Александр Трапезников __ КОСМОС МИХАИЛА ЗУБАВИНА
Московский литератор
 Номер 22, ноябрь, 2007 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Александр Трапезников
КОСМОС МИХАИЛА ЗУБАВИНА

     
     Михаил ЗУБАВИН, "Страна Московия и её обитатели" — М., МГО СП России, ИПО "У Никитских ворот, 2007
     
     Самые мои любимые персонажи в произведениях Михаила Зубавина — это толстый, лысый профессор медицины Иерихон Быченко и подтянутый вольный переводчик Ершов, расследующие всякие загадочные истории, а попутно соревнующиеся в остроумии и винопитии. Колоритнейшая пара в русской литературе последних времен. Описывать их похождения я не стану — оставлю лакомый кусок для читателя. Скажу лишь, что у Зубавина есть и масса других героев, целый мир, волшебный короб с живыми человечками, на которых приятно смотреть, слушать их препинания, следить за их любовными переживаниями. Они именно живые, а не искусственные, что сплошь и рядом в современных, особенно "гламурных" книгах. Но у Михаила Владимировича есть еще и один собирательный образ — лирический герой, и тут речь следует вести о самом авторе. Его присутствие несомненно. Зубавин не отстраненный наблюдатель, не холодный исследователь насекомых, а лечащий врач, поспевающий за своими персонажами с душеспасительными микстурами. Он и читателю предлагает изрядную долю болеутоляющих, жизнеутверждающих лекарств, которые изготавливает в своей творческой амбулатории. А всё потому, что у него руки доктора, сердце поэта, а ум — прозаика. И душа христианина, полная любви. Всё это и составляет столь сложное и радостное в современном литературном процессе явление, как "Михаил Зубавин".
     Почему книги его читаются так легко? Да потому что и пишет он просто, весело, без зауми, без желания погрузить читателя в бездну "черного квадрата". Мы как-то говорили с ним на тему "простоты" и "сложности" в литературе. И сошлись во мнении, что когда человеку (писателю) нечего сказать, он начинает излагать свои мысли с псевдоинтеллектуальной бессвязностью, что особенно и ценится в постмодернистских и метафизических кругах. Подлинная красота — легка и воздушна, что в музыке /Моцарт, что в архитектуре (Храм-на-Нерли), что в литературе ("Степь" Чехова). Восточная мудрость гласит; один дурак может столько нагородить, что потом сто мудрецов разобрать не смогут. А настоящий мудрец напишет так, что и сто дураков поймут, даже поумнеют. Это и есть подлинный талант, которым Господь Бог наградил Зубавина в полной мере.
     Конечно, писательская доля чаще горька, чем сладка. Иной раз, в пылу отчаяния, Михаил, как поэт, может и воскликнуть: — Я пью за Родину, за вас, придурки, — Мои сограждане бестолковые!
     Но надо согласиться с тем, что оптимистическое начало в его творчестве гораздо сильнее, чем декадентское. Я вообще никогда не видел его в унынии, он постоянно бодр, остроумен, нацелен на великие дела и свершения. И покоряет одну литературную вершину за другой. Расскажу и такой случай, который характеризует его как человека. Однажды мы с ним очутились на базарной площади среди бела дня возле станции "Заветы Ильича". И неожиданно на нас (вернее, на него) напали три отмороженных молдаванина. Зубавин дрался, как ягуар. Я успел выхватить из кармана свой перечный пистолет и стал палить во все стороны, во всё, что движется и шевелится. Площадь мгновенно опустела. На земле остались лежать три молдаванина, четверо случайных забулдыг, две бродячие собаки и пролетавшая мимо ворона. Химический заряд "олеорезина капсикум" по ошибке достался и Михаилу Зубавину, но он устоял на ногах и даже не поморщился. Что ему какой-то красный перец, когда он в свое время грудью шел на ядерный реактор в Чернобыле — и победил! И мы гордо двинулись к нему на дачу, допивать наш самовар. (Кстати, документальная повесть о Чернобыле также ждет читателя в этой книге).
     В последние годы Михаил Зубавин начал писать сказки. Это совершенно особый, труднейший жанр, но и им он овладел виртуозно, легко, может быть, потому, что сохранил в своей душе ту трогательную детскость и радость познания ЖИЗНИ, которые не дают черстветь, стареть или превращаться в брюзгу, тем более, в литературного мэтра. Это именно та бодрость духа, о которой я говорил выше.
     В письме Гоголя к Языкову есть такие строки: "Внуши бодрость и выведи из уныния тех, которые стоят передовыми и могут подать пример другим. Не беда, если дурак придет в уныние (это даже для него и лучше), но плохо, если умные повесят носы. Мы все так странно и чудно устроены, что не имеем сами в себе никакой силы, но как только подвигнемся на помощь другим, сила вдруг в нас является сама собою. Так велико в нашей жизни значение слова: другой и любовь к другому... Если же приступят к тебе какие-либо болезненные припадки, то говори им просто: "некогда! плевать я на вас, теперь мне не до вас!" Помнить об этом надо бы всем писателям.
     И добавить мне больше нечего, только одно: я счастлив, что у меня есть такой друг и собрат по литературному цеху — Михаил Зубавин.