Владимир Андреев __
Московский литератор
 Номер 20, октябрь, 2009 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Владимир Андреев


     
     Я родился в прошлом веке еще при Советской власти, в Харькове. Детство и отрочество прошли на Белгородщине...
     Получив высшее реальное образование инженера-строителя, был распределен на работы мастером в г. Орск, Оренбургской области.
     Судьбе было угодно в который раз искусить, испытать меня, определив в Литературный институт, который затем окончательно вручил мне путь на духовное поприще…
     Основные книги стихов: "Тяжелые ветви", "Солнечный сруб", "Светлое бремя росы", "Треснула чаша русского утра", "Красная горка" "Меч спокойствия"…

     
     ЧУДЕСА КРИЗИСА
     
     Ел бы богатый деньги, кабы бедный хлебом его не кормил.
     Русская пословица
     
     Мы все сидим в одной кутузке,
     В одних наручниках сидим,
     И говорим кой-как по-русски,
     Но пищу разную едим…
     
     Гуляет ветер по тарелке,
     Заря блистает красотой.
     Стакан стоит, как на поверке,
     Пугая страшной пустотой.
     
     Завечерело. Дождик мелкий
     Пошел без всяческих затей.
     Глухая ночь вокруг тарелки
     Стоит без окон, без дверей...
     
     Я спать ложусь, наполнив грелку,
     Во сне я вижу крупный план:
     Блины лоснятся на тарелке,
     И полный скалится стакан.
     
     ***
     Николаю Пономарёву
     
     Ямайский ром
     В себя мы поместили...
     Мы честно выпили,
     "Аминем" закусили.
     Мыкола улыбается лукаво,
     Он, мудрец, на то имеет право:
     "Сохранность сто процентов, вот-те крест!
     Для нас принять божественного рома,
     Изыск изящный гастронома,
     Есть жизни обострение и честь!"
     
     Никола вожделенно к горлышку приник.
     И рядом сахарный, как шелк шуршит тростник.
     Ямайский ром! А мы островитяне.
     Пушинка — океан, и он у нас в кармане...
     Нас несет волшебная лиса
     За тридевять земель, за темные леса…
     Кричат о чем-то нам старик и море.
     Но кто услышат нынче их, поймёт?
     У всех забот "как выжить" полон рот.
     Лишь сам Хемингуэй, стихии вторя,
     Он написал про них и лучше всех поймёт.
     Эрнест мифичен, как громовержец Зевс,
     По-русски с нами он и пьёт и ест…
     
     ***
     
     На родину и в космос не летаю, —
     Порой последний кус без соли доедаю.
     Зато свободы в этом зреет семя!
     И, опрокинув вечность,
     Мчится время,
     За ним в пыли вдогонку оптимизм,
     Где вырастает наш капитализм.
     Россия вся и русская природа
     Не слышат гласа своего народа.
     Глаза озер мутнеют в наших долах,
     Не отражаясь синью в детских взорах.
     И слепнут реки.
     Не наша то забота.
     Недвижимости мысль хиреет, как колода...
     
     ***
     
     Бутылку пьем —
     И глядь — у ней штаны упали!
     Вот, мать честная, трали-вали!
     За другою надо уходить.
     А эта пусть стоит тупая, как скала,
     Вся голая
     В чем мать когда-то родила...
     
     В ГРОЗУ
     
     Гремело небо поминутно,
     И крупный дождь дробил в стекло.
     За бурей мчался лист попутно,
     И сквозь дожди иконой мутной
     Смотрело смирное село.
     
     Среди ветвей вдруг вскрикнет птица.
     И гром уйдёт за край лесной.
     Природа вновь угомонится
     И в ритм войдет привычный свой.
     
