Александр Бобров
ГНЕВНЫЙ СТИХ
|
Александр Блок снова становится самым современным, можно сказать, злободневным поэтом. Вот о чем думал я над текстом только что вышедшей в издательстве "Алгоритм" своей книги "Серебряный век Подмосковья", ну, и на поляне в Шахматове, заливаемой дождём и потому (или не только потому?) собравшей рекордно малое число слушателей.
Постоянно обращаюсь к дневникам Блока — вот запись 90-летней давности. Уже тогда, в 1918 году, Блок понимал, кто приходит к власти в разрушительные времена, кто становится хозяином жизни: "Я живу в квартире, а за тонкой перегородкой находится другая квартира, где живет буржуа с семьей. (Называть его имя, занятие и пр. — лишнее). Он острижен ежиком, расторопен, пробыл всю жизнь важным чиновником, под глазами — мешки, под брюшком — тоже..." Какой знакомый портрет и какие понятные чувства вызывает этот тип у Блока!
"Господи Боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли. Он такое же плотоядное двуногое, как я. Он лично мне еще не делал зла. Но я задыхаюсь от ненависти, которая доходит до какого-то патологического истерического омерзения, мешает жить. Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не соприкасаться, не видеть, не слышать; лучше я, или еще хуже его, не знаю, но гнусно мне, рвотно мне, отойди, сатана".
В дневнике есть и наброски стихов. Почти все строки — неудачные, какие-то не блоковские. Вот попытка написания стихотворения "Русский бред":
Зачинайся, русский бред...
... Древний образ в темной раке,
Перед ним — подлец во фраке,
В лентах, звездах и крестах...
Плач заказан, снов не свяжешь...
Три жида в автомобиле.
Так звени стрелой в тумане,
Гневный стих и гневный вздох.
Наверное, слишком гневался Блок, если, несмотря на свою сдержанность (немецкая кровь отца), интеллигентность, национальную терпимость (воспитание деда по материнской линии) вдруг после посещения одного из присутственных мест новой власти, где он увидел, кто захватил теплые местечки, он записал, что, слыша этот характерный картавый говор и смех за спиной, "хочется обернуться и дать в зубы!". Но ведь при всём резком неприятии, согласитесь, он предвидел многое из сегодняшних дней.
Еще недавно мне казалось глубоко символичным, что первые праздники поэзии Блока проводились в Шахматове на поляне у огромного камня, который один уцелел в овраге после огня противостояния и разрушения. Хранитель Пушкиногорья Семён Гейченко посоветовал организаторам Блоковского праздника: "Дайте на выпивку трактористу — пусть притащит этот валун на поляну!". Но трактор — не потянул, пришлось нанимать кран… Место было обозначено, и сколько же искренних поклонников и собратьев-поэтов собирались под сенью августовских деревьев! Потом усадьба начала восстанавливаться, сперва — здание начальной школы, где появилась экспозиция, но праздник стал более официальным, регулируемый органами культуры...
Новоделы не должны смущать: в 1910 году Блок сам занялся перестройкой усадебного дома, много работал физически и вообще хотел поселиться в любимых краях детства и поэтических пенатах юности навсегда. Но ощущение трагических перемен и жизненные обстоятельства вернули его в город. И, слава Богу, что усадьба в Шахматове восстановлена, но главное, чтобы за оргмоментами, финансовыми проблемами, разливающимися настроениями: "А, не до поэзии..." мы не утратили ощущение блоковской России не только в щемящем подмосковном пейзаже, но — в своей мятущейся душе. Многие не догадываются, что точнее всего на трагическом сломе веков ее выразил этот давно ушедший, внешне замкнутый человек:
Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты все та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.
Доколе матери тужить?
Доколе коршуну кружить?
Вопрос повисает, как туман, во влажном воздухе…
В 1903 году, после венчания в таракановской церкви Архангела Михаила, Александр Блок писал Любе:
Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,
Исчезну за синей чертой, —
Одну только песню, что пел я с Тобой,
Что Ты повторяла за мной.
Порой кажется, что мы уже не можем расслышать и повторить отголоска этой песни, а ведь она витает над всхолмленными далями, над селом Тараканово, над остатками усадьбы капитана И.В. Тараканова — усадебным прудом, осколками парка, руинами возрождаемого храма. В этой церкви в 1902 году отпевали деда Блока А.Н. Бекетова, который столько сделал для воспитания Сашуренка, а 17 августа 1903 года, 105 лет назад, в ней обвенчались А. Блок и Л. Менделеева. Село, усадьбу и церковь описала в стихотворении "Тараканово", сложенном в 1898 году, мать поэта — Александра Андреевна Бекетова:
Над глубоким спокойным прудом
Старый дом величаво стоит;
Одинок тот покинутый дом
И давно беспробудно он спит…
Да, вот такая была замечательная семья — творческая, глубоко русская, которая и воспитала последнего великого поэта Золотого века. Он (не очень похожий!) стоит в сапогах и косоворотке над Лутосней рядом с Любой Менделеевой в русском платье и накинутой шали. Памятник удачно вписался в этот щемящий пейзаж. Одно только портит весь лирический вид — особняки-новоделы в заречье, которые возводятся прямо на высоком взлобке над Лутосней и висят в перспективе на головах молодоженов. Там, за рекой — уже Дмитровский район. Вдруг захотят какую-нибудь башню или другой архитектурный монстр возвести и что — совсем задавят храм со скульптурной композицией? Вот она, беда заповедных мест в России, но особенно — в Подмосковье.
С 1 января 2008 года вступила в силу новая редакция Закона РФ "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации" с многочисленными поправками. Музеев-заповедников там, по сути, нет вовсе, а их в России десять лет назад было 96 федерального и местного значения. Сколько сейчас осталось? — не знаю, но закон их плохо охраняет, если охраняет вообще.
Традиционный праздник продолжался под нестихающим дождем. Строки Блока не спасали:
Природа ждет лучей обетованных:
Цветы поднимут влажный лик.
И вновь в моих садах благоуханных
Раздастся птичий крик.
Но и птицы замолкли в это ненастье. Однако, голоса поэтов, артистов и музейных работников — не стихали. На площадке перед знаменитым валуном была представлена поэтическая книжка-миниатюра "Наш солнечный город" (составитель и редактор И. А. Шахов), которая вышла к 70-летию Солнечногорска. Нина Карташова из поселка Менделеево поместила в сборнике стихотворение про август в Шахматово:
Он похож на счастливого Блока,
И по русской рубахе летят
Письмена лебединого рока,
И в былинные трубы трубят.
Эти письмена отзывались в речах и стихах Льва Котюкова, Станислава Лесневского, Валентины Коростелёвой, Нины Красновой, директоров музеев-заповедников "Куликово поле" Владимира Гриценко и "Поленово" Натальи Грамолиной. На празднике заместитель министра культуры Московской области С.Н. Горушкина вручила областную поэтическую премию имени Роберта Рождественского Сергею Соловьёву из Щёлковского района Подмосковья.
Традиции блоковской поэзии — неискоренимы. Всякий раз на празднике среди этих солнечногорских просторов, или в мрачноватых московских буднях задумываешься: каковы же они? Накануне этой поездки "в угол рая близ Москвы", как писал Блок, я снова обратился к его гениальной поэме "Двенадцать". Работая над проектом и материалами к 200-летию авторской, поэтической песни, снова изучал, как мастерски Блок использует в поэме стихию народной частушки, жестокого романса на стихи Федора Глинки "Узник", рефрена революционной "Варшавянки". Поэт понимал, что музыка бытия немыслима без поэзии, получившей крылья мелодии и признанной народом, как своя.
Зашел в Интернет и поразился: напряженное осмысление поэмы "Двенадцать" — продолжается, горячие споры и смелые трактовки — вспыхивают вновь.
Вот один из свежих отзывов:
"В корне не согласен с трактовкой Исуса в конце поэмы как антихриста. Он не зовёт Двенадцать с собой, он скрывается, ведёт, помимо их воли, к просветлению. Блок показывает, что, несмотря на происходящее, духовность не исчезла, но спряталась, скрывается внутри каждого человека, неподвластная, как и Христос, вьюге. Поэт показывает духовную силу народа, пророчески видит, как вчерашняя беснующаяся толпа под руководством Сталина совершит подвиг индустриализации и выиграет Великую Отечественную войну, а затем отправит в неизведанный космос своего представителя — Юрия Гагарина".
Неожиданная концовка. Снова с радостью и болью подумал: настало время Блока — певца рубежных потрясений. Все исследователи старшего поколения отмечали, что возвращение Блока состоялось в годину страшных испытаний Великой Отечественной войны. Не случайно у фронтовика — режиссера Ростоцкого в фильме "А зори здесь тихие" Соня в дозоре читает в напряженной тишине стихи Блока из цикла "На поле Куликовом". Да, "…И вечный бой, покой нам только снится". Современные СМИ, которые забивают эфир чушью, смазывают картину буден, не дают слова глубоким мыслителям и настоящим писателям, выхолащивают содержание эпохи, заглушают нерв времени и главные мировоззренческие вопросы. Поэтому и Блока не цитируют. Он ведь припечатал и нынешних излюбленных телеперсонажей вроде Ерофеева и Радзинского:
А это кто? — Длинные волосы
И говорит вполголоса:
— Предатели!
— Погибла Россия! —
Должно быть, писатель —
Вития...
Витий сегодня много, в Блок — один. Но его невеста, жена, боль и любовь — Россия, пережившая столько предательств, и впрямь на рубеже гибели.
Шахматово-Тараканово-Москва
|
|