Владимир Фирсов
ВСТРЕЧА С НЯНЕЙ. Поэма
|
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя,
Одна в глуши лесов сосновых
Давным-давно ты ждёшь меня...
...Но я плоды моих мечтаний
И гармонических затей
Читаю только старой няне,
Подруге юности моей...
...Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей!
Выпьем с горя, где же кружка,
Сердцу станет веселей!
Из стихов, обращенных к любимой няне Александра Пушкина, Арине Родионовне Яковлевой, умершей незадолго до кончины поэта.
ДУЭЛЬ
Тишина заткнула уши.
Пистолет в руке молчит.
Надоело сердцу слушать,
Как оно в висках стучит.
Тут и грянул выстрел громкий!...
И остался жить в веках,
Отозвавшись на потомках,
На моих больных висках.
***
Пушкин выстрелил!
Взмыли вороны,
Скорбным криком озвучив снега.
Вздрогнул Пушкин — грядут похороны,
И дорога до них не долга...
На лице у поэта — не слёзы,
И не снег седины в волосах.
Это иней стекает с берёзы,
Как минуты в песочных часах.
Конский храп в забытье он не слышит.
И сквозь времени вечного бег
Чует смерть,
Что так холодом дышит
В неподъёмные чашечки век.
Это рок иль чудовищный случай?
— Промахнулся... Он шепчет в бреду:
— Ах как жмёт
Пугачёвский тулупчик!
К императору в нём не пойду!..
Кони встали. Поди, ненадолго.
Пушкин морщится, вслух говоря:
— Никакого тебе Бенкендорфа,
Ни Дантеса,
Ни даже царя.
Кони встали на Мойке.
У дома,
Где последний поэта приют,
Где всё так незнакомо-знакомо
И часы ещё временно бьют.
Тишина затмевает рыданья.
Сам собой возникает вопрос:
С кем же Пушкин назначил свиданье,
А кого просто случай занёс?
Кто с советом пришёл,
Кто со словом
В тот журнал, что поэт издавал.
— Проходите, — он шепчет.
И снова
Взором гаснущим видит провал.
И от боли о смерти мечтает.
В голове: "Не пора! Не пора!.."
Чьи-то руки по телу блуждают,
Ах, да это же все — доктора...
Он, чуть-чуть отдыхая от боли,
Мутным взором обводит гостей,
Что явились по собственной воле
В ожидании добрых вестей.
Вот, ссутулившись по-стариковски,
Не скрывают ни боль, ни печаль
И Василий Андреевич Жуковский,
И Владимир Иванович Даль.
С ними грезится Пушкину снова
То, что памятью сердца зовём —
Сенокосное лето Кольцова
Вместе с дельвиговским соловьём...
Пушкин просит студёной морошки.
— Где же няня?..
— Ах, да… умерла.
Знать, в Михайловском пусто лукошко,
Что она для него же сплела...
После смерти — все души нетленны:
Пушкин верил — за гранью светил
Вседержитель, Создатель Вселенной,
Сам Христос и её приютил.
Упокоил её со святыми.
Царство Божье пожаловал ей,
Да, Арина — красивое имя,
Но для Пушкина — нету родней!
Не была крепостной, а свободной
Та Арина, что с юности знал,
Та, которую он принародно
Лишь по имени-отчеству звал.
В ней он видел всю прелесть России,
Где жила красота, доброта.
Да, вот няню покинули силы,
Без неё уж Россия не та.
Без неё будто реки всё мельче,
Без неё и народ —
Да не тот.
Без неё даже старенький мельник
Грустных песен своих не поёт...
Врач глядит на Данзаса* бесстрастно,
А в глазах застывает слеза.
И в бессилии Арендт со Спасским**
Друг от друга отводят глаза.
Нет надежды. Надежда на Бога,
Но во всём вездесущая Смерть,
Без усилий находит дорогу
К тем,
Кому суждено умереть.
Пушкин бредит.
В себя не приходит.
Губы шепчут невнятно стихи.
Коридорами памяти бродит.
Коридоры темны и глухи...
Скрип саней.
Он бросается в сани.
Кони мчатся, и путь их далёк.
Там вдали за холмами, лесами
В чьём-то доме
Горит огонёк.
Он не может гореть без причины!
Как корабль на огонь маяка,
Мчатся кони.
В окошке — лучина.
Как светло от её огонька!
Так и веет теплом от окошка.
Пушкин слышит, как печка гудит.
Там не кот с Лукоморья,
А кошка,
Умываясь, на лавке сидит.
Торопливо гостей намывает...
Навсегда, знать, он в гости пришёл
К милой няне — милей не бывает!
К ней, "голубке", дорогу нашёл.
Неужели она, в самом деле,
И её ли он видит в окно?
Вот склонилась она за куделью,
Завертелось веретено...
Пушкин смотрит в окно, как в тумане:
Няня делом родным занялась.
— Родионовна! Милая няня!
Наконец ты меня дождалась!
Как привычна герань за окошком:
Родионовна Сашу ждала,
Если кружку,
Лукошко с морошкой
Для свидания с ним
Припасла...
На часах
Не кукует кукушка,
Для неё
Нет ни ночи, ни дня…
И последнее выдохнул Пушкин:
— Дайте няню,
Пусть нянчит меня!
« Данзас — секундант
** Арендт и Спасский — лейб-медики
|
|