Борьба партий, возня политиканов, гибель защитников правды, вымирание вокруг космодромов, обрушение ветхих домов, воровская застройка национальных парков, сходы лавин, землетрясения и цунами…
Но и ароматы яблоневых садов, и костры рудбегий, и обвалы золота с клёнов, и грёзы осени… Жизнь амбивалентна. И хочется главного: чтобы наши отрадные ещё живые картины не заволокло чёрными дымами погибельных сражений.
К МОРЮ
Баюкай, терзай, успокаивай снова
И гребни заламывай ввысь!
Подводного гиблого царства лесного
Бессильною пеной ярись!
Я знаю, зачем ты грозишь и дурманишь:
Добиться признаний и слёз!
Таков твой обычай: манишь и шаманишь,
Но не принимаешь всерьёз.
Другие меня согревают просторы:
Шлях, поле да горечь-трава...
Они-то слыхали мои разговоры.
Они мои помнят слова.
Тебя не сужу. Что хвалы, что упрёки? —
Поди исповедай других!
На коже и так соляные потёки
От волн любопытных твоих.
Секреты мои — все в душе заземлённой,
На дне твои тайны лежат.
...Не так ли пришелец земли отдалённой
Для новой отчизны — чужак?..
II
Что ж, море, никогда
Теперь я не увижу
Повитых дымкой гор,
Волнующихся вод ...
Привычная беда
На нитку будней нижет
Мой ежедневный вздор
Бессмысленных хлопот.
Как обнищал запас
Душевного избытка,
Которым — мнилось мне —
Судьба была полна!
Теперь и шаг один
Мучителен, как пытка,
И в четырёх стенах
Вся жизнь заключена.
А двадцать первый век
Стреляет, отравляет...
В сознанье яд проник
И в воздухе разлит.
Зло множится, растёт,
Грехи утяжеляет.
И поглощает свет
И даже мне велит
Искать ответы на
Проклятые вопросы...
О, если б, отряхнув
Постылой жизни прах, —
Уплыть и прорасти,
Как спелый мяч кокоса
На ласковой земле,
На дальних берегах!
ЭРОС
Ты жила, как усталая ива,
По-над жизни рекой навсегда
Наклонившись... И неторопливо
Провожала в былое года...
Эти руки нашли тебя. Властно
Повернули, хмельную, к себе,
Обогрели в бреду сладострастном,
Проросли, как лианы в судьбе.
Разве ж только вода роковая
Пред глазами вольна проплывать?
Разве только волна ветровая
В твоей жизни должна волхвовать?!
Эти губы горячечным бредом
Растопили узор на стекле.
Твой тропический лес был неведом
Никому до того. И во мгле
Одиноких ночей индевелых
Свет зажёгся всем спектром луча.
Тело робко очнулось, запело.
Розовеет восторга свеча...
Ты проснулась. Объятья открыла
И познала озноб и объём.
То ли душу, то ль кровь отворила,
Растворясь в ликованье своём.
Эти пальцы... Слепые... Слепые...
Опустились над долей твоей,
Оплели тебя и обступили,
Обожгли до конца твоих дней.
...Над рекой бродит мальчик кудрявый,
И усмешка его весела.
Мальчик-лучик... Стрелок златоглавый.
...И качается мерно стрела.
НЕЖДАННЫЙ СНЕГОПАД
Прилетел. Опустился с разбега.
В сердце выбелил радости сад.
И небесные яблоки снега
За балконною дверью висят.
Там, где поздняя осень гудела
Тёмным ветром — и ветки рвала, —
Голубица с небес прилетела
И гнездо восхищенья свила.
И пошла канитель круговая,
Колыбельные песни шепча,
Осторожные сны навевая,
Опасаясь прямого луча.
Так и я не желаю хоть малой
Прямоты, — коль порушит цветы
Этой нежной, такой запоздалой
Беззаветности и чистоты.
***
Дождусь! Дождусь! Наступит час,
Когда оттаявшей землёю
Пахнёт — и выйду распростясь
С нерасторопною зимою.
Шофёр рванётся в путь, устав
Пережидать в сезоне каждом
То ледоход, то ледостав,
То дерзость "чайников" отважных.
И Подмосковье растворит
Простор, — даря лесов убранство.
В нём пирамида восцарит,
Гармонизируя пространство,
Где нас заждался смысл иной,
Куда пропустят нас без визы,
Чтоб расшифровывать весной
Преподнесённые сюрпризы.
Где солнце, выпростав лучи
Из бестолковщины апреля,
Уже озвучило ручьи
И урезонило капели.
Являют клумбы чудеса,
И звон, и гомон у колодца,
И в голубые небеса
Костров весенних роздымь вьётся.
Разлив нефритовых ветвей
Гремит хоралом: "Не печалься!"
Ах, видно, курский соловей
Сюда из юности домчался.
НА УБИЙСТВО КОТА ЧЕРНЫША
Животные гибнут без ропота.
Судьбу принимают они,
Оставив напрасные хлопоты
Продлить отведённые дни.
