Владимир Бояринов
ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ СКВОЗЬ МЕНЯ ТЕЧЁТ...
|
Поэтическое слово не отвечает на вопросы, в том числе и на вечные; не терпит категоричности, не даёт рекомендаций. Но помогает порой найти выход из тупикового обыденного мышления, которое пагубно сказывается на сознании в целом. Не будет никаких математических и экономических прорывов, если на земле переведётся скандальное, хмельное и гениальное племя поэтов. И ещё: где бы и что бы в России не происходило — на углу обязательно мелькнёт человек с отрешённым взглядом и загадочной улыбкой. Это наш человек.
КАК ПОБИЛИСЬ ОБ ЗАКЛАД
1
Знали только сосны
Да земля сыра —
Не обронит солнце
Вещего пера.
Знали — не сказали:
"Не пытайся зря".
Горькими слезами
Плакала заря.
Ветер взял за ворот
И понес меня
Сквозь туман, на город
В зареве огня.
Ночью в чистом поле
Расточилась тьма —
Это не перо ли
Обожгло дома?
Но сказали разом
Город и село:
"Это только разум,
Это не тепло".
2
Дьявольская сила
Подтолкнула вдруг:
"Ты быстрей светила
Обегаешь круг,
Все длиннее ночи
И короче дни,
Ты предстань пред очи
И тогда дерзни".
— Кто в честном застолье,
Чашу пригубя,
Крикнул: "Золотое,
Я быстрей тебя!"
Кто в долинах стылых
В злые вечера
Отыскать не в силах
Вещего пера?
— Я кричал об этом,
Я хулил закат.
— Приходи с рассветом
Биться об заклад!
3
Нет путей обратных,
Нет, и не найдешь.
До ворот закатных
Первым не дойдешь.
Стукнул перстнем в ставень:
— Я пришел с утра
Голову поставить
Супротив пера.
Солнце показалось
Той же чередой:
— Ах, какая жалость!
Больно молодой…
Тут еще и осень
Встряла, на беду.
Стукнул шапкой оземь:
— Все равно дойду!
4
Только стукнул шапкой
Дрогнула стопа.
Показалась шаткой
Подо мной тропа.
Ветер сгреб в беремя
И понес, как черт.
Золотое время
Сквозь меня течет.
И земля несется
Где-то подо мной,
И не видно солнца
За моей спиной.
Тень скользит покато
По земной груди.
Главная расплата
Будет впереди!
ЗЕМНЫЕ ВОРОТА
1
От солнца напротив —
В бору во сыром
Осанистый плотник
Играл топором.
Кипела работа:
У края земли
Земные ворота
До неба росли,
За ними — палаты,
Каленый причал, —
Там плотник закаты
И зори встречал.
И солнце вставало
В положенный час
И стругом вплывало,
В ворота стучась.
И петли скрипели,
И сокол кружил,
И плотник при деле
Безбоязно жил.
2
Но странная дума
Смущала давно...
Он вздрогнул от шума
И глянул в окно:
Как много народу!
Как сильно стучат!
— Откройте ворота,
Откройте! — кричат.
— Чего вы орете
У края земли?
Беда ли в народе?
С ума ли сошли?
Лишь солнцу стучаться
Пристало — ему
Назад возвращаться
Дано одному!
У плотника — слово,
У страждущих — страсть.
Сорвали засовы,
Потешились всласть.
3
И снова светало
По строгим часам.
И плотник устало
Осину тесал.
Сидел на крылечке,
Как прежде, один, —
На каждой дощечке
Цифирь выводил:
Рождение — завязь,
Забвение — смерть.
И щепки вонзались
В небесную твердь!
ГОСТИНЕЦ
На звездных перекличках
Полуночи и дня
У черта на куличках
Сходились два огня.
Советовались: — Трону
Не много ли урону
Мы чиним на пути?
— Но я попал в опалу
К такому зубоскалу,
Что господи прости! —
Ужо ему потеха —
Спалит чужой дворец —
И давится от смеха,
И ржет как жеребец.
Вздохнув о лучшей доле,
Огни расстались в поле
Широком, где как раз
Макар телят не пас.
А тут и берег звякнул,
И селезень прокрякнул.
С тринадцати перин
Поднялся властелин.
Его под белы руки
К столу подводят внуки,
Где бык стоит печеный:
В мозгу чеснок толченый,
С любого боку режь,
Макай себе да ешь.
В усердии великом
Несметная родня
Зашлась белужьим криком:
"Огня сюда, огня!
Подать его!" И слуги
Рассыпались в испуге.
Горьмя горит камин,
Жар-птицею пылает.
Довольный властелин
Шутить соизволяет:
— Вольно тебе, огонь.
