Валентин Дольников
МЕЛОДИЯ СЛОВА — ЗМЕЯ ДВУХГОЛОВАЯ
|
Александр ШЕЯНОВ, "Алхимия любви" — М. ; Саранск, 2006
Розыгрыш и мистификация — непременное условие рождения новых литературных произведений Александра Шеянова. Вспомним повесть "Чертановская чертовщина" и одноименную постановку Сергея Арцибашева по пьесе, написанной автором на основе этой же повести; вспомним нашумевший его роман "Сны русского олигарха", где вовсю разыгрываются поистине ведьмовские шабаши, в которых активно участвуют не только потусторонние, но и главным образом очень даже посюсторонние фигуры, весьма и весьма известные в политической и общественной тусовках! Тут и Борис Николаич Сами Знаете Кто, и Моника Левински с Биллом Клинтоном и его саксофоном, прибывшие из Вашингтона в Горки-9 без пересадки в спецвагонах... метро.
Время от времени Шеянов вспоминает о том, что он не только талантливый прозаик-мистификатор, драматург и завсегдатай театра и сада "Эрмитаж'", но также и поэт-лирик, за всю жизнь никак не решивший, к какому берегу Поэзии стоит пристать — к берегу Маяковского или же к Есенинскому).
Результатом этих метаний нынче стала новая книга стихов с весьма характерным для автора и его мистификационной платформы названием "Алхимия любви", вышедшая совсем недавно в Мордовском издательстве в изящном, не менее мистификационном оформлении известного московского художника Анатолия Кретова-Даждь.
Нет, Александр Михайлович не стремится в своей книге исследовать химические и физические параметры этого чувства. Он чистый лирик, а лирику пристало разбираться в душевных и психологических аспектах состояния каждой из мужских и женских особей, участвующих в этом обоюдном процессе. Столь глубокое проникновение в тайны душ, пораженных стрелой Амура, рождает неожиданные, как с точки зрения человеческой психики, так и нежного состояния души, откровения. Лирический герой книги, в котором совсем не трудно идентифицировать самого автора, перманентно находится в самом центре алхимического процесса и существование в таком состоянии помогает поэту делать самые невероятные открытия. Поэтические. И философские. И духовные. Не зря сказано потом: "Мелодия слова — Змея двухголовая!". Как раздвоено змеиное жало, так многогранны и смысл и подтекст художественного образа, заключенного в слове.
"Желтые листья,
Как холодное солнце.
Желтые листья,
Как возраст иной".
("Осенний этюд")
Душевные и духовные метания управляют лирическим героем так властно, что вызывают в его душе самые неожиданные ассоциации, открывающие путь безумным и страстным порывам.
"Ах если б затеплилось
хотя бы одно окно,
Разметавшее ночь безучастья,
Я бы, наверное, одуревши от счастья,
Бросился на оголенные рамы,
Руки раскинув настежь!"
("На последнем этаже")
Подобное состояние души рождает, порой, самые неожиданные ассоциации и образы, приоткрывающие тонкую завесу, за которой скрываются чувства.
"Когда влюбляется поэт,
Рождается Бог неприкаянный,
Когда влюбляется поэт,
Рождается черт отчаянный..."
("Белые грозы")
"Я — как взведенный курок.
Ты — как мишень, пришпиленная на каблучок".
("Автопортрет с мишенью")
Но еще буйнее развивается авторская фантазия, когда речь заходит о поэтических принципах, исповедуемых поэтом. Он становится жестким и непримиримым, порой даже слишком прямолинейным.
И это так понятно! За принципы надо бороться.
"Плевать хотел на все потери —
лишь душу черту не продам!"
"Я — бунтарь, каких не видел свет.
Мне под стать лишь бродяга-поэт
Вийон, который давно уже вздернут,
А я пока еще нет!"
И тут в полную силу поэт равняет себя со своими героями — Дон Кихотом, Пушкиным, Есениным, Блоком, Маяковским, непримиримости и самоотверженности которых стоит и подражать и следовать.
"Солнце апельсиновое большое
На наковальне рассвета куется".
"Давай ковшом Большой Медведицы
Вечности лунную пену черпать!"
В заключительных строках этой небольшой лирической книги автор приходит к синтезу, из которого рождается Кредо, объединяя лирику с эпической мистификацией, без чего Шеянов не был бы Шеяновым.
"Хрупкое сердце разбилось вдребезги,
Но поэтические осколки приЗЕМЛИлись на НЕБЕ".
Так, пребывая в вечном пространстве жизни земной, поэтическая натура Александра Шеянова духом и сердцем бесконечно стремится к верхнему, небесному, пределу творчества.
Другими словами — к совершенству.
|
|