А нам маята уготована:
В безвинные глядя глаза,
Взывать к Всеблагому: "За что его?!
Неужто иначе нельзя!?
За что — эту тихую умницу —
Безгрешную душу — казнить?!
Какому высокому умыслу
Урон, — если будет он жить!?
Но если он жизни течению
Помеха — и должен пропасть, —
Хотя б забери без мучения,
Яви вседержавную власть!
Зри: слёзы текут бессловесные
В немой и смиренной мольбе...
Неужто в чертоги небесные
Всё рекрутов мало Тебе..?"
ДЕМОГРАФИЯ
...А ночью лил холодный дождь,
В жесть подоконника стучался...
Пропащей жизни медный грош
По кругу прошлого катался.
Все круги ада мы прошли, —
И барщину, и десятину...
Но воли, всё ж, не обрели, —
И нас опять толкают в спину
И гонят с площади взашей
(Там тучных плещутся знамёна!)
И громок скрип карандашей
Гробокопателей закона.
Совет ли, Дума, Плебисцит, —
Конец один: кирдык потомству...
Точат небесные сосцы
Мёд воровству и вероломству.
И не зажжётся гневом взгляд,
И беспощадный не проснётся,
И наши головы лежат
На рельсах, — и состав несётся.
ВТОРАЯ ПОПЫТКА
В кувшин лягушка вновь упала.
Но был напиток незнаком:
В сметану — думала — попала,
А жбан был с кислым молоком.
ВЫЗДОРАВЛИВАЙ!
Крест Господен мне тяжек — невмочь.
Но дается по силам — я знаю.
Не покинь меня, милая дочь!
Не оставь меня, радость земная!
***
"Это — книга боли", — Сергей Красиков
о книге "Цветы и свечи". Из беседы
Если душа кровью умоется —
Только о той боли пиши.
Если, как тыква, пухнешь в тиши, —
То не изволь беспокоиться.
***
Прикованности угрозы...
Таблетки. Стакан. Кровать...
Цветенье китайской розы.
И взгляда не оторвать
ДЕКЛАРАЦИЯ
Я — не Цветаева: мне хватит силы выжить!
Я спасена терпением моим.
Моих нетолстых беспартийных книжек
Тираж сейчас почти неощутим.
Лишь небольшая горстка посвящённых,
Кто постигает жизнь не второпях,
Кто, не забыв о Божеских законах,
Ещё живет за совесть, — не за страх.
Я всех возможных странствий-эмиграций
Не пригубила даже горький мёд.
В беде легко мне с Русью оставаться:
Привычка к горю силы придаёт.
А чужаки, что в вареве зловонном
Находят пищу для своих потуг
Мыслительных — подачки миллионной.
Пусть удостоятся — поддерживать свой дух!
И в горький час, когда свои иуды
Хлеб отнимают, волю и покой, —
Я знаю: жить стихам моим, покуда
Простая баба плачет над строкой;
Когда газета честного замеса
Мои стихи не побоится дать, —
Мне позвонит средь ночи поэтесса
И скажет: "Я горжусь, что мы опять
С тобою рядом в полосе газетной!
И пусть убог, смешон наш гонорар, —
Не делимся мы правдою заветной
За деньги! Наши строки — не товар!"
Я соглашусь легко. И снова сяду
За строгий свой видавший виды стол.
Ни ласки, ни наград и ни пригляду
Не жду от тех, кто властвовать пришёл.
И жалкую гордыню презирая,
Я руки на себя не наложу.
Уйду в свой срок. Меня земля сырая
Возьмёт с добром: я честно ей служу!
***
Взрыв сверхновой... Шальные кометы...
И цунами сметают миры...
Бесноватые псевдопоэты
Ходят в гениях этой поры.
***
Век ушёл. Мельтешится межзвёздная пыль.
Ждёт покоса — волнуется памяти поле.
Но страшись подменить небылицею быль:
Весь прилавок шедеврами этими полон.
17 НОЯБРЯ
Был костёр, и вставал до небес.
В нём жила саламандра-гордыня...
...Тих стоит — не шелохнется лес.
Кто возжаждет возжечь его ныне?..
Год растаял на грешной Земле.
Велики ж и твои прегрешенья:
Чуть мерцают, как угли в золе,
Упованья твои и свершенья.
Тихо-тихо в окрестном лесу,
Словно в доме, где дремлет покойник...
Ты-то пел — трепетал каждый сук!
Соловей был! (Хоть, впрочем, — Разбойник!)
Гляну с просеки в небо с утра:
Вдруг унылая мгла расступилась,
Вдруг — сиять — Золотая Гора
В безответную твердь устремилась?!
РУССКИЙ ЯЗЫК
Он при чиновниках-шпионах
И при писателях-балдах
Один стоит на бастионах,
Внушая ненависть и страх
Тем, кто клянёт и ненавидит
Его, и правду и страну,
Из-за носов пути не видит —
И всё равно пойдёт ко дну.
***
Что претерпела поневоле, —
От вас не скрою — расскажу.
Я написала Книгу боли.
Но Книгу радости — пишу.
|
|