
Когда сам беспечно сидишь на суку
И он же тобою и рубится.
Недаром степная моя сторона
Безжалостным веком обгажена.
И правит на пожне свой бал сатана, —
То шахту прихватит, то скважину.
За праздничный стол не сажают врага,
Он тоже был прадедом струганый.
Он в доме заглавный, как свет очага,
На отчей земле не поруганной.
И если спешил ты разрушить свой дом
С пожитками вместе, с котомками,
Как только ударит последний гром,
Погибнешь и сам под обломками.
***
Мы теперь всему свету доноры —
Стоит дешево русская кровь.
Разменяли судьбу на доллары,
За постель распродали любовь.
Колобком наша доля катится,
Кто захочет, тот и сглотнет.
Даже всякая каракатица
С неприязнью во след взглянет.
Ах, судьба ты моя, окаянная:
То Бутырки, то Соловки...
Ах, душа ты моя, покаянная,
Зла не помнит, всем злам вопреки.
Обжигалась чужими верстами,
(Мол, подальше от хаты, подь!).
Жались в трюмах, скитались под звездами:
"Что ж ты, глух на мольбы, Господь?"
Были мрачные, были темные
Годы отрочества моего:
"...Собирайся, бери подъемные,
Если нет, — не бери ничего!"
У плетня, у заветного деревца,
Дом холодный, а все же мил.
Все на что-то еще надеялся,
Хоть и в холоде, в голоде жил.
Вот и сталось — с дырявыми хатами,
(Кто работает, — нынче не ест).
Понаехали дяди богатые
Из далеких и ближних мест.
Будем вдоволь дружить со шведами,
С негрой всякой и немчурой.
Не гадали-то мы, не ведали,
Что так нищь край богатый свой.
И бросаемся к пришлым в объятия,
Хоть кривой, хоть глухой прилетит.
За улыбки и рукопожатия
Всем, изволь, хоть и гол, — плати.
Говорят, что живем неумехами,-
Каждый хочет совет одолжить.
Как же много "друзей" понаехало,
Что и нам стало негде жить.
Замотали нас всякие саммиты,
(Видно мы такая особь...)
Хоть ты очень делами занятый,
Не сгуби, помоги, Господь!
***
От разрывов не расслышать стонов.
И огонь упрям и ядовит.
И Москва, как в дни Наполеона,
Чадом удушённая, горит.
Мы шагнуть под пули не решались:
Впереди — безумцы, не враги.
Дул промозглый ветер. Оглашались
По асфальту гулкие шаги.
Не поверят нам, что это было:
Взрывы и горящая Москва.
Запах крови с привкусом тротила,
Души наши холодом сковал.
Флаг трепещет красно-сине-белый
И в асфальт впечатан танка трак.
И с утра, от водки ошалелый,
Пьяный бес вскарабкался на танк…
По живым мишеням пушки били.
Чтобы кровь в бетон замуровать,
Быстро турки сажу соскоблили.
Не увидит больше сына мать.
Чёрный чад в глазах её клубится,
Сноп огня встаёт на этаже…
Как же нам ещё спокойно спится?
Кто мы?.. Может, нелюди уже?
ПЛОЩАДЬ ТРЁХ ВОКЗАЛОВ
Эта площадь несбывшейся радостью бредит,
Словно к ней целый город ухом приник.
Сколько здесь свершилось людских трагедий
На распутьях, зашедших в бетонный тупик.
Среди похоти жадной и призрачных стонов:
Хохот юноши тонет и пьяный рык,
И распухшие губы, и запах гандонов,
И похожий на кактус шершавый язык.
Упиваясь привычной, коварной травлей,
Сутенёры считают вечерний навар,
Когда вновь из Иванова и Ярославля
Из вагонов выходит живой товар.
И шалея от бешеных каменных звуков,
Где и воздух от жара дневного сопрел,
Стекленеют глаза и немеют руки,
И трясётся площадь от похоти тел.
Словно взяли её за вспотевшую талию,
Бюст сжимая в руках, обалдев от вина,
Спеленали в объятьях, как волны Италию,
Задрожавщую вдруг на морских бурунах.
Башмаками шурша, что она повидала,
Сколько судеб смолола, сломав изнутри,
Распластавшись распятьем у трёх вокзалов,
Словно в камне застывший девический крик.
Здесь никто у неё снисхожденья не выпросит,
Только гул её ниже к асфальту пригнёт,
Или в шрамах шприцов на обочину выбросит.
А потом и опять в своё пекло метнёт.
РУССКИЙ МУЖИК
В меру верчен, в меру кручен,
А в делах — Богам подстать.
Вечной думою измучен:
Всё сломать, всё размотать.
Мимо пашни, мимо хаты
Едет задом наперёд…
Вот такой — чудаковатый,
Удивительный народ.
***
Стояла степь, как стылая вода.
А небо в звёздах, словно божья митра.
И всё, казалось, будет так всегда,
Как "Отче наш..." — небесная молитва.
Но мчалась вниз хвостатая звезда,
Предвестницею предстоящей драмы,
Через пространства и через года.
Не от тебя ли, Боже, телеграмма?
Среди безмерных звёздных берегов,
Незримо ты повсюду, повсеместно…
Однажды ты отверг земных богов,
Взамен поставив призрачных, небесных.
Где вихрь гудел и мамонт наследил,
На месте райских кущ и первородства,
Ты на земном престоле посадил,
Слепив из глины, жалкое уродство.
Всё получив по щедрости твоей,
Мы возомнили и себя богами.
И пробудился ветер-суховей
И запеклась земля под сапогами…
Я глиной был, мне не о чем жалеть.
Пусть степь цветёт среди привычных буден.
Я знаю, что случится на земле,
Когда меня на ней уже не будет.
Я твой чертог на небе отыщу
И грязь веков с подошв разбитых вытру.
И может, снова в глину превращусь,
Чтоб ты вложил в неё живую искру.
|
|