Валентин Дольников __ МЕЛОДИЯ СЛОВА — ЗМЕЯ ДВУХГОЛОВАЯ
Московский литератор
 Номер 13 июль 2006 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Валентин Дольников
МЕЛОДИЯ СЛОВА — ЗМЕЯ ДВУХГОЛОВАЯ

     
      Александр ШЕЯНОВ, "Алхимия любви" — М. ; Саранск, 2006
     Розыгрыш и мистификация — непременное условие рождения новых литературных произведений Александра Шеянова. Вспомним повесть "Чертановская чертовщина" и одноименную постановку Сергея Арцибашева по пьесе, написанной автором на основе этой же повести; вспомним нашумевший его роман "Сны русского олигарха", где вовсю разыгрываются поистине ведьмовские шабаши, в которых активно участвуют не только потусторонние, но и главным образом очень даже посюсторонние фигуры, весьма и весьма известные в политической и общественной тусовках! Тут и Борис Николаич Сами Знаете Кто, и Моника Левински с Биллом Клинтоном и его саксофоном, прибывшие из Вашингтона в Горки-9 без пересадки в спецвагонах... метро.
     Время от времени Шеянов вспоминает о том, что он не только талантливый прозаик-мистификатор, драматург и завсегдатай театра и сада "Эрмитаж'", но также и поэт-лирик, за всю жизнь никак не решивший, к какому берегу Поэзии стоит пристать — к берегу Маяковского или же к Есенинскому).
     Результатом этих метаний нынче стала новая книга стихов с весьма характерным для автора и его мистификационной платформы названием "Алхимия любви", вышедшая совсем недавно в Мордовском издательстве в изящном, не менее мистификационном оформлении известного московского художника Анатолия Кретова-Даждь.
     Нет, Александр Михайлович не стремится в своей книге исследовать химические и физические параметры этого чувства. Он чистый лирик, а лирику пристало разбираться в душевных и психологических аспектах состояния каждой из мужских и женских особей, участвующих в этом обоюдном процессе. Столь глубокое проникновение в тайны душ, пораженных стрелой Амура, рождает неожиданные, как с точки зрения человеческой психики, так и нежного состояния души, откровения. Лирический герой книги, в котором совсем не трудно идентифицировать самого автора, перманентно находится в самом центре алхимического процесса и существование в таком состоянии помогает поэту делать самые невероятные открытия. Поэтические. И философские. И духовные. Не зря сказано потом: "Мелодия слова — Змея двухголовая!". Как раздвоено змеиное жало, так многогранны и смысл и подтекст художественного образа, заключенного в слове.
     "Желтые листья,
     Как холодное солнце.
     Желтые листья,
     Как возраст иной".
     ("Осенний этюд")
     Душевные и духовные метания управляют лирическим героем так властно, что вызывают в его душе самые неожиданные ассоциации, открывающие путь безумным и страстным порывам.
     "Ах если б затеплилось
     хотя бы одно окно,
     Разметавшее ночь безучастья,
     Я бы, наверное, одуревши от счастья,
     Бросился на оголенные рамы,
     Руки раскинув настежь!"
     ("На последнем этаже")
     Подобное состояние души рождает, порой, самые неожиданные ассоциации и образы, приоткрывающие тонкую завесу, за которой скрываются чувства.
     "Когда влюбляется поэт,
     Рождается Бог неприкаянный,
     Когда влюбляется поэт,
     Рождается черт отчаянный..."
     ("Белые грозы")
     "Я — как взведенный курок.
     Ты — как мишень, пришпиленная на каблучок".
     ("Автопортрет с мишенью")
     Но еще буйнее развивается авторская фантазия, когда речь заходит о поэтических принципах, исповедуемых поэтом. Он становится жестким и непримиримым, порой даже слишком прямолинейным.
     И это так понятно! За принципы надо бороться.
     "Плевать хотел на все потери —
     лишь душу черту не продам!"
     "Я — бунтарь, каких не видел свет.
     Мне под стать лишь бродяга-поэт
     Вийон, который давно уже вздернут,
     А я пока еще нет!"
     И тут в полную силу поэт равняет себя со своими героями — Дон Кихотом, Пушкиным, Есениным, Блоком, Маяковским, непримиримости и самоотверженности которых стоит и подражать и следовать.
     "Солнце апельсиновое большое
     На наковальне рассвета куется".
     "Давай ковшом Большой Медведицы
     Вечности лунную пену черпать!"
     В заключительных строках этой небольшой лирической книги автор приходит к синтезу, из которого рождается Кредо, объединяя лирику с эпической мистификацией, без чего Шеянов не был бы Шеяновым.
     "Хрупкое сердце разбилось вдребезги,
     Но поэтические осколки приЗЕМЛИлись на НЕБЕ".
     Так, пребывая в вечном пространстве жизни земной, поэтическая натура Александра Шеянова духом и сердцем бесконечно стремится к верхнему, небесному, пределу творчества.
     Другими словами — к совершенству.