     Душа свой образ созерцает
     Понятный в духе ей одной.
     И телом сплошь одолевает
     Анатомический покой.
     СОВЕТСКИЙ КРЕСТНЫЙ ХОД
     
     Мой отец! Ты не ушел из жизни,
     А вошел в состав родной Отчизны!
     Я ходил с отцом на демонстрацию,
     Себя я чувствовал возвышенным, большим.
     Тогда не знал я о единстве нации,
     Зато народ вокруг мне был родным.
     Светло всё было празднично, прилично,
     Душевно как-то и патриотично.
     Подхватывали дух оркестры духовые,
     И умолкали раны фронтовые…
     Кричали взрослые, кричала детвора,
     Под шум знамён прекрасное "Ура!"
     Я шел с пылающим, всезнающим лицом,
     С помолодевшим, близким мне отцом…
     
     СНЕГА ЗАБВЕНЬЯ
     
     Соломинки торчали с семенами
     Над голубыми с искрою снегами.
     Как васильки мелькали дни за днями,
     Летели феврали за февралями…
     
     Четыре года колесом прошло.
     Но отыскали мы свое село.
     Разбитого села чернела чаша —
     Смотрела мертвыми глазами в сердце наше.
     
     Образa в святом углу молчали.
     Нужда с бедою об руку блуждали.
     За ними, как за гробом, смутные плелись:
     Разлуки, встречи, кой-какая жизнь,
     Которая оттаивала вновь
     На месте, где была надежда и любовь.
     
     МАТРЕШКА
     
     Было: силою вещей
     Чах над златом царь Кощей.
     Стало так: сидит Кощей,
     Ловит в Яузе лещей.
     
     Вышел месяц на крыльцо, —
     В речку! плюхнулось яйцо.
     
     А в яйце сидит Кощей,
     Ловит в Яузе лещей.
     
     ЖИЗНЬ ЗА ЦАРЯ
     
     Ночь и метель,
     Как дирижер во фраке,
     Бетховен, вроде, мается в дыму.
     Сусанина же очи
     Пылают словно факел,
     Отражая Волгу, лес и Кострому...
     
     ФЕВРАЛЬ
     
     Зима Зимовьевна зимует,
     Мороз растет день ото дня.
     Но солнце снег земной целует,
     Оно сегодня выше пня!
     
     ПОХВАЛА СОЛОВЬЮ
     
     Сергию Дмитриеву
     
     Пел соловей в кустарнике ракитном
     С прерывистой мелодией и ритмом.
     Был посвист соловья, как бич, как вьюга,
     И обещал покой — лекарство от недуга.
     Он пел про одинокую гармонь,
     Про волны на полях рыдающей пшеницы,
     И, высекая из росы огонь,
     Из тьмы высвечивал таинственные лица.
     Он пел, соловушка, гремел в полночном мире,
     Стихи прилежно распевал Псалтири...
     Он пел. Так тьма поёт оставленная Богом,
     Так вскрикивает свет, рождаемый на свет.
     И кто-то уходил от отчего порога,
     То был отшельник, может быть, поэт.
     Я слышу возгласы небесных аллилуй,
     И алую зарю в потерянном раю,
     Как вздох у пропасти, и слёзы поцелуя.
     И вижу молодость прекрасную мою!..
     
     …Зима нагрянула. Я не забыл о друге.
     Он где-то далеко поет на юге.
     Возможно, в Персии он, расстегнув кафтан,
     Вдали от родины читает там Коран.
     Весной мой соловей, а с ним Георгий
     Спешат в Россию по одной дороге.
     Пришла весна в родимые края,
     И ветвь ракитная приемлет соловья.
     
     МАЯКОВСКОМУ
     
     В России водки больше чем китайцев
     В самом Китае, так сдается мне.
     Желаю процветания всем нациям,
     Но особливо нашей стороне.
     Цвети, Россия, веткой абрикоса,
     И пусть глядят в тебя:
     Китай раскосо
     Со своею Чио-Чио-Сан,
     Золотой телец америкосов
     Среди различных шведов и датчан...
     
     ЗАРЕШЕТЧАТЫЕ СТАНЦИИ
     
     Железнодорожных мостов Эвересты
     Покоряем с угрюмой толпой.
     Но зато мы все делаем честно,
     Как на подвиг уходим,
     На бой...
     Мы штурмуем вертепы и кассы,
     Каждый в меру свою, в разнобой.
     Если хватит боеприпасов, —
     То вернемся с победой домой.
     
     ***
     Татьяне К.
     
     Стаканчики граненые
     Упали да со стола...
     
