Юрий Куксов
И НОВЫЙ ДЕНЬ МОЙ ДОБР И СВЕТЕЛ
|
Юрий Куксов. "Росстани": стихотворения. М., "Петраруш", 2006.
С особым чувством хочу представить читателю стихи Юрия Куксова из новой книги "Росстани". Вы окунётесь в благословенный мир природы русского леса и болот. Прочтя их, неизменно ощутите доброту и душевную мягкость этого человека, не ожесточившегося ни глупостью власти, ни передрягами городской жизни. Продолжая традиции Лескова, Тургенева, Бунина, Юрий Куксов делится сокровенной, подмеченной только им, тайной русской глубинки, открытой к добру и непримиримой ко всякого рода лжи и лицемерию… И этим нас покоряет.
***
Весна на север позвала,
И новый день мой добр и светел.
Всех прежних суматох зола
Отныне пущена на ветер.
Отныне не поддашься злу,
Как говорится, взятки гладки.
Я доверяю жизнь веслу,
Костру, двустволке и палатке.
По берегам угрюмый лес
Слагает вслух медвежью повесть…
Здесь должность не имеет вес,
Совсем другое дело — совесть.
Здесь честь и мужество в цене,
И места нет для лжи и лести.
С самим собой наедине,
Я, между тем, с природой вместе.
Здесь тихий мох и дикий злак.
Здесь нет понятия вещизма.
Здесь за спиною лишь рюкзак,
А в сердце — целая Отчизна.
***
Я бродил по лесам и болотам.
Был удачлив и скор на подъём.
Бор шумел, как большой околоток.
Был медведь околоточным в нём.
В настоявшихся запахах мёда
Плыл сквозь лес можжевеловый дым.
Первобытное чувство свободы
Было личным пристрастьем моим.
Я валил богатырские сосны,
Наклонялся в жару над ручьём.
И сияло весёлое солнце
Над моим задубевшим плечом.
Шапки сосен в закат уплывали.
Рдели ярые гроздья росы.
И цвели за болотами дали
Синим холодом близкой грозы.
Меркла алого солнца полтина,
Закатившись за бор калачом.
Вечно липла к лицу паутина,
И болталось ружьё за плечом.
Было солнца и ветра в избыток.
Сквозняки прошивали мой дом...
Жил, не ведая сложностей быта.
Это всё предстояло потом.
***
Кто мне скажет, в чём оно, везенье?
В том ли, что вещами полон дом?
Может быть, в подснежнике весеннем
И в июльском дождичке грибном?
В этой неоглядной вольной шири,
Расплескавшей солнце в синеве,
Где прекрасней всех жемчужин в мире
Россыпь рос на утренней траве?..
— Ну, а всё же, в чём твоё везенье? —
Спросят, хитро щурясь из-под век.
В том, скажу, что, с вашей точки зренья,
Был я невезучий человек.
В этой жизни, в общем-то не гладкой,
Мне, скажу, отлично повезло —
В том, что я делил судьбу с палаткой,
Пни ворочал и держал весло.
В том, что не замыслил святотатства,
Жил, как говорится, налегке,
Потому что всё моё богатство
Скромно помещалось в рюкзаке…
ВЗДЫМЩИК
В.И. Волкову,
Перекидываясь словом
С лесом — чуткая душа! —
Он живицу, мёд сосновый,
Собирает неспеша.
Смаху — глаз его намётан! —
Режет метки на стволах.
От усов и до подмёток
Духом сосенным пропах.
В сосняке медноголосом
Он порядком начудил:
Все стволы у чудо-сосен
Хитроумно расчертил.
Но рисунок тот, ей богу,
Хитроумный тот чертёж —
Хоть смотри с любого боку —
На каракули похож.
Шёл я мимо, не поверил,
Глянул: что за мишура? —
Может, это на деревьях
Рисовала детвора?
И по детскому рисунку,
По ложбинкам со ствола
Неспеша стекает в лунку
Мёд, янтарная смола.
ИЗЫСКАТЕЛИ
Очень строги и очень взыскательны,
И внимательны — боже мой! —
Сочиняют стихи изыскатели,
Словно письма пишут домой.
Полночь вызвездив папиросками,
Сочиняют они стихи
Топором по замшелым просекам,
По заброшенным, по глухим.
Сон их свалит на травы дремотные
У костра, у лесной реки.
Даже бороды их немодные
Романтичны, как их стихи.
И обнявшись в ночи с повиликами,
Спят, и лисами сквозь кусты
По ольшинам хвостатыми бликами
Подбираются к ним костры.
Над ромашками, над опятами
И над всем, чем тайга жива,
Опадают в траву несмятую
Искры жаркие, как слова.
СМОЛОКУР
А.М. Трейнису,
Я просмолён. Кряжист, как свая.
Я смолокур. Я всё смогу!
Я пни смолистые взрываю,
Гоню душистую смолу.
Я до костей проканифолен,
Я столько дел перетерпел,
Что на работе поневоле
Как пень еловый, задубел!
Во мне тайга гудит недаром —
Вы поработайте с моё!
Я продублён, проскипидарен,
От всех напастей просмолён.
Я по лесам зверьё шугаю,
В печах шурую от души...
В моих ногах, когда шагаю,
Гудят сосновые кряжи.
***
Было переделано немало
Всяких дел — и малых, и больших.
Комарьё, бывало, понимало,
И усталость целилась под дых.
Обходились без речей бредовых,
Спиртом согревались в холода.
Жизнью битых, меченных, бедовых
Обходила за версту беда.
Труд ценили до седьмого пота.
Но повсюду, как там ни крути,
Всё же настоящая работа
Вечно оставалась впереди.
ЛЕСОРУБ
Как камчадал, ты молчалив, но веско
Те руки, что молчат лишь до поры,
Легли на стол.
Сработанные дерзко
Черты лица суровы, но добры.
Мы на тебя взираем с интересом.
Как ты цигарку давишь каблуком.
Когда ты дома, в доме пахнет лесом,
Дымком костра,
Отцовским табаком.
***
...А между прочим, жизнь прекрасна!
И наше слово не мертво!
И восклицает друг: — Потрясно!
Что означает — "мирово!"
А ведь, как помнится, бывало,
Когда на понт нас "мусор" брал,
Он в мрачных городских подвалах
Смолил бычки и водку жрал.
Но вот однажды, вдрызг пропившись,
К нам увязался на пикник,
Где, по нужде уединившись,
Узрел под ёлкой боровик.
Разволновавшийся ужасно,
Обняв меня, сказал мой друг:
— Ты представляешь?! Жизнь прекрасна!
Ты только посмотри вокруг!!!
Нет, вовсе не в хмельном порыве
Он обниматься вдруг полез —
Мой друг как будто бы впервые
Увидел поле, речку, лес,
Боровики на боровинах
И капли солнца на весле…
Да, всё на свете поправимо,
И в нашей жизни, в том числе.
Он с той поры не пьёт, что очень
Похвально, надо полагать…
Но почему-то, между прочим,
Меня он начал избегать.
МОЙ ДРУГ
Он в душу ворвётся, как ветер с лимана,
Он — родственник тем королям,
Чьи вотчины в синих завесах тумана,
В дождях журавлиных полян.
Душа, словно птица, живёт без прописки,
Подальше от скрипа дверей,
Он ходит, сбивая весёлые брызги
С вербейников и купырей.
Усталость закатом ложится на плечи.
Даст новые силы рассвет.
Сегодня он с нами, а завтра — далече,
Росой наполняется след.
Он знает, какая тропа не обманет,
Какая трава не горчит.
На малый прожиток в печальном кармане
Случайная мелочь бренчит.
Дорога подскажет сюжет и эпитет,
Ромашка — закладкой в блокнот…
Идёт по земле — муравья не обидит,
Берёзку зазря не согнёт.
***
Как ножи, обнажены
Ветры синие степные.
А лесные — в три струны,
Или — как часы стенные.
Как запечные сверчки,
Узкогруды, узкоплечи,
Тонкие, как сквознячки,
Как копеечные свечи.
Если ты тайгой пропах,
Бродишь, думая о чём-то, —
Ветер, путаясь в ногах,
Вслед бежит, как собачонка.
Если тени от костра
По ольшинам лепят пугал,
Ветер тоже до утра,
Как щенок, забился в угол.
Привалился на бочок…
Но откуда — неизвестно —
Вдруг, как Ойстрах, взял смычок,
Смело тронул струны леса.
И, откуда столько сил,
Встал и — голосом басовым
Вдруг с сосной заговорил,
Так, что жарко стало совам…
***
Спелый август.
Яблочный канун.
С самого утра жара — как в печке.
Солнца огнедышащий кавун,
Выпав из небес, поплыл по речке.
А его поймала детвора.
То-то радость! — речку расплескали...
Август щедр.
И только вечера
Чуточку задумчивее стали.
Грусть при расставании не в счёт.
Доиграем старую пластинку…
Зной сквозь листья августа течёт,
А сквозняк колышет паутинку.
В ОСЕННЕМ ЛЕСУ
Грешно над чувствами глумиться
В глуши, где властвует сквозняк.
Внезапно всп?гнутая птица
Встревожит чуткий березняк.
И листопад в расцветке лисьей
Невольно навевает грусть.
Как хорошо в опавших листьях
Найти сухой осенний груздь.
Как хорошо в осинник ветхий
Войти, почуяв сгоряча,
Как лес коснётся влажной веткой
Неосторожного плеча.
ЧЕЧЁТКИ
Январь грозится заморозить,
Звенит воинственно бронёй.
А тут — чечётки на берёзе
Смущают глупой болтовнёй.
Откуда только налетели,
Смутив берёзовые сны,
Как горсть рассыпчатой метели,
Как сноп щебечущей весны!
Мороз, играя в чёт и нечет,
Палит из пушки по реке.
А птицы, знай себе, щебечут
На непонятном языке.
Поди, пойми без перевода
Их восхитительный язык.
Простая музыка природы
Превыше чопорных музык!
И, право, легче жить на свете,
И было б вспоминать о ком,
Под эти птичьи "буки-веди"
В морозный полдень за окном.
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В СОСВЯТСКОМ
Снегами синими окована,
Завечерела даль полей.
Окно звездою зацеловано,
Мороз отчаянней и злей.
Через снега тропинка узкая.
Поля морозные блестят.
И тишина такая хрусткая! —
Как будто яблоком хрустят.
Дорога санная, нетряская.
Тулупом пахнущий ночлег...
По вечерам на всё Сосвятское
Скрипит под валенками снег.
***
Давно, во времена Союза,
Парнишку посетила Муза,
И он — секрета в этом нет —
Вмиг возомнил, что он — Поэт.
Теперь скажу вам без вранья,
Что это был, к несчастью, я.
И вот однажды по весне я
Стоял, застенчиво краснея, —
Как нынче, помню: вечер... зал…
Мэтр надо мною нависал,
Он назидательно сказал:
"Пишите проще и яснее,
Как Пушкин, в принципе, писал".
И я: — "Попробую!" — ответил,
И путь мой был к вершинам светел...
Но я на нём поставил крест:
Ведь Пушкин — это Эверест!!!
Что ж, удивляя рифмой броской,
Ты можешь поиграть в слова,
Как Вознесенский или Бродский,
А вот как Пушкин — чёрта с два!
И слава — словно пыль вдогон
По трассе взлётов и падений…
А кто-то мнит себя, что он
Вершину покоривший гений.
НОМЕНКЛАТУРНЫЙ ЗАД
За развал снимали с должности,
Чтобы вновь произвести.
Он являл своё ничтожество
С десяти и до шести.
Кабинет, под дуб отделанный.
За спиной портрет — как нимб.
Он к тебе — с улыбкой деланной,
Если ты на равных с ним.
Папка, кресло с подлокотником
И приказ: не принимать!
С подчинённым — как с колодником:
"Ваше дело — исполнять!"
Положение престижное,
Соответственна — оклад.
Раньше коммунизм высиживал
Этот, с позволенья, зад.
И теперь — как ржавь болотная —
В топь затягивает нас.
Ну когда же злость народная
Вытравит его как класс?!
ПУШКИН
Перовский вор по кличке "Пушкин",
Романтик проходных дворов,
Он был ко мне великодушен,
Других держал за фраеров.
Он в кепке-лондонке форсистой
И с беломориной во рту
Похож был чем-то на артиста,
Горя презрением к менту.
Не то что мрачные ворюги —
Он вором был иной руки:
Кашне, наглаженные брюки,
Заправленные в сапоги.
Побрит и наодеколонен,
Неуловимый взломщик дач —
Конечно же, не вор в законе,
Но и не шушера-щипач.
Не то чтобы громила грозный,
Но, как профессор тёмных дел,
По фене б?тал виртуозно
И обучать меня хотел.
Картинно стряхивая пепел,
Картинно водку лил в бокал...
Я с ним ни разу в деле не был,
Точнее — хитро избегал.
И всей братве на удивленье,
Конечно, был необъясним
Тот факт, что литобъединение
Мы оба посещали с ним.
Как будто за грехи в уплату,
Он столько перевёл чернил!
И как-то Александр Филатов
Его за рифму похвалил.
Он был бы неплохим поэтом,
Что было видно по всему.
Кликуху классную за это
Братва приклеила ему...
Но вот однажды на вокзале
Он спёр у тётки чемодан.
Его, конечно, повязали
И упекли за Магадан.
Известно, лагерная проза —
Как смертный холод за спиной.
С диагнозом туберкулёза
Он слёг до срока в мрак земной.
Не стоит тешиться обманом.
Но я скажу, как обещал:
Что он не столь к чужим карманам,
Сколь к рифмам тягу ощущал.
|
|