В лесу травить медведей;
За что ж ты, рыжий конь,
Озлился на соседей?
Умял у них овес,
На скотный двор ворвался.
Ты что-то, лисий хвост,
Вконец избаловался.
А впрочем, я шучу.
Шути и ты на славу,
Я щедро заплачу
За каждую потраву.
Вобьем отменный клин
В смирение мирское!..
— Светлейший властелин!.,
— Да что еще такое?!
— На ваш большой привет
Из выжженного края
Покорнейший сосед
Вам дарит попугая. —
Не сокол воспарил
С раздолу из тумана,
Но гость проговорил
Без всякого обмана:
"Дурак его любил,
Дурак его сгубил.
Ударил он булатом
По каменным палатам!"
На звездных перекличках
У черта на куличках
— Спалю, — сказал огонь,
Хозяина ругая.
— Но только попугая, —
Другой сказал, — не тронь. —
Среди пустых безделиц
Гостинец по уму
Направил мой владелец
Владельцу твоему.
— За это и уважу,
Не трону птицу вашу.
И взялся он за дело
И весело, и зло.
И вроде бы не грело,
Да вдруг и припекло.
Сгорели все пожитки,
Сгорело все до нитки,
Сгорел и властелин.
Остался гость один.
Устроил он жилище
На теплом пепелище.
Присядет у крыльца
И долбит без конца:
"Дурак его любил,
Дурак его сгубил.
Ударил он булатом
По каменным палатам!"
СОСУД НЕДОВЕРИЯ
1
Имели графы бодрый вид
И главную заботу:
Любил охоту Мэтью Смит,
И Скот любил охоту.
Сильнее, чем повелевать
И тешиться досужно,
Они любили полевать
И весело и дружно.
Под звук рожка начнется гон —
И места нет печалям.
Двенадцать лет один в другом
Души своей не чаял.
2
Горит костер, и на огне
Шипят кабаньи туши.
И Смит и Скот наедине
Свои отводят души.
Но это что за недолга!
Зачем несется свита?
Уже испуганный слуга
К ногам свалился Смита.
Уже дрожит, от страха сер,
Икая то и дело:
"Опасно, сэр, любезный сэр,
Графиня заболела!"
И Смит садится на коня,
И вновь в пыли дорога.
И Скот печальный у огня
Допил вино из рога.
3
Ворота замка на засов! —
Тоска приличней Скоту.
Не кличет он любимых псов,
Не рвется на охоту.
Он у камина день и ночь
Все думает о друге,
Горя желанием помочь
Его больной супруге.
— Быть может, есть у лекарей
Такие панацеи,
Что горьких снадобий скорей
Своей достигнут цели?
— Конечно, есть! Да как не быть!
Когда придется худо —
По ложке на ночь нужно пить
Из этого сосуда.
4
Теперь спасительный сосуд
И весело и гордо
Пажи соседу отнесут:
— Не будет ли угодно...
И принимает Мэтью Смит
Посланцев на пороге.
Он третью ночь уже не спит
В заботах и тревоге.
— Любезный сердцу мистер Скот,
Сниспосланный судьбою,
Не позабуду я щедрот,
Оказанных тобою.
Моя голубка спасена!
Пройдет ее простуда!..
— Не открывай, — кричит жена, —
Проклятого сосуда.
Не открывай! Чему ты рад,
Слуга своей охоты?
Наверняка прислали яд
Твои же доброхоты.
— Но как же можно? — говорит
Ей Мэтью Смит, и гневом
Лицо безгрешное горит, —
Мне Скот клянется небом…
— Нашли спасительный исход, —
Жена кричит, — о боже!
Ему теперь какой-то Скот
Родной жены дороже!
— Но я хотел... — Подите прочь!
Оставьте ваши басни!
...В окне свеча горит всю ночь
На верхотуре башни.
— Но выпей ложечку одну.
— Не буду, — отвечает,
Бежит к раскрытому окну,
Летит... И жизнь кончает.
5
Великим горем граф убит.
А что всему виною?..
Труба трубит! На Скота Смит
Уже идет войною.
Горят окрестные поля,
Дымы змеятся в травах.
И даже слово короля
Не успокоит графов.
Идет неверие на страх
Совсем не для добычи.
И на семи гудят ветрах
Воинственные кличи.
Остались каждый при своем
Над ратью, честно павшей.
И в исступлении вдвоем
Дошли до рукопашной.
6
Места привольные окрест
Уже с пустыней схожи.
Над Смитом крест, над Скотом крест,
Над их народом тоже.
А в замке, полном горьких слез,
Побита вся посуда.
И панацею подлый пес
Лакает из сосуда.
И только лает веселей
Среди свирепых кобелей!
