Александр Леонтьев
СКОРБНОЕ СИЯНЬЕ
|
Трудно переоценить значение поэзии в современной жизни России. Великий русский философ Николай Бердяев называл искусство (в том числе поэзию) творческой эпохи Третьим Заветом — Заветом человека с Богом, Заветом Святого Духа. По мысли Бердяева, поэт вместе с Богом продолжает сотворение мира и спасает мир духовной красотой.
Думаю, что философ имел в виду и наше трагическое время, ибо эпоха социальных потрясений — это всегда творческая эпоха.
***
Кленовый лист упал в тетрадь,
Блеснув, как первый день творенья.
Не знаю, грех иль благодать —
Неодолимость песнопенья.
Всё в мире сказано давно,
И этот клён воспет другими —
Но сыплет звёздное зерно
Ветвями влажными, тугими.
Прости, о родина, прости,
Что в этой смертной круговерти
Пытаюсь к небу прорасти,
Забыв о хлебе и о смерти.
Прости, разъятая страна,
То я не скор на покаянье.
Да не похитит сатана
Из сердца скорбное сиянье!
***
Твои волосы — отдых и ночь.
Эта ночь — не моя, но желанна.
Призываю её неустанно,
Болен ею — и мне не помочь.
Чем меня привлекаешь ты — странно!
От других убегаю я прочь.
Ты одна — черный розан точь-в-точь,-
Остальных я стыжусь, как обмана.
Только вспомню про локон я твой,
Силой полнюсь почти неземной —
Пусть же боги сразятся со мною!
Кто ещё так любовью пылал?
Те стихи, что другим замышлял,
Кровью с сердца прозревшего смою.
***
Посеял я верность, а горе пожал.
Ты старого друга не вспомнила даже,
А гости кривлялись в разнузданном раже,
Вонзая частушку в меня, как кинжал.
Я к окнам замёрзшим всю душу прижал,
А ревность чужая стояла на страже.
И я молчаливо себя вопрошал:
Когда же тебя потерял я, когда же?
Прощай навсегда! Но я снова приду
В заветный твой дворик за прорезью арки,
Как будто случайно, оставлю подарки.
И будут мечты ослепительно ярки.
Не жду обладанья и встречи не жду,
Но слаще победы изгнанье Петрарки!
***
Я сердце расплавил во вдовьих слезах.
Обретшему Бога и мир не утрата!
Зову я арабов и братьев с Арбата
Мой кров разделить и восславить очаг.
Увидел я милость в небесных очах.
Узнав, что услышан, поверил я свято.
Пошёл по земле я с крестом на плечах —
Свой дух испытать, сокрушить супостата.
Усталую душу вином напою,
Насыщу хлебами всех сирых, скорбящих,
Одену нагих, пред Отцом предстоящих.
Любимая, слышишь ли песню мою?
Сестра и невеста, тебе я пою
И слушаю смех твой в аккордах звенящих!
ЗАВЕТ
Как Пальчиков — радетель солнцесвета,
Круженьем слов низвергнувший врагов,
Себя стесню оковами сонета:
Невыносима ширь без берегов.
На свете нет спасительней оков,
Чем откровенья Третьего Завета.
Нет, песня мира до конца не спета —
Земля плодит злодеев и богов.
Ещё не завтра, может быть, умру,
Ещё живу светло, необычайно,
Ещё от уст не отлетела тайна.
Беру у леса, у звезды беру.
Поэт живёт отшельником в миру,
И сны его правдивы не случайно.
***
Я — древо, а сердце — дупло.
Николай Клюев
Последние листья на ветках —
Последних времён письмена.
А радость приходит так редко,
Так кратки объятия сна.
И детство мне больше не снится,
А только вражда да беда,
Как будто из этой больницы
Не выйду уже никогда.
И если сказать на закате:
"Я — древо, а сердце — дупло",
Мне руки привяжут к кровати,
Всем русским поэтам назло.
