Юрий Коноплянников __ ОГОЛТЕЛЫЙ ОПТИМИЗМ
Московский литератор
 Номер 05 (149) март 2006 г. Главная | Архив | Форум | Обратная связь 

Юрий Коноплянников
ОГОЛТЕЛЫЙ ОПТИМИЗМ

     
     ***
     Налоговик, пришедший в гражданском костюме, намеревался наехать на писательскую организацию и представился по-военному:
     — Лейтенант Чекушкин!
     Такая действительно была у него фамилия. А административный работник организации, бывший военный (полковник в отставке), А.Д. решил, что пришедший к нему гражданин шутит, поэтому схватил руку лейтенанта, стал её трясти остервенело и ответно, с восторгом представляясь:
     — Полковник Литров! Ха-ха-ха!!!
     
     ***
     Э.Б., которому врачи после операции запретили употреблять водку, пользуясь тем, что есть вино, взял бокал, предназначенный для В.У., и сопроводил свои действия словами:
     — Ты ж водку пьёшь?
     В.У., радуясь своему превосходству, произносит:
     — Я и то, и другое могу.
     — Ага! — смеётся Э.Б. — Ты полиглот!
     
     ***
     Л.С. не перестаёт восторгаться своим другом:
     — Э.Б., — говорит он, — странный человек. Утверждает, что поэзия — это начало и конец философии. А сам пишет неплохие стихи о природе…
     — Ну, и что?! — воскликнул Ю.К. — Природа — это и есть сплошная философия!
     — Вот ты загнул! — поразился Л.С., восхищённо взглянув на Ю.К. — Такие мысли рожаешь!
     
     ***
     Поэтесса Л.А., посмотрев на вошедшего и важно идущего в президиум председателя Союза писателей, одарила его царственное шествие звонкой репликой-метафорой:
     — В.Н. — это корабль пустыни! — запузырила она.
     
     ***
     Главный распорядитель литфондов И.П. решил устыдить всё ту же поэтессу Л.А.:
     — У тебя есть что-нибудь святое? — сказал он ей.
     — А почему ты считаешь, — ответила Л.А., — что этим святым должен быть ты?!
     
     ***
     У писательниц, у матерей-одиночек*, дети особые. Поэтесса Н.Б. привела своё пятилетнее чадо в ту ещё — в старую, именно нашу, литфондовскую поликлинику, подло проданную ныне.
     Сидит её сын в кресле у стоматолога. Тётя-врач берётся за лечение — сверлит. Мальчик вдруг как закричит:
     — Тётя! Но ведь больно, б…?!!
     
     ***
     Летом 1990-го года в редакции "МВ"** я рассказал анекдот:
     — По московскому зоопарку топают с торбами, сумками, узлами две хохлушки, явно желая, как это было принято в тогдашние годы — в тогдашней действительности, повысить (обогатить) свой культурный уровень. "Ганна, — говорит, остановившись возле клетки с нахохленным попугаем-какаду, одна из хохлушек. — Дывись, яка страшна птица!" Ганна бросила узлы, подпёрла руками бёдра и, вздохнув, запричитала: "Оцэ, правда, Агриппина! Який страшный клюв! Яки страшенны перья! Який хвост-то на голови, та и внизу!" Попугай слушал-слушал… Ему надоело. Он взял и выругался: "А ну, пошли отсюда на х..!". Хохлушки похватали свои торбы, сумки, узлы и тикать, на ходу извиняясь перед попугаем: "Звиняйте, дядько! Ми думали, що ви птица!"
      А гениальный Игорь Николенко тут же припомнил случай из жизни, как всеобщий любимчик — писатель Гарий Немченко подошёл однажды к метро, а к нему такие родные, эсэсээровские бабы, в Москву приехавшие, с торбами, с сумками, с узлами, кинулись молить о помощи!
      Гарий Немченко, бабами окружённый, в галдеже, в уличном шуме понять ничего не мог и только и повторял: "Девушки! Милые! Женщины! Красивые! Да чем же я вам помогу?!".
      А бабы, оказывается (им-то всё равно; когда "народный избранник" на экране — они плюются, когда рядом — они надеются), спутали Гария с ненавистным тогда для народонаселения Гавриилом Поповым, который "мэрствовал" и "пэрствовал" в Москве. А прежде того — был ещё и народным депутатом Верховного Совета СССР.
     
     ***
      О бывшем военном, легко уходящем с начальственных должностей в писательском мире, В.Г. обмолвилась как-то совсем безысходно:
      — У него сейчас чётко обозначились две(!) позиции — либо под козырёк, либо за воротник.
     
     ***
      Всех, кто летел во Франкфурт (Германия) на Книжную ярмарку, ошеломил гендиректор издательства "Московский комсомолец". Он где-то наклюкался и бурно вёл себя в салоне самолёта. Например, глядя на взбудораженного в одинаковой с ним самим степени писательского "комитетчика" (руководителя писательского комитета под названием — "Группа 17") П.А., гендиректор внезапно завопил:
      — Сейчас я его закрою! Громче меня орёт!
      Когда же ген директор приблизился к П.А., тот ему, не медля ни секунды, виски плеснул, и ген директор забыл, зачем пришёл. Выпил и, сев рядом с П.А., моментально заснул. Да и спал как-то по особенному — во-первых, на плече у П.А.; во-вторых, гладя у него живот и скребя (теребя) у впереди сидящей женщины волосы. А когда прилетели во Франкфурт, ген директор, проснувшись, стал пытать у П.А.:
      — Признайся — боялся лететь, да?!
     
     ***
      Искусственно созданный книжный рынок в России многим писателям навсегда закрыл путь к широкому читателю. Но даже в этих условиях находятся оптимисты, верящие в светлое, духовное завтра — они не теряются и переводят всё на практические рельсы. Так, например, В.Ш. издал книгу за свой счёт — на деньги спонсора, а продать не смог — и тут же пришёл к мысли, что весь тираж надо раздать всякому, кто пожелает.
      — Раздаёшь книги, — рассудил он, — приобщаешь людей к чему-то святому.
      Но Ю.К., хорошо усвоивший прелести российского книжного рынка, где одним обеспечено всё, а другим ничего, горлопанством своим прекратил эту демагогию:
      — Ну, если в книге твоей, лишь только мнимое "что-то" является святым, — закричал он, — то к чему ты собираешься людей приобщать?!
     
     ***
      Л.С. недоволен как всегда: бурчит в сторону только что вошедшего Е. Д.:
      — Вот тоже говно! Евсей, а пишет про цыган.
      Ю.К. трогательно замечает:
     — Он говорит, что сам-то — из цыган.
      — Он говорит? — переспрашивает Л.С., обижаясь на Ю.К., что тот ему противоречит. — Ну, и ты говори!
     
     ***
      Съездивший во Франкфурт — на книжную ярмарку — М.А. на заседании бюро объединения прозаиков поделился вывезенными впечатлениями (он, кстати, уже и во Франции — в Париже — побывал):
      — Германия, — заявил М.А., — страна развитого социализма: такое ощущение, что социализм победил везде, кроме страны, где он строился.
     
     ***
      Проходя мимо товарищей в буфете, Н.С. бросает реплику:
     — Ну, что, графоманы, расселись?! Белинского на вас нет!
      — На что нам Белинский? — в духе Н.С. ответствует Л.С. — Когда ты у нас есть — злобствующая копия его?!
     
     ***
      После этого Л.С., как ни в чём не бывало и как любитель собак, вспомнил вдруг одну забавную историю из мира животных:
      — Водолазиху, — рассказал он, — оставил перед магазином хозяин. Она стоит — в дверь смотрит. Дворняга-кобель подскочил, взлез на неё и оприходывает. Хозяин вышел и вместо того, чтобы отгонять кобеля, стал стыдить водолазиху: "Тося! — совестил он свою собаку. — Ну, как тебе не стыдно?!" А Тося только тупо смотрела в ответ.
     
     ***
      Ю.В. позвонил в регистратуру поликлиники, к которой приписан:
      — У нас есть прививки от гриппа? (То есть делают ли их в поликлинике? — автор.)
     — Нет, — отвечают там, — у нас прививок от гриппа нет.
      — А тогда чего это вы показываете на всю страну, как сделали прививку главному санитарному врачу — Г.А.?!.
      Но, бросив телефонную трубку, Ю.В. подумал: а при чём здесь телевизор, и этот надоевший всем санитарный врач Г.А., плетущий порой чёрти что в эфире СНГ. (Так, в августе 2005 года он проповедовал на Украине по "Голосу России" теорию "золотого миллиарда", по которой России места в будущем не предусмотрено — в ней предусмотрены места лишь отдельным русским)…
      Наверно, всё дело в том, что главными санитарными врачами в стране по-прежнему остаются такие, как Г.А.
     
     ***
      Двадцатипятилетняя девица, подробно выспрашивая ответсекретаря Творческого объединения прозаиков, поинтересовалась, что необходимо для того, чтобы поступить в Союз писателей. Ответсекратарь объяснил, что необходимо подготовить, и подчеркнул, что главенствует в этом процессе:
     — Три рекомендации и книга, — предупредил ответсекретарь.
     — Книги у меня нет! — сказала, как отрезала девица.
     — Без книги нельзя, — промолвил ответсекретарь.
      Девица задумалась.
      — Книга в следующем году выходит, — наконец, сказала она, — на семистах страницах. А можно мне рекомендацию даст жена министра культуры? — спросила девица.
      — Я же вам говорю, — настойчиво продолжает объяснение ответсекретарь, — что рекомендации дают члены Союза, а не родственники министров, генсеков и прочее…
     — А что ещё надо?
      — Прийти, — не выдержал всё же ответсекретарь и выдал: — и мне понравиться!
     
     ***
      С.Р., докучливого графомана-сочинителя, не приняли в Союз писателей.
     — Вас отклонили! — объявил ему ответсекретарь.
      — Постойте, постойте! Я что-то не понимаю: что значит "отклонили"? — возмутился С.Р. — Кто отклонил?
      — Варакин… — ради того, чтоб от него поскорей отвязались, решил разгласить тайну приёмно-творческого процесса ответсекретарь. — И Блудилин-Аверьян!
      — Постойте, постойте! — Начал было атаковать С.Р. — Кто такой Варакин? Кто такой Блудилин? Кто такой Аверьян?! — И тут же пораженчески погас. — Ну, всё мне понятно, что с нашей Россией происходит! Тройка значит… Тройка меня осудила! Вы, в каком году живёте? — спросил он ответсекретаря.
     — В две тысячи пятом, — ответил тот.
     — А, мне кажется, — съязвил Р.С. — в тридцать седьмом!
     
     ***
      С.Куп-в неожиданно вспомнил былые времена и их былые нравы. Всё происходило тут же — в Центральном Доме литераторов, но по-другому — не по капиталистически:
      — "С А.П., — в охотку поделился сладостным воспоминанием С.Куп-в, — заходим в Пёстрый зал — слева Ю.Ш. сидит. Буян, каких свет не видывал. И А.П. ж не промах по этой части был, но, завидев Ю.Ш., тут же выругался: "Сволочь! Нет, не пойдём сюда!" Вернулись в фойе Малого зала ЦДЛ. Сели рядом с деревянным Пришвиным (с маленькой скульптурой-памятником в углу фойе, где он тогда стоял). Мимо милиционеры пронесли Ю.Ш. и выкинули на улицу Герцена (теперь — Большая Никитская). "Наконец-то! — проводив взглядом процессию выдворения Ю.Ш. из ЦДЛ, А.П. вздохнул: — Теперь можно входить!" Мы направились в Пёстрый зал. Только вошли, а там В.Д. стоит над опрокинутым навзничь Ю.Ш. и лупит его стулом (оказывается, выкинутый на улицу Герцена Ю.Ш. оббежал ЦДЛ и вскочил в Пёстрый зал со стороны Поварской — тогда Воровского — через Дубовый зал!)".
     
     ***
      Судья советуется с писателями, когда проводить следующее заседание суда. Предлагает 5 декабря 2005 года. Дотошный Ф.Ф., от которого — ни в суде, ни где бы то ни было — никогда, ничто не ускользнёт, возражает:
     — Это же праздник!
      Демократ А.Н. поправил коллегу по "совместному красному прошлому":
     — Праздник на этот раз 12 декабря.
      Ю.К., младший соратник Ф.Ф., также встрял с разъяснением:
     — Пятое декабря, — объяснил он Ф.Ф., — это день сталинской
     конституции.
      Судья, конечно, рассмеялась и было над чем — писатели всё ещё продолжают путать "старое" и "новое"!
      — А мне она, — не обращая внимания на смех (сталинская конституция, естественно — автор.), заявил Ф.Ф., — ближе!
     
     ***
      Показав на столик В.У., Э.Б. говорит:
     — Мне ещё туда надо пойти!
      С.Л. кисло реагирует на это:
      — Что там делать?! — бурчит он. — Там разговоры материального характера!
     
     ***
      Э.Б. всё-таки уходит к В.У.:
      — Всё это храмы, — говорит Л.С. вслед призрачным, космическим сооружениям философской мысли, что выстроил Э.Б., пока сидел в компании Л.С. — Когда он уходит — мысли рассыпаются. Остаётся один оголтелый оптимизм.
     
     ***
      Ю.К. пожаловался, что много обиженных на миниатюры, которые он сочиняет. Л.А., верная соратница по борьбе за высшие идеалы, посоветовала:
      — А ты не ставь инициалы, обозначай каждого героя звёздочками — и все успокоятся.
      — Под звёздочками ещё хуже, — выразил сомнение Ю.К., — потому что тут каждый станет только себя узнавать. Инициалы, они хоть как-то отвлекают, и читающий говорит: "А это не я. Это вот он!"
      — Да, пожалуй, что так, — подхватив сомнение Ю.К., согласилась Л.А. — Когда Гоголь "Ревизора" написал, знаешь сколько губернаторов звонило? — Тут она, ёкнув, замерла и звонко рассмеялась: — Что я говорю-то?!.