КАЛЫМ,
или сказание о Фатехе,
о семи тестях
и бесподобнейшем чуде
Небывалая утеха
Сладострастным правит шахом:
Семь красавиц для Фатеха
Предназначено аллахом.
Семь газелей, семь жемчужин.
И владыка для здоровья
Конский хрящ жует на ужин,
Пьет молозиво коровье.
В курдюках, отекших салом,
Ищет соков животворных.
И следят за ритуалом
Триста тридцать три придворных.
Всем отмерено по чести,
По ничтожеству и силе.
Одаль будущие тести
В ожидании застыли.
В ожидании калыма,
Соблазненные почетом,
Не прошли б такие мимо
Полюбовной сделки с чертом.
Шах в простительном раздумье:
Не к одной идти ж невесте...
Ноздри хищные раздули
Разволнованные тести.
И Фатех печать молчанья
Растопил глубоким вздохом:
"Быть и горько, и печально
Благодетельным к пройдохам,
Но сначала для потехи
Покажу вам безделушку —
Ядра с дыню, как орехи,
Изрыгающую пушку".
"Право ж, не было печали", —
Заворчали разом тести.
Грянул выстрел из пищали —
Тести грохнулись на месте.
Встрепенулись, загалдели:
"Сила этого сосуда,
О владыка, в самом деле —
Бесподобнейшее чудо!
И себе хотим такое! —
Всемером заверещали. —
Сна лишимся и покоя,
Жить не сможем без пищали!"
"Всё в руках аллаха. Чтобы
Не погрязнуть вам в раздорах,
Я ссудить готов для пробы
И орудие, и порох.
Забавляйтесь на здоровье.
Я ж с невестами со всеми,
Успокоенный любовью,
Отдохну в своем гареме".
Приступили к делу гости
Приступили к делу тести!
Взяли пороху по горсти,
В пушку высыпали вместе.
Вместе дочек отдавали,
Вместе требовали злата...
Что-то пороха в пищали
Показалось маловато.
И добавили по самой
Горстке крошечной к запалу.
И фитиль достался сальный
Скандалисту и бахвалу.
В полном праве, в полной силе,
Разрешая незадачу,
Хитрый с дурнем туго вбили
Два ядра к пяти в придачу.
Над зарядом встали рядом
Скопидом и ненасытный.
И, в жерло уставясь взглядом,
Замер самый любопытный.
Полыхнуло честь по чести!..
Позабытые аллахом,
Незадачливые тести
Всемером смешались с прахом.
Сладострастные утехи
Не оставил шах притворный.
И сказанье о Фатехе
Записал поэт придворный.
Записал высоким слогом,
И живет преданье это,
Говоря порой о многом
В переводе с того света.
***
Так случится, что даст петуха
Запевала небесного хора, —
И в гнездовье земного греха
Разразятся Содом и Гоморра!
И начнется такой тарарам,
От которого смерть не спасает!
И по всем параллельным мирам
Разбросает нас. Ох, разбросает!
Я очнусь у высоких ворот,
Посреди мировой круговерти:
Свет — не свет, и народ — не народ,
И не люди вокруг, и не черти.
Разомкнётся живое кольцо
Незнакомого от роду люда.
Промелькнет нечужое лицо.
И воскликну я: "Здравствуй, Иуда!"
"Мы одни, — скажет он, — мы одни!
Непонятны мне все остальные.
И родней не бывает родни,
Потому что мы оба земные".
Он вздохнет: "Я устал призывать
Всех, кто знал о дрожащей осине.
А теперь есть кого предавать
И скорбеть о тебе, как о Сыне".
Взвою я от зеленой тоски:
"Сгинь, изыди, нечистая сила!"
...Что за жизнь, если даже доски
Гробовой — про тебя не хватило!
БАГДАДСКИЙ ВОР
Я все терпел,
Терпел, пока
Хватало слез.
Но ложь теперь
Под облака
Дымок унес.
А мне потерь
Не жаль ничуть.
А я такой!
А мне теперь
Открылся путь
Совсем другой.
И настежь дверь!
И настежь двор!
А ну и что ж?
Ко мне теперь
Багдадский вор
Ночами вхож.
Он бит и терт,
Он очень прост
В своей вине:
— Подсунул черт
Свой скользкий хвост
Под ноги мне.
За сорок лет, —
Он говорит, —
Совсем зачах,
Совсем ослеп.
А здесь горит
Живой очаг.
Я до утра
Сидеть бы рад
С тобой в тиши,
Но мне пора.
...Возьми назад
Свои гроши.
Как будто брал
Свою же ложь
Чужой рукой.
Привычка, брат.
— Ну ты даешь!
— А я такой!
***
Из разора, из разрухи
Смыслу здравому назло
Ночью дерево разлуки
На руинах проросло.