     Склонился я над пропастью стакана.
     Как будто истину хочу постичь в вине.
     Но я не там ищу её, Татьяна.
     А ведь была на этом свете тайна
     Твоей любви. Она живёт во мне.
     
     Но мучили безумье и беспечность,
     И глупая расстегнутость в крови.
     Но все же снилась сердцу тихо вечность —
     Как божество терпенья и любви.
     
     Мне не понятны волны океана
     И пропасть бесприютная разлук.
     Сквозь метель мятежного стакана
     Ты хоть раз взгляни, моя Татьяна, —
     Я стакан не выроню из рук!
     
     РУССКАЯ ЗИМА
     
     Запел ноябрь, и ветерки подули.
     Кому положено, отправились на юг.
     А мне встречать объятья, поцелуи
     Вернувшихся из путешествий вьюг.
     Россия — мать пушистых вьюг, метелей,
     Которые мне песни у колыбели пели.
     Они всегда со мною рядом шли.
     Они в меня, как мужество, вошли.
     В моем краю обычен русский холод
     И снег полей, и снег родных берёз,
     В печи горит, потрескивая, хворост,
     А за окном ему в ответ — мороз.
     
     Нас солнце красное зимою не балует.
     Природа русская красива, но строга.
     В ком есть она, и в ней кто сам бытует,
     С природой тот в согласье,
     Не бунтует.
     Ему под стать морозы и снега...
     Здесь я постиг тебя, как вдохновенье,
     И встречу наших озаренных рук,
     И в страхе ощутил прикосновенье
     Недолгих, но мучительных разлук.
     
     Но заворкует снег, проснувшись, под ногою,
     И закраснеется кора теплеющей сосны.
     И вздрогнет сердце, уловив зимою
     Неосторожные движения весны...
     
      « * *
     
     Воздух чист,
     И лист, потягиваясь, выходит из почки,
     Как одухотворенный материалист
     И бессмертный Диоген из бочки.
     Рядом рассыхается бочка Данаид.
     А где же волшебные дочери Данаиды?
     Когда псалмы распевает поэт Давид,
     А рядом банкир раздаёт кредиты
     Под большие рубли и немалые центы,
     Под всяческую недвижимость
     И движимые проценты…
     А еще до всемирного кризиса и всемирного потопа,
     Как сообщают источники
     Авторитетные — потопа не будет!
     Поскольку нет самой причины потопа — праведника Ноя!
     Где взять семя для будущего человечества?
     А потому: не будет бруствера,
     Не будет и окопа,
     Не будет Ноя, не будет и потопа.
     
     ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ БЫВАЕТ
     
     Слышно: мёрзнет волчий хвост
     В шампанского плешивой проруби.
     Инцидент, как всё на свете, прост:
     Плачет иволга, воркуют голуби,
     Виноточaт иссохшие грехи,
     Как в древности старые мeхи.
     Если создаются стихи, —
     Достается душе на орехи.
     Рыба оглохшая мечется, рыдая,
     Хрипит карась в нефтяном иле.
     В промежуточной дистанции ада и рая
     Крест, отшельник, стоит на могиле.
     Беспомощно засыхает на устах молитва.
     Окунь сверкнул под волною, как бритва,
     И телеэкран умылся кровью.
     Философ-изверг,
     Избитый молью,
     Подбивает проживающих течь на митинг,
     Где сосредотачивается "пятая танковая дивизия
     "Эсэс Викинг".
     Оранжевый волк, — зафлаженная простота, —
     Как правда-матка мечется без хвоста...
     Ведь все электрички в решетках Москвы,
     Хрен на халяву прошьёшся, кстати.
     Быть может, тут вот сидели вы,
     Или же держали надзор, читатель?
     А мир хохочет, празднуя права человека,
     Потирает сдуру газету века,
     Иволга плачет в метро схоронясь,
     С миром порвав смертную связь.
     Но топится все-таки где-то там баня.
     И женится, женится! Мой милёнок Ваня.
     
