Александра Барвицкая
«ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ ТЕРРЕНКУР» (Отрывок из поэмы)
|
Свежесть утром стоит такая —
Сдохнет с зависти шлюха-ночь, и ей
Навстречу себя толкая,
Открываю окна восточные.
В око комнаты влейся, Солнце!
Через веки шторок прищуренных
В обрамлении лилий сонных
И бонсая японских мичуриных.
Чтоб бессмертным теням на смену,
Через ночи мои и столетия,
Заиграли бликами стены,
Отражая небес соцветия!
В проёме окна стою.
Распахнута. Небо пью.
Почти кричу:
Еще чуть-чуть!
Но могучая вышка ТЕЛЕ-
Визионная (Бог телевизоров!)
На горбатом земном теле
Снова зовет в инвизибле.
Заправляя в карманы рёбер
Крылья, за ночь на дюйм подросшие,
Отправляюсь кормить утробу
Этой вышки — душевным крошевом.
Загнана, загнана, загнанная в заботы —
Спешу на работу!
«
Работа — на зависть мечтательным барышням,
Съевшим собаку на беллетристике.
За эту работу дерутся, знаешь ли,
На кастингах модели от журналистики.
Лишь обратная сторона медали
Видна едва ли…
Опять, накрасив в гримёрной ретиво
Крупнотоннажным фарфоровым слоем,
Посадят перед чёрной дырой объектива
Вещать цензурой проверенное слово.
Слово, несущее вирус смятения,
Маньяком, выпушенным на свободу. —
Рождённый в голове казённого гения
Алгоритм создания покорного народа.
И если осмелишься высунуть голову
Из картонной коробки общественного мнения —
Вспомни стойкого солдатика из олова,
И почувствуй приторный запах тления.
«
Работа — "пустяшная" —
Сидеть за столиком.
Посадка изящная:
Спину — столбиком. —
Не скамейка на парковой улице! —
Режиссёр не позволит ссутулиться.
В голове — мутно.
До эфира — считанные минуты.
Оператор басит: "Суфлёр приказал жить вечно".
Светотехник наводит последние штрихи.
Метр до софитов, лицо плавится сыром в печке.
Под гримом чешется нос… — Апчхи!
За пультом кричат:
— Не чихать!
Мобильник выруби, гасит фон.
Проверим ещё раз микрофон.
…Семь. Шесть. Пять…
— Здравствуйте, уважаемые телезрители!
Гости края и коренные жители.
Начнём с постулатов гражданского права.
Всем обеспечена свобода слова:
Слева кудахчут, рыкают справа,
Даже мычать разрешили коровам.
От этого ждут повышенья удоев,
Хотя на кормежке и срезали нормы. —
Стала корзина вконец худою. —
Будем держать форму.
Далее ждет вас трагедий пара:
Передел не проходит войной бескровной.
Поднимается в обществе ненависти опара.
Работает исправно человеческая жаровня.
Вот взрыв на платформе ЖэДэ вокзала,
И другой, помощнее, у площади рыночной
(Подробно расскажет эфир ночной).
Хотите еще? Мало?
Мало крови для вечности?
Добавить оторванных конечностей?
Будут. Сразу же после выпуска —
В пьесе известного драматурга.
Режиссура народная. Без припусков
На швы. Отдыхают хирурги.
Да, и еще! В свете последних постперестроечных лет
(Главное чуть не забыла, самое!)
В краевом центре открылся общественный туалет.
С пальмами. Мраморный.
И первое лицо региона
Разрезало ленточку красного шифона…
«
Закончен эфир прямой.
Пора домой.
Звонок головной редакции:
— Не спать! Хотите слететь отсюда?
Срочно! Для исследования массовой реакции
Нужно горячее блюдо!
— Будет…
Вся падалица человеческого сознания —
От времен сотворения до расщепления мира —
Сконцентрирована в одном бледно-розовом здании.
Неплохой, пожалуй, сюжет для сатиры,
Но вальсирует масс-медиа
На стыке мелодрамы и трагедии.
|
|