Елена Шацких
ЕСТЬ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЕ
|
ЗООТЕРАПИЯ
Не секрет, что присутствие горячо любимой кошки или собаки в квартире сопровождается частичной порчей домашнего имущества в малых, средних и особо крупных размерах, причем размер самой зверюшки не влияет на величину ущерба. Даже самые воспитанные из них нет-нет, да и сгрызут какую-нибудь особенно дорогую сердцу хозяина вещь. Если отнестись к этой проблеме философски-беспристрастно, то можно легко заметить, что от людей в собственном доме вреда бывает ничуть не меньше, а даже больше. Но кто из них об этом думает, когда держит в руках новый сапог с объеденным каблуком или собирает на кухне осколки от любимой бабушкиной чашки, которую секунду назад сбила не менее любимая кошка. И все же большая часть человечества смотрит на такие имущественные потери и прочие неудобства с умилением и без малейшей злобы на наших братьев меньших и любит их всем сердцем, несмотря на их проделки. В конце концов, ничто человеческое им тоже не чуждо.
Обо всем этом размышляла Елена Сергеевна, прогуливая недавно приобретенную маленькую рыжую собачку. Собачка с интересом знакомилась с окрестностями своего нового дома и с теми его обитателями, которые попадались навстречу. Последние по-разному реагировали на новое лицо, а точнее — морду, но, как правило, реакция была доброжелательной. Два или три местных собачьих старожила при встрече продемонстрировали исключительно хорошие манеры, заводя с ней знакомство, но так и не добились дружеского расположения маленькой дамы, перебегающей на своих коротких лапках от одного места к другому. Процесс знакомства с новым двором казался столь увлекательным, что прервать его ради чего-то другого казалось величайшей глупостью, и мудрая псинка целеустремленно продолжала свой пограничный обход.
Ничто не предвещало каких-либо изменений в программе прогулки, как вдруг Елена Сергеевна увидела, что навстречу им неторопливо с явно выраженным чувством собственного достоинства движется её сосед с нижнего этажа и ведет на поводке симпатичного японского хина необыкновенного пепельно-бежевого цвета. Елена Сергеевна обратила так же внимание и на то, что собака слегка прихрамывала на правую переднюю лапу, но сердобольный хозяин уже позаботился об оказании медицинской помощи своему питомцу, о чем свидетельствовала аккуратно наложенная на больное место марлевая повязка. Для сохранения стерильности поверх неё на лапку был надет цветной презерватив, который шлепал по асфальту выступающей частью полимера всякий раз, когда собака наступала на землю. Находчивость соседа одновременно восхитила и поразила впечатлительную Елену Сергеевну, а затем повергла в глубокие размышления как минимум по двум причинам. Во-первых, все знали, что ее сосед живет один и часто уезжает в командировки. А во-вторых, её поразило, как важно и уверенно они оба вышагивали по двору, являя собой некий единый слаженный организм, живущий в полной гармонии и самодостаточности. В глазах хозяина светилась уверенность, перерастающая в самоуверенность, которая появляется только у людей, которым есть на кого опереться в трудную минуту. Они словно вели немой диалог, понятный только им двоим, как два закадычных друга, вышедших прогуляться и насладиться приятным общением. Их определенно связывала не длинная кожаная лента поводка, а нечто не материальное, относящееся к области биоэнергетики и телепатии, и Елене Сергеевне совершенно неожиданно, в силу неких метафизических процессов, происходивших в тот момент в атмосфере, удалось ненадолго вторгнуться в этот нестандартный канал связи. То, что она через секунду совершенно отчетливо услышала, заставило её открыть рот от изумления.
— Ну, как прогулка? — больше из вежливости, чем из интереса, спросил пес.
— Денек так себе, — лениво ответил хозяин, не погрешив против истины, так как день этот был ничем не примечателен и похож на сотни других таких же однообразных дней поздней осени.
— Да, но это лучше, чем сидеть весь день дома, есть чипсы и смотреть футбол, — заметила собака, не менее лениво переваливаясь по двору в сторону Елены Сергеевны.
— Глоток кислорода нам не повредит, — охотно согласился хозяин и зевнул не то от скуки, не то от кислородного голодания.
— Вон, смотри, там кто-то идет нам навстречу, — радостно завилял хвостом пес. — Можно будет пообщаться и вообще… — так и не смог закончить мысль японский хин.