Так редко полынное солнце
Глядит сквозь решётку окна…
Но чашу я выпил до донца —
И в сердце зияет весна.
***
Есть святое безумье — проснуться в ночи.
Когда мир погибает — кричи, не кричи,-
Когда некого ждать — ни Христа, ни Хайяма,
А в пустынном дому — ни вина, ни свечи.
И, отбросив одежду дрожащей рукой,
Как Мессия,— отверженный, нищий, нагой,
Выбегаешь в слепящую мглу снегопада,
Слыша совести всхлипы и свист снеговой.
Для чего, почему — ты не знаешь ещё,
Но прозревшее сердце стучит горячо.
Только ты и Россия в бушующей ночи,
Только ангел иль демон щекочет плечо.
МОНУМЕНТ
Не первый год в заштатном городишке,
Который вам, конечно, незнаком,
Бегут, бегут настырные мальчишки
За старичонкой, местным дурачком.
То озорною кличкой увенчают,
То подбегут и высунут язык.
А он как будто их не замечает —
Идёт себе, потупившись… привык!
И лишь у самой площади центральной
Очнётся он и выровняет шаг,
Кивнёт ватаге церемониальной
И отряхнёт испачканный пиджак.
И долго-долго детскими глазами
Обводит он знакомый монумент,
Что под его родными небесами
Который год стоит без перемен.
Повыше ростом и покрепче телом,
Но всё как в жизни, как в его судьбе…
Откуда знать мальчишкам оголтелым,
Что он приходит к самому себе!
***
Памяти матери
Голос отслышался твой,
Память отголосила,
Стало сырою травой
Тело, что ты износила.
Стало родною землёй —
Горькой, немою, любимой…
Неодолимо прямой,
В небо гляжу нелюдимо.
Дремлет в листве вороньё,
Стынут могильные плиты.
Каждому звуку открытый,
Слушаю сердце твоё.
КОРОЛЕНКО
Писатель диктовал жене
Былого скорбные страницы.
Желая светом поделиться,
Луна маячила в окне.
Была Россия за окном —
Как полыхающая рана,
И от кровавого тумана
Вскипали слёзы о родном.
Он думал: "Всюду господа,
И все хотят повеличаться —
Офицерьё и чрезвычайка…
Свободны будем ли когда?
Два зла стоят лицом к лицу —
Так было искони в Европе.
Когда прозреем от утопий
И не поверим подлецу?
В душе — разлад, и в этом суть.
Но от насилья отрешимся,
Спасёмся, сердцем сокрушимся…"
И он хотел фитиль задуть.
Но где-то выстрел прозвучал,
И тихо в двери постучали.
Впорхнула женщина в вуали,
И ветер люстру закачал.
Сказала: — Нужно вам бежать:
Вас расстреляют завтра утром!
Но он изрек с безумством мудрым:
— Мне надо книгу продолжать.
Она ушла, а он без сна
Лежал, перебирая даты…
Когда-то он в Кронштадте брату
Твердил: "У нас судьба одна.
И небеса у нас одни,
И Русь, как Правда, неделима…"
— Война, война пройдёшь ли мимо?
Всё те же светят мне огни!
И встали тени за окном,
И сумрак становился гуще…
А он всё думал об одном —
О назначении земном,
О человечности грядущей…
***
Колокольчика яркая чаша
Прозвенела в далёком лугу.
Вот и кончилась молодость наша…
Всё равно без тебя не могу!
Очарованный тихой беседой
И покоем улыбчивых глаз,
Я стихом торжествую победу
Над бедой, разлучившею нас.
***
Памяти Ибрагима
Звезда запуталась в ветвях
Высокой ивы.
Быть может, то мой брат вайнах
Мне шлёт призывы.
И я завидую ему:
Он пал до бойни.
Его душе, его уму
Постылы войны.
Чечня в огне, и горько мне —
Мы все подранки.
Ночной порой иду во сне
К певцу Назранки.
Далёко, у подножья гор
Его могила.