Под остывшими следами
Цепенеющих комет
Налилось оно плодами
Поражений и побед.
И в прозренье одиноком
Тайным трепетом живет:
Лишь бы дети ненароком
Не вкусили от щедрот.
И заламывая руки,
И расплескивая тень,
Стонет дерево разлуки,
Проклиная судный день.
КОГДА ЛОМАЮТСЯ КОПЬЯ
Как ни остро мы чувствуем время —
Нет опоры и в копьях уже,
Нет ее на немыслимом крене,
На свистящем ужом вираже.
Мы безумцев из сказки храбрее,
Бесшабашнее их во сто крат
Да еще на мизинец добрее,
На вершок благороднее, брат.
И за громкие в спорах успехи,
Несомненный в науках прогресс
Время с нас посрывало доспехи
Из преданий, прозрений, чудес.
Замесил худосочные краски
Серый день по осенней поре.
Неужели заветные сказки
Предстоит позабыть детворе?
Позабыть, чтобы солнечным полднем
Распевать на другие лады:
"Мы своих родословных не помним!
Мы своим настоящим горды!"
Чтобы выйдя за город, за вытны,
Крикнуть в сумрак, что гуще смолы:
"Посмотрите, как мы беззащитны
И при этом безумно смелы!"
Этот сумрак тягуч и предвечен,
Только звезды слезятся во тьме,
Завывая, безумствует ветер,
Тлеют копья в былинном холме.
Тлеет месяца тонкое стремя
Над могилами богатырей...
Как ни остро мы чувствуем время —
Время ранит больней и острей!
ВОРОН
Белый свет ему не внове,
Он летает триста лет.
Все взывает: "Крови, крови!.."
Крови, видите ли, нет.
Неразумный, ты откуда?
Черный ворон, ты поверь —
И тебе придется худо
На пророчествах теперь!
БОРОЗДА МЕЖЕВАЯ
Заметным явленьем сказаться желая,
Прорезала степь борозда межевая.
И звуком горячих апрельских речей
Озвучил ее говорливый ручей.
А солнце все выше, а речи все глуше,
Промоина стала и шире, и глубже.
И поразнесли по степи ветерки
Весеннюю весть о рожденье реки.
В порыве согласья: "Вы правы, вы правы!" —
На берег шагнули полынные травы.
На левом угоре слетались стрижи —
Гнездовий своих возвести этажи.
На правом откосе зеленою тучей
Плакучие ивы нависли над кручей.
Да так напряженно и немо нависли,
Что их посетили нежданные мысли:
"Нет, сроду не станет рекою живой
Овраг, что рожден бороздой межевой!"
Взглянув на такое другими глазами,
Деревья в деревню вернулись низами.
Под шелест в степи вызревающей ржи
В иные пределы метнулись стрижи.
Лишь запах полыни горчит и поныне
Да видится в цвета телесного глине
Овраг, словно рана земли ножевая.
А раньше была — борозда межевая.
ДЕРЕВЕНСКАЯ ИДИЛЛИЯ
Баба поросят кормила
И ворчала: "Ох и жрут!"
На крыльце сидел Корнила
И читал газету "Труд".
Он читал про непорядки
Изнахраченной страны
И про то, как делят взятки
Забубённые чины.
И изрек тогда Корнила,
Перемолвясь со старушкой:
"Видно, спутали кормило
Эти молодцы с кормушкой".
СКАЗОЧКА О СЕРОМ ВОЛКЕ
"Не единым хлебом живы", —
Говорится неспроста,
Но выматывают жилы
Суета и маета.
Если все про это помнят,
Но хотят скорей забыть,
Значит: волка ноги кормят?
Значит: вместе будем выть?
О скоромности греховной
Что-то серые молчат —
Уж ни пищей ли духовной
Стали пестовать волчат?
Как достанут с верхней полки,
Как прочтут в кругу родни
Сказочку о сером волке,
Благородном, как они!..
ГАДЮКА
На сугреве сомлела гадюка,
В ядовитое впав забытье.
В три погибели скручено туго
Подколодное тело ее.
Все положе восходит и выше
Расторопное солнце весны.
И дыханья змеиного тише,
Над ползучей сплетаются сны.
А во снах: заливные левады,
Виноградье небесных садов
И в грехах искушенные гады —
Под упругою плотью плодов.
Но зачем, накреняясь, как птица,
Ясный всадник летит на нее?
И взметнулась в порыве десница,
И блеснуло в деснице копье!
Над седым ковылем просвистело,
Полыхнуло в глазах кумачом —
Это солнце с утра захотело
Позабавиться ярым лучом.
И затем потревожило гада,
Безмятежным уснувшего сном,
Чтоб с избытком не вызрело яда
У него на сугреве земном.
|
|