— А тебе это надо? — устало поинтересовался хозяин, изобразив при этом на лице импозантную улыбку, и двинулся в сторону Елены Сергеевны, приветствуя её через минуту самыми теплыми словами, как доброго друга, встрече с которым безмерно рад.
Елена Сергеевна, все еще находясь под воздействием только что пережитого, в свою очередь любезно улыбнулась в ответ и, желая быть максимально милой, поинтересовалась тем, что было и так совершенно очевидно: "У вас теперь есть собачка? Поздравляю". Сосед удовлетворительно кивнул, подтверждая её наблюдения, и довольно хмыкнул. Потом, видимо, от нечего делать, продолжил уже завязавшийся разговор и уточнил некоторые детали, о которых Елена Сергеевна по понятным причинам знать не могла: "Понимаете, я вышел на пенсию, а одному жить совершенно невозможно, даже поговорить не с кем. И тут друг подарил мне этого красавца", — он с гордостью кивнул в сторону собаки, которая, не желая уступать ему в галантности, уже устанавливала дипломатические отношения с рыжей соседской собачкой. "Вы правы, животное в доме — большая радость", — не сказав ничего нового, согласилась Елена Сергеевна, рассеянно наблюдая за собаками, которые отчаянно виляли хвостами и обнюхивали друг друга с головы до ног. А сосед продолжал свою нехитрую мысль: "Спим вместе, едим тоже, даже телевизор смотрим вдвоем. Лучшей компании у меня в жизни не было, я даже не представляю, как я раньше жил без собаки. Мы теперь — не разлей вода".
Наступила пауза и тут Елена Сергеевна увидела, что её собака, неожиданно покинув место общей тусовки, скрылась за углом дома и, извинившись, поспешила за ней, опасаясь за свою подопечную, которая в любой момент могла столкнуться с собачьей неучтивостью. Она уже отошла в сторону на несколько шагов, когда до неё вполне разборчиво донеслись слова хина, обращенные явно не к ней.
— Ну, как тебе девчонки? — живо поинтересовался он у хозяина, все еще энергично виляя хвостом.
— Да, так себе. Бабы и есть бабы, от них одни неприятности, уж ты мне поверь. — Озадачил своим ответом хозяин, направляясь в сторону подъезда и, тем самым, давая понять, что прогулка закончилась.
Японский хин на несколько секунд замешкался, переминаясь с ноги на ногу на одном месте и тщательно обмозговывая полученную информацию. Ему девчонки показались симпатичными, но, с другой стороны, не доверять хозяину у него не было никаких оснований — уж он-то знал, о чем говорил. Сорвавшись с места и шлепая презервативом по мокрому блестящему асфальту, собака догнала соседа Елены Сергеевны у открытой входной двери и, присоединившись к нему, радостно проскользнула в образовавшееся пространство, точно зная, что через полчаса начинается очередной футбольный матч, которому они посвятят остаток вечера, сидя на диване и похрустывая картофельными чипсами. "Все-таки есть в жизни счастье", — почти одновременно подумали оба, и металлическая дверь с глухим стуком захлопнулась за их счастливыми спинами.
ЗАВЕЩАНИЕ
"Да, погода не шепчет", — безрадостно отметила про себя Марина Антоновна, выйдя из метро и посмотрев на небо в надежде увидеть наверху хоть немного солнца. Вопреки всем надеждам небесная сфера представляла собой сплошной сгусток серо-грязных облаков, плотно, словно мусорная пробка, забивших дорогу к свету. Бесконечность пространства, о которой вдруг вспомнила Марина Антоновна, предполагала наличие света и тепла где-то там за пределами возможностей её органов зрения, и в данный момент она могла вернуть и то и другое только усилием собственного воображения. Но для этого священнодействия у неё вот уже несколько дней не было ни сил, ни желания, ни настроения.
