Ольга Переверзева
Я ЗДЕСЬ
|
***
Их разделяют три войны.
Но кровь — не шутка-то на деле:
Иваны оба, и видны
Две схожих родинки на теле.
И Ванька-внук, когда разбит
Курносый нос шпаною местной:
"Мне, дед, лишь родинка болит.
Мне и не больно, — скажет, — честно".
Великий Май. Парад Побед.
Под вечер все медали спрячут.
И Ванька-внук: "Где больно, дед?"
"Мне Родина болит". И плачет.
***
Души окурок.
Ночи огарок.
Зачем так дорог
Твой неподарок?
Роса на сердце.
Озноб на солнце.
Зачем там дверца,
Где нет оконца?
Улыбка — камни.
Беда — да в сладость.
Зачем мила мне
Твоя нерадость?
И — звезды — солью
Зернистой небу…
Зачем ты болью
Мне, милый, не был…
***
Спаси его разлука,
Пусть лёгкой будет ноша,
И поезда без стука,
И день любой — хороший.
Помилуй нас, жестоких,
Его храни, мой Боже,
Он не из одиноких,
Я знаю, он не сможет.
Прости ему обиду,
Она без злого яда,
Он крепкий только с виду,
Побудь с ним просто рядом.
Дай, Боже, что попросит,
Я отдала, что было.
И, видно, он не спросит,
Но ты скажи: "Любила"…
***
Я трудно уходила. Как зима.
Шатаясь на ветрах последней стужи.
И болью неостывшего клейма
Звучало: мне никто теперь не нужен.
Я больно уходила. На пути
Слова легли солеными шипами.
И мне босой по ним теперь идти.
И — в никуда. Идти — за немечтами.
Я гордо уходила. Вопреки
Традициям злословия и быта.
Мы все равно — вода одной реки...
Я буду позабыта — не испита!
***
Наверно, в этом доме до меня
Затворницей жила, храня печали,
Мечта, себя как будто хороня
От сетки дня за кружево вуали.
Тяжелый веер темных черных штор,
Ломавший хладнокровно лучик света,
Еще раскрыт, наверное, с тех пор,
Как у мечты не стало цвета лета.
Квадрат картины в зале на стене.
Как странно — только рамка — холст пустует.
Я вглядываюсь: кажется ли мне,
Что паутинки серпантин рисует?
Порядок странный чисел на часах,
Как конфетти разорванной хлопушки,
Разбросано, как будто впопыхах
Под опустевшим домиком кукушки.
Вот порванная нитка рыжих бус.
Янтарь везде — и в зале, и в прихожей.
Зачем, не знаю, пробую на вкус:
Солоноват и на слезу похожий.
И чашка, перевернутая дном,
И бледный китайчонка из фарфора
Как будто спят каким-то странным сном —
Немые вещи — жертвы приговора…
За шагом шаг осматриваю дом.
Слеза — еще чуть-чуть — и навернется.
Вернулась я. Хозяйка в доме том.
Вернулась. А мечта вот — не вернется…
***
Он в углу. Он еле дышит.
Плохо видит. Слабо слышит.
Был хранить меня обязан
Ангел мой — и тем наказан.
Он в углу. Он моет крылья.
Вязкой сажей, липкой пылью.
Он меня стыдится — ниже —
Он не падал — он унижен.
Он обижен переделом —
Я досталась грешным телом,
Языком не всем понятным
И дыханием невнятным,
Неопрятным швом души,
Сердцем мятым, но большим,
Вкусом мятным и полыни,
И гадюкой злой гордыни.
Он в углу. Он не подходит.
Он усталые отводит
Солью полные глаза —
Он уже мне все сказал.
Он беречь меня устал
От самой себя — и стал
Вместо Ангела крещеным —
Человеком непрощенным.
И теперь по немощеным,
Как он думал — упрощенным,
По людским земным дорогам
Ищет угол...
Полубогом
За спиной не удержала.
И теперь, как будто жало,
Будто горло пережало —
Он в углу был — я дышала…
За спиною был — жила…
***
Бесшумной клятвой молчит и молится.
Безвесым телом к земле склонённая,
Косынкой смятой старушка моется,
Смывает слёзы заговорённые.
И долгим взглядом жалеет улицу,
Её прохожих: по клеткам — белками,
И редко схожих, когда не хмурятся,
И едко жадных монеткой мелкою.
В авоське с дыркой три богородицы,
Две похоронки, портретик Сталина,
Потёртый паспорт, всё, как и водится…
Вся жизнь в авоську… на свалку свалена.
Бездомный голубь на пряник косится.
Отдаст последний. Не держат ноженьки…
А вдруг сегодня домой попросится —
И ей откроют… Услышит Боженька…
***
В узоре веера китайского соломкой,
В тени под шторой, от дневного света ломкой,
И в ссоре тихой паучков на нити тонкой —
Зачем меня придумывать? Я есть.
В ресницах трав под утро тёплыми слезами,
В дожде — рассыпанным драже — оконной раме,
И в одноглазом лунном небе вечерами —
Зачем меня придумывать? Я есть.
Я есть в горошинах душистых у мимозы,
И в первом мутном соке плачущей берёзы,
И в детском страхе, когда в небе бродят грозы, —
Зачем меня придумывать? Я есть.
В последней новости сороки на каштане,
В булавке маленькой — от сглаза — на кармане,
И в четных розах — на могиле моей маме —
Зачем меня придумывать? Я есть.
В глазах стрекоз — остекленевшим перламутром,
В рисунках детских — где все просто — о премудром,
И в аромате кофе с пенкой ранним утром —
Зачем меня придумывать? Я есть.
Я есть в огне зажженных свечек поминальных,
В изюме булочек украшенных пасхальных,
В витринах города, холодных и зеркальных —
Зачем меня придумывать? Я есть.
Я есть во всем. И, к сожалению, в обмане.
В заветах Библии, советами в Коране,
Я есть в придуманной мне жизни на экране,
Я есть в придуманной мне вере на аркане,
И в капле яда, растворенного в стакане, —
Меня зачем придумывать? Я есть.
|
|