Виктор Крамаренко
ВОЛШЕБНЫЙ МИР
|
Валентин Устинов. “Метельный храм” — МГО СП России, М., 2006.
ЧИТАЯ НАШИХ МЭТРОВ, невольно попадаешь в неповторимые, благословенные миры талантов, из которых долго не хочется выходить. Из залихватского, подлинно народного мира Владимира Бояринова, из одухотворённого, проникновенного мира Эдуарда Балашова, из полного горечи и мудрости мира Константина Ваншенкина… Есть и другие миры, так называемые сферы, не менее талантливые, с могилами и крестами, дешёвым назиданием, перехлёстом удачно зарифмованных антитез. Там — пустота и тупик. Туда не хочется ходить, да и просто опасно рядом находиться. Это всё равно, что подцепить заразную болезнь — чуть зазеваешься, и ты там, с ними… воюешь, бултыхаешься.
Поэтический мир Валентина Устинова уникален, волшебен. Оказавшись в нём, ты мгновенно пропитываешься его чарами: любишь, страдаешь, наслаждаешься; из язычества, из истинно наших истоков, тебя поют живой водой, исцеляют добром и красотою, ты оказываешься полностью во власти творца и не хочешь покидать этот плен.
Червоное небо! Тугая вода
в ночь на Ивана Купала
струями рек, родников пруда,
Млечным путём в проливных звездах
тебя и меня обвивала.
И ты — озорная, родная опять,
прикрыв наготу росою —
сквозь колдовство и пригляд опят,
меж крыльев папоротников и голубят
выходишь к реке босою.
Ты видишь её, озорную, нагую, видишь рядом поэта — волшебника, волхва. Её роса струится рядом с твоей росой, его слова стали твоими словами. Это ли не чудо! Из века Интернета и Билайна ты попал в преславные времена начала, где ночь полна ворожбы, где чистота движет миром, а разум не отделён от чувств.
Между тем две грозы накатились. Меж них
ствол ударил — слепящий и длинный.
Вопль любви загремел, сотрясая долины.
Но не смог заглушить ни стрекоз у межи,
ни органа лягушек трясины.
Ты не только часть первозданной природы, ты, благодаря волшебнику, прародитель своего рода, своего языческого космоса. И нет между тобой и твоими потомками ни столетий, ни эпох. Всё изначально заворожено: и зачатие, и смерть, как костёр и тёмная вода, по которой плывёт заговорённый любовью венок.
В короткий миг, когда рождалось море
и солнца гибли в пламенной тоске,
ты с ангельскою вечностью во взоре
читала книгу, растворясь в песке.
А во вселенной рай кончался адом.
И на случайном атоме Земли
сгорали листья, словно свитки сада,
в пучинах задыхались корабли.
Мир Валентина Устинова удивительно романтичен. Мне почему-то подумалось о Гёте, увлёкшемся в довольно зрелом возрасте 18-летней девушкой и посвятившем ей свои лучшие стихи о любви. Валентин Устинов не скрывает своих лет, но горечь от невозможности повторения не смогла заглушить, как у Гёте, романтики и душевной молодости.
Вот же ночка прихватила!
Ни продыху, ни огня.
Тёмным градом молотила,
лешим по лесу водила —
бесприютного меня.
И в забытом отдаленье —
через долы и моря,
через годы по колени —
промелькнула, сном оленьим,
юность страстная моя.
Как всякий волшебник, Валентин Устинов щедр игрой воображенья, как истинный поэт, честен перед читателем. Ни в одной строке я не увидел избитых наставлений, проповедей давно отсыревших истин. Он честен перед самим собой, и этому веришь.
Не было воды — да вдруг багряною
тучей опрокинулась вода.
Не было беды — да вот нагрянула:
отворяй навстречу ворота.
Не было грозы — так будто спичкою
по дневному небу пронесло.
Не было добра — так вдруг приспичило
добрым быть... А сотворилось зло.
Авелем хотел быть. Вышло — Каином.
Занесло в кювет на вираже.
И стоишь — растерянно, покаянно.
Только поздно каяться уже.
Нестерпимо снова жизнь налаживать —
разрываться меж добром и злом.
Вот и стонет сердце, стынет заживо —
взятое судьбою на излом.
Прочтите книгу Валентина Устинова "Метельный храм" и вы проникнетесь честностью его волшебного мира.
|
|