А дело, собственно говоря, было в следующем. Извечный для других семей конфликт отцов и детей неизбежной штормовой волной докатился и до её дома. Волна оказалось разрушительной силы и, что самое обидное, абсолютно неожиданной. Накрыв убитую горем и неблагодарностью собственного отпрыска несчастную женщину, она в одночасье смыла все доброе и хорошее, что накапливалось годами с первых минут жизни её ребенка и до момента ужасной истины, когда ей сказали, что её больше не существует. Во всяком случае, в жизни родного чада. Обожаемое матерью дитя сообщило ей об этом со злым лицом и объявило бойкот и голодовку. Марина Антоновна, опухшая от слез, продолжала еще какое-то время по инерции готовить еду для заблудшего, по ее мнению, сына, всякий раз оповещая его об этом на фоне разлетевшегося по всей квартире аромата жареных котлет, наваристого борща со сметаной и других аппетитных блюд домашней кухни. Но в тот день, когда ей прямо в лицо со всей бескомпромиссностью сообщили об отсутствии необходимости в её услугах, она совсем сникла, но, как ни странно, быстро успокоилась. Спокойствие это было отнюдь не благостным и щемящим чувством блаженства, а, скорее гробовым спокойствием усопшего не по своей воле. Это было смирение, принятие неизбежности происходящего со всей материнской мудростью, на которую Марина Антоновна была способна в ту минуту.
Как всякая нормальная мать, отвергнутая ребенком, она потеряла на некоторое время смысл жизни, но особой вины за собой не чувствовала, а потому вскоре, убедившись в тщетности всех своих попыток восстановить прежние отношения, стала потихоньку тратить освободившиеся силы и энергию на свои дела, которых у неё оказалось предостаточно. Жизнь продолжалась и была наполнена новым, совсем другим и потому неожиданным смыслом. Работа, друзья и разнообразные культурные мероприятия скрасили печаль и разочарование, постигшие Марину Антоновну так некстати. И только подленькая тайная мыслишка нет-нет и нашептывала ей о необходимости нанести ответный удар по сыновей неблагодарности. Капая на мозги день за днем, она, в конце концов, добилась своей цели и материализовалась в самой неожиданной для Марины Антоновны форме — она решила написать завещание. Это было, по сути, не что иное, как акт возмездия за непослушание. Когда неясные чувства и мысли приобрели законченную форму, бедная женщина пришла в ужас от самой себя, но мыслишка, как злейший друг, не отпускала её не на минуту, настойчиво призывая не отказываться от пришедшего в голову решения.
И Марина Антоновна дала слабину. Подобный шаг изначально должен был сопровождаться квалифицированным советом юриста, который она незамедлительно получила у подруги своей подруги — известного в городе адвоката. Та, будучи в свою очередь, женщиной и матерью, не сразу поняла суть происходящего, но когда до неё дошло, что Марину Антоновну, как говорится, понесло, согласилась помочь ей в постигшем её горе. На самом деле, все прекрасно понимали, что происходит, и успокаивали Марину Антоновну на все лады, давая один и тот же совет: повременить с завещанием и подождать, когда все само собой наладится. Но Марина Антоновна ждать не могла. Она искренне полагала, что, лишив сына наследства, она снимет тяжесть с души и сердца, и душащее её могильное спокойствие уйдет навсегда вместе с поставленной на документе последней точкой. Блажен, кто верует…
…Посмотрев еще раз теперь уже без особой надежды на мрачное небо, Марина Антоновна тяжело и устало двинулась в сторону дома, сожалея о том, что её работа находится на другом конце города, и от всего сердца порадовалась за тех, кто ходит на свою работу пешком. "Красота", — думала она, механически переставляя отекшие за день ноги по мокрому и покрытому грязной жижей асфальту. "Прогулка и свежий воздух до и после работы. Легкая физическая нагрузка — вот, чего так не хватает современной женщине в городе для поддержания формы и хорошего самочувствия. Дела, сплошные дела дома и на работе. Крутимся, как белки в колесе и никто тебе "спасибо" не скажет, как будто мы пришли в этот мир работать до изнеможения. Нет, мы, женщины — чудные мгновенья любви, нежности и счастья. Мы та самая красота, которая спасет мир. Мы умные, чуткие, добрые и великодушные", — продолжала неожиданно родившийся экспромт Марина Антоновна, упиваясь своей биологической принадлежностью ко всему вышеупомянутому. "Да, что мужчины без нас? Грубые плотские инстинкты, умноженные на эгоизм и самовосхваление. Кто, как не мы, придаем им силы в трудные минуты, подставляя свои хрупкие плечи под их широкие спины. И все во имя любви к ним ужасным", — закончила она свой внезапный патетический внутренний монолог.
За поворотом показался бело-голубой торец её дома, и она с удовольствием представила, что через несколько минут расстегнет молнию на сапогах, оставит их лежать на полу в прихожей и сунет ноги в мягкие и податливые домашние тапочки, которые незамедлительно примут форму ее ног. Комфорт и покой уже довольно давно были определяющими факторами в её жизни. Вот почему всякие катаклизмы немедленно выбивