Сергей Грачёв __ «ЛАБАНА КЛУБ»
Московский литератор
 Номер 07, апрель, 2009 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Сергей Грачёв
«ЛАБАНА КЛУБ»

     
     ЗЕМЛЯ, КАК ИЗВЕСТНО, слухами полнится, а народ — он, знаете, как приукрасить любит! Разбирайся потом, что почем, и где есть истина. Вот и про случай на сахарном заводе тоже всякое болтают. А дело было так.
     В 1971 году я провалился на вступительных экзаменах в институте. Маманя мне и говорит:
     — Раз ты не готов к науке, то иди на производство. В конторах еще успеешь насидеться. К деду в Лабинск поезжай, он там кузнецом на сахарном заводе работает.
     Дедушка за меня словечко перед начальством замолвит — это, конечно, хорошо, но я решил заручиться документом с печатью, направлением, путевкой в жизнь, как говорится. К человеку с путевкой от комсомола совсем другое отношение. Сходил я в горком, сказал вожакам, что меня степная птица в даль рассветную зовет. На сто восемьдесят километров от Краснодара — в предгорья Главного Кавказского хребта, поближе к минеральным источникам.
     — Молодец, Никулин! — обрадовались вожаки. — С ученика токаря начнешь, а там, глядишь, через три месяца настоящим рабочим станешь. Сергеем Сергеевичем величать начнут. А почему именно Лабинск выбрал? — спрашивают.
     — Ну, во-первых, там "Кубанских казаков" снимали, — отвечаю. — Мой любимый фильм. А во-вторых, минеральная вода в том месте отменная, как в Баден Бадене. Для желудочно-кишечного тракта очень полезна.
     — Ну, ладно, знаток! — прервали мой поток красноречия вожаки. — Езжай подобру-поздорову. — И дали мне путевку в жизнь.
     Как и во всякой кубанском райцентре, в Лабинске работало несколько заводов: консервный, маслоэкстракционный, сыродельный и мясокомбинат. А потому что в долине реки Лабы еще и свеклу выращивали, был еще и сахарный завод. А на сахарном заводе, если сказать по совести, полноценно можно вкалывать не более трех месяцев в году — пока свекла идет. Вот когда ее с полей привозят, завод бухтит круглосуточно, молотит и молотит. Чуть упустил свеклу, вовремя ее не переработал, она для производства сахара негодна становится. Очень тонкий продукт — свекла. Поэтому и производство серьезное необходимо; тут тебе и кузнечный, и токарный цеха, и даже вагранка — небольшая печка для переплавки чугуна, с горном, на угле и коксе работает.
     Фильм "Кубанские казаки" снимали как раз в станице Курганинской, на узловой станции, через которую поезда идут на Армавир, к морю. Ну, и к нам, на станцию Лабинскую, промышленная ветка тянулась, даже не электрофицированная, поэтому бегал по ней старый сормовский паровозик.
     Дедушка мой, Семен Пахомович, был очень уважаемым человеком на заводе. Он оказался начальником маленького кузнечного цеха, и в подчинении у него было четверо рабочих: два кузнеца и два молотобойца. Дед звал меня к себе, в молотобойцы, но я, как и планировал, пошел в токари. Вот работаю я учеником токаря, присматриваюсь к производству, прислушиваюсь к разговорам настоящих рабочих, мастеров. Узнал, что совсем недавно какая-то умная головушка сообразила, как можно загрузить завод на все двенадцать месяцев работой. И по договору с Фиделем Кастро начали привозить к нам тростниковый сахар… Вы, дорогие читатели, уже, наверное, и не помните времен, когда у нас вместо традиционных джинсов шили так называемые брюки-техасы. Почему? Да потому что джинса линяла, а, следовательно, считалась некачественной. То же и с сахаром. Раньше коричневый сахар считался полуфабрикатом нетоварного вида, а сегодня диэтологи говорят, что он гораздо предпочтительнее классического очищенного.
     Как начал наш паровозик привозить сахар в гладкобоких джутовых мешках, так и работы стало хоть отбавляй. Нужно было кубинский продукт промывать паром, превращать его в сироп, фильтровать, делать из него красивую белую массу, выпаривать и высушивать. Сахар приходили от Фиделя постоянно, вначале плыл на пароходе до Новороссийска, потом его развозили по железной дороге. А к нам он доставлялся нашим стареньким сормовским паровозиком-трудягой, той самой "сушкой", с красной звездой и большим прожектором на круглой передней панели дымовой коробки.
     Вдруг выходит постановление партии и правительства об очередной компании по борьбе с пьянством и алкоголизмом. А Кубань по отношению к водке занимала особое специфическое место. С вином проблем не испытывали, потому что у каждого местного жителя был фруктовый сад, виноградничек, и в предгорьях полно фруктов да ягод — было из чего вино да чачу делать. Местное руководство на это смотрело сквозь пальцы, главное, считалось, что делают вино не на продажу, а для себя. Пиво тоже было, и коньяк — пожалуйста. А водки нет.
     Коньяк считался напитков для начальников — у тех зарплата побольше и статус обязывает. Вино — для здорового мужика питье, прямо скажем, не серьезное. А с марта по октябрь — то посевная, то уборочная, водку в это время продавали с перебоями.
     Рабочим сахарного завода постоянно хотелось мужского напитка, поэтому спиртное старались закупать, а на завод оно попадало через дырки в заборе. И шустрые бабушки потихоньку спекулировали возле заводской столовой, которая находилась за территорией предприятия.
     Когда началась антиалкогольная компания, вначале заделали все лазы в заборе, затем организовали проверки рабочих и служащих на проходной — на предмет приноса водки. Бабок возле столовой разогнали. И постепенно пьянство на рабочем месте искоренили. Начальство радовалось, рапортовало по инстанции о выполнении постановления партии. И совсем не обращало внимания на резкое изменение настроения у рабочих. Народ ходит по территории мрачный, задумчивый, а начальство и в ус не дует. Не понимает, что народ просветленными мозгами решает, как с напастью справиться.
     В обед по традиции несколько рабочих играли в домино в бытовке. И вот один из них, вагранщик, говорит как бы между прочим:
     — Для водки сахар нужен, а его у нас завались. Мы по нему пешком ходим.
     — Действительно, — поддержал его другой. — Можно выгнать самогон из Фиделева сахара.
     — Экзотика. Натур-продукт, — заволновались рабочие. — Кубинский ром получится! "Гавана Клуб"!
     — Точно. Только не "Гавана". Раз город — Лабинск, значит и ром — "Лабана", "Лабана Клуб"!.
     И творческая мысль изобретателей заработала на полную катушку. Даже к домино временно потеряли интерес. Посыпались различные идеи, проекты. Но все после внимательного изучения с сожалением и досадой отметались. Потому что не решали одной проблемы: где на территории предприятия установить бак с бражкой? Если, например, в теплом закутке за печью-вагранкой, то начальство тут же пронюхает — естественным образом, по характерному аромату найдут, не вчера родились.
     Народ у нас оригинальный и дружный, а против коллективного разума никто и ничто не устоит: ни марсиане, ни горе-злосчастье. Поэтому решение пришло парадоксальное. Вот же паровозик — бегает, как молодой, и тепла в нем — хоть отбавляй, не меряно...
     Пошли за советом в механический цех. Там ребята тоже башковитые были. Но и те без моего деда, Семена Пахомовича, не смогли придти к окончательному решению. Тогда пошли в кузнечный цех с челобитной от всего рабочего люда. Мой дед выслушал ходоков, сидит, словно на троне, на своем фигурном железном кресле, которое сам выковал, важно усы покручивает и "беломорку" курит. А потом говорит:
     — Паровоз — это вам не самогонный аппарат. Но, с другой стороны, что он есть по природе своей? Простая паросиловая установка, состоящая из котла и поршневой машины. Энергия мазута и угля превращается в механическую работу колес. Опять же посредством водяного пара. — Пахомыч в этом месте своих размышлений замолк и долго молчал, попыхивая папиросой. Потом ухмыльнулся: — Нужна схема паровоза.
     Машинист дал схему котла, на которой были указаны и топка, и цилиндрическая часть котла, и дымовая коробка. К схеме приложена записка, в которой говорилось, что топка закреплена внутри котла и полностью погружена в воду, чтобы максимально использовать тепло от сгорания топлива и избежать расплавления ее стенок.
     Начали думать, где поместить бак с брагой. Решили, что самое удобное место — тендер, в котором была большая емкость для мазута. В записке машинист подробнейшим образом расписал, как через дымогарные трубы газообразные продукты горения из топки движутся к дымовой коробке, попутно нагревая воду. А над дымогарными трубами располагаются жаровые трубы, внутри которых смонтированы элементы пароперегревателя, который повышает температуру пара... Рабочие-сахароделы решили, что где-то здесь можно было поместить спиралевидный воздушный конденсатор, то есть змеевик, который будет идти под наклоном от крышки испарителя в будку машиниста.
     На подпольном оперативном совещании говорили не только о температурном режиме установки, но одновременно решали сложный тактический вопрос о количестве и качестве рома "Лабана Клуб". Количество готового продукта должно было составлять одну треть от количества браги. Если остаток браги не слить, качество самогона резко ухудшится.
     Как только проект расчертили на миллиметровке, за работу взялись умельцы — золотые руки со всего завода. Некоторые детали отлили в литейном, ковали, паяли, используя "пищевую" нержавейку.
     Бак с мазутом располовинили — для размещения в нем емкости для браги. Змеевик подвели к топке, даже дополнительный крантик для машиниста предусмотрели. Там, где паровозик водицей подзаправлялся, наши умельцы приделали шланг, для заправки брагой. Трудились в условиях глубокой секретности, с паролями и выставлением дозорных. Этому нас научил дед Семен Пахомыч, старый партизан.
     Паровозик мотается туда-сюда, пыхтит до Курганинска, сахар на узловую станцию везет, а обратно — кубинский товар в джутовых мешках. Трудится, не покладая поршней. И дымок свой то коромыслом развесит, то, как Пахомыч, унтер-офицерскими усами закрутит. Старается сормовский пострел, знай себе посвистывает. Ну, и "кубинский ром", понятно, течет струей.
     Чем больше дымил паровозик, тем радостнее становилось на душе рабочих сахарного завода, тем с большим увлечением они несли трудовую вахту. Начальство вскоре обнаружило некоторую закономерность: подчиненные периодически переходили на какой-то эзопов язык, с недомолвками и загадочными намеками. Слесари почему-то спорили о давлении пара в котле, а электрики — о какой-то осевой формуле и диаметре движущих колес. И все почти периодически упоминали некую Лабану.
     Через некоторое время начальство глядит: на заводе весь народ ходит подобревший, веселый, и от всех самогонкой попахивает. Именно от всех, а не выборочно. Ситуация, скажем, ни в какие ворота не лезет, потому что идет вразрез с компанией по борьбе с пьянством и самогоноварением. Секретарь парткома даже милицию с собакой приглашал, пытаясь выявить очаг безобразий. Но источника спиртного не обнаружили. А источник, судя по наблюдениям за рабочими и по запаху, пропитавшему всю территорию завода, был изрядным. Уж и подглядывали, и подслушивали, и поднюхивали за подчиненными. Но только и слышали: "Лабана" да "Лабана".
     "Может, они так место называют, где-нибудь на пустыре, среди пырея и мятника? — думал секретарь парторганизации завода, роясь в энциклопедиях. Вскоре он узнал, что "лабна" — по-свански "источник" означает. — Что за аномалия! — ломал он голову, в тоске разглядывая из окна своего кабинета покрытые снегом пики гор. — Не могли древние сваны так источник водки назвать! Конечно, случались и прежде странности. Вот, например, когда спелеологи в пещеры лазили, так у них вдруг все лампочки перегорели. Всякое тут находили, даже наскальные рисунки первобытного человека. Но чтобы из недр спиртовой ключ бил! Или чтобы воздух в алкоголь превращался!"
     Целый месяц начальство не могло добиться правды об этом источнике. Никто не заложил. Вот она — солидарность! Все, кроме заводоуправления, продолжали находиться в перманентном подпитии. Никому из начальства и в голову не могло придти, почему рабочие часто тусуются возле паровозика, что-то обсуждают, поглаживают его натруженные бока, зачем-то постукивают мысками ботинок по колесам, словно проверяют на прочность.
     — Что они все колеса пинают? — спросил однажды директор завода секретаря парткома. — Ты бы сходил, поглядел. Из кабинетов мы с тобой ничего не поймем.
     Сходил секретарь на разведку. Постоял с рабочими, покурил. Поглядел, как пинают железные колеса паровозика. Затем вернулся в заводоуправление.
     — Ну, что там? — спросил директор.
     — Да ничего, — пожал плечами секретарь парткома. — Ерунда какая-то.
     — О чем народ гутарит?
     — О температуре перегретого пара. И поговорка появилась: "Два наших клуба — Кубань да Куба!".
     — Больше ничего? — уточнил директор.
     — Ничего. И подмигивают еще.
     — Кому?
     — Друг другу. И мне тоже. Что бы это значило, а?
     — Не знаю, — директор обреченно вздохнул. — Подозрительно все это.
     Дело шло как по маслу, и мы расслабились. Как нам ни говорил Пахомыч: "Держите ушки на макушке!", мы лоханулись, опростоволосились и околпачились. Оказалось, что не способны смотреть чуть-чуть вперед, и с даром предвидения у нас недостача. Дальше своего носа не видели. Поэтому и не просчитали одного фактора.
     Хмурым осенним днем наш паровозик запыхтел в Армавир на техосмотр. А там обычно день-два все осматривалось, проверялось. Нам бы, лопухам, его загодя разрядить, брагу-то слить и лишние краны свинтить… Впрочем, и это непросто сделать: попробуй — слей тонну браги.
     Ремонтники сразу обнаружили странный дополнительный краник у машинистов. И из краника этого, разумеется, текла не дистиллированная вода. Армавирцы слишком увлеклись дегустацией, и техосмотр завершился, не начавшись. Местное начальство это поначалу даже не насторожило. Но на следующий день пришла другая бригада. Через час-полтора начальнику депо докладывают: и эти вышли из строя. А в третьей бригаде оказался то ли гад, то ли стукач, то ли язвенник — он и предал наш паровозик.
     Нештатная конструкция вызвала у всех инстанций Армавира вполне очевидное изумление, потому что наш паровозик представлял собой настоящий передвижной спиртзавод.
     Естественно, запасы браги под неусыпным контролем милиции изъяли, и паровозик под конвоем отогнали в Лабинск. Правда, очевидцы говорили, что милиционеры уехали из Армавира хмурые, а на сахарный завод приехали в приподнятом настроении, даже веселии. Это может быть и преувеличение, земля слухами полнится, а народ — он, знаете, как приукрасить любит! Разбирайся потом, что почем, и где есть истина.
     Вскоре, как полагается, товарищеский суд был, и заводским подпольным умельцам вынесли всеобщее гневное порицание и пригрозили сослать на Колыму. С тех пор подобных масштабных идей никому в голову не приходило… Впрочем, думаю, что приходило, просто в жизнь их уже никто не претворял.