А я живу и свой позор
Несу бескрыло.
ТЕМА С ВАРИАЦИЯМИ
…И бедная лира моя
Исторгла неведомый звук…
И снова, любви не тая,
Пою, а на сердце — испуг.
Ты знаешь на свете одна:
Я славы земной не ищу.
Но если колдунья луна
Лучом прикоснётся к плечу…
Но если ты рядом идёшь,
Но если впаду в забытьё —
И падает медленный дождь
На сердце больное твоё…
Увижу ли в новых мирах
Сапожки в калужской грязи?
Уйдите, сомненья и страх,
Разлучница смерть, не грози!
***
Стали нивы белы от печали…
Русь моя, ты не сгинешь во мгле!
Не напрасно отцы воплощали
Божью правду на грешной земле.
Эта правда превыше закона,
Крепче смерти, сильнее судьбы.
В ней и белые стены Афона,
И янтарь деревенской избы.
Над полями вороны кричали,
Но упорнее чёрных примет
Слово жизни, что было в начале,
Белый снег, белый храм, белый свет…
ДЫМЫ
Тиханово, твоё предзимье
Так сладостно дремотной ранью!
Дымы над крышами твоими
Чисты, как девичье дыханье.
Угасли праведные души,
И поле стало полем битвы,
Но вновь дымы твоих избушек
Восходят к небу, как молитвы.
***
Наплывы льда на обмершей земле,
Меж башен — даль апрельская сквозная.
Вчера я знал, что мир лежит во зле,
А нынче снова ничего не знаю.
Навстречу ветру распахну пальто
И улыбнусь лепечущему внуку…
Я принимаю мир хотя б за то,
Что за него Спаситель принял муку.
И мне бы стать невинным, как дитя,
Но в песне ветра слышу укоризну.
А облака, над кровлями летя,
Зовут, зовут в небесную отчизну…
ЕМЕЛЯ
В час, когда, забыв про вечность,
Сладко спал я на печи
И расейская беспечность
Мне мурлыкала: "Молчи!",
Ярый пламень, как присуха,
Вдруг по жилам пробежал —
Не огонь Святого Духа,
А губительный пожар.
От него так много славных
Погибает на Руси…
От очей Твоих державных,
Богородица, спаси!
И, видением утешен,
Слышу голос: "Отвяжись!
Спи, Емеля, — ты безгрешен,
Но к чему такая жизнь?"
ЗАБАЙКАЛЬЕ
Хороши берёзы, если порознь, —
Словно сибирячки, высоки!
Но страшит берёзовая поросль
Посреди порубленной тайги,
Эти в лужах мокнущие брёвна
Под ногами низеньких берёз,
Меж стволов, белеющих неровно,
Пробежавший нервно паровоз…
Так я думал, из окна вагона
Глядя на разбой среди дерев,
В давний год, ещё во время оно,
От тоски внезапной замерев…
***
Крутая, скользкая дорога,
Кустарник, камни и песок.
Ну, поднимись ещё немного,
Поспорь с труднейшей из дорог!
Не укатают сивку горки —
Горе молитва вознеслась…
И поздней славы привкус горький
Внизу останется, как грязь.
***
Памяти Галины Минорской
Я взглядом двигал тучи,
Безумен, словно бог.
Но смерти неминучей
Предотвратить не смог.
Забылось всё, что было.
Земля белым-бела.
...А всё-таки любила,
А всё-таки была!
***
При свете свечного огарка
Я слышу в беззвёздной ночи:
Поёт на берёзе флюгарка…
Заблудшее сердце, молчи!
Оставь мудрецам их вопросы,
Лишь веруй, любя и скорбя,
И смерти немые угрозы
Пускай не колеблют тебя.
Познаешь покой и движенье,
И сумрак, и трепетный свет,
И слова нежданное жженье,
Когда догорает поэт.
Не знает болтливая проза
Ни радости этой, ни мук.
Недаром стучится берёза
В окно, точно истинный друг.
|
|