     ГРОМОКИПЯЩИЙ КУБОК
     
     В.А. Пронину
     
     В брызгах шампанского танго плывет.
     Воет сиреной в подпитии кот.
     Не знал, отродясь, я такой мутоты,
     Когда алкоголь принимают коты…
     Что-то меня в феврале приморило.
     Но март, словно чайник, вскипел на огне.
     И бог плодородный Ярило
     Вновь колобродит лукаво во мне.
     
     Плачет весна, как дитя в колыбели.
     Просторно груди, как волне в Коктебеле.
     Брызги шампанского рушатся с крыш.
     Пронин! Зачем ты под крышей стоишь?
     Средневековая лязгает цепь,
     Волком зафлаженным кружится степь,
     Сквозь решетку платформ, переметные блоки
     Парус белеет вдали одинокий,
     Доллар жиреет от русских рублей…
     Да что там базарить! Виктор! Налей!
     
     Осилив дорогу, я снова у цели:
     Сижу, как купец, развалясь в ЦДЛе.
     Здесь, прах отряхая забот бытия,
     За Пронина выпью шампанского я…
     …Брызги шампанского. Лязг стаканoв.
     Будь, Алексеич, вечно здоров!
     
     ПРОБЛЕМЫ ОТ БЕЗДЕЛЬЯ
     
     Опять в наручниках дороги
     Карают смертных пробки, чад…
     Сквозь все лишения, тревоги
     Они, похоже, в рай спешат.
     Но есть свободная дорога,
     Она на росстанях одна,
     Альтернативная у Бога
     Легко доставит в ад она.
     
     ...Текут грешники с Севера, текут — с Юга,
     Но ад не переполняется.
     Клиенты, обгоняя друг друга,
     Возвращаются
     К началу своему, чтобы вновь течь во ад,
     Который с каждым оборотом
     Теснее становится во стократ.
     Ад — не рай, и не обитель истины,
     И по логике, в аду нет амнистии.
     И смертный движется вроде к вожделенному, как капиталу, свету,
     А в итоге — к разбитому корыту, погружаясь в равнодушную Лету.
     — Где же выход? — подумал Буриданов осёл,
     И, опустив главу долу вниз,
     Исповедуя свободу воли и плюрализм,
     С места не спятил…
     Так и стоит недвижuм,
     Словно проглотил осиновый кол.
     А Валаамова ослица своротила с дороги маовитянской,
     На еще неведомое никем Волоколамское шоссе…
     
     — Бьешь за что? — возопила она к Валааму,
     Как человек на чужом языке.
     И, пораженный молнией,
     Дара речи лишился кудесник Валаам,
     И застыл, как Буриданов осел,
     С палкой в руке...
     И чихнула, скорая, как лоза
     Сидорова коза-дереза.
     
     Сжигаются на кострах инквизиции нефть и газ,
     И все составные сущности
     Земного шара.
     Это человеческий жребий, судный день,
     Кара, —
     Хавэл* и судьба тщеславного Икара...
     
     *Хавэл — суета сует, тщета.
     
     НА РОДИНЕ
     
     Искристый снег и молодой мороз
     Так искренни, так осязаемо правдивы,
     Что слышен треск берез,
     И струнный перебор в сон погруженной ивы.
     
     И свет ни чем не потревожившего дня,
     Не высказав себя, уходит постепенно.
     И зимний вечер вновь завет меня
     Как будто к радости безмолвной и нетленной…
     
     Забылось время песней ямщика,
     Оно невидимо, как древнее сказанье,
     Она моя — незримая река
     Былых надежд моих и смутного страданья.
     Оно порой, как этот блеск и снег,
     Как пыль зари, ушедшей в мирозданье,
     Ко мне оно струится на ночлег
     И входит в сны, как звездное мерцанье...
     
     Морозной ночью белая звезда
     На синеву снегов, на их неприкословье,
     Сверкая, крестится,
     И это неспроста
     У твоего, Россия, изголовья...
     

     Правление
     Московской городской организации
     Союза писателей России
     поздравляет
     известного русского поэта
     
     Владимира АНДРЕЕВА
     
     с 70-летием
     
     Дорогой Владимир Фомич!
     Желаем Вам крепкого здоровья, бодрости духа
     и новых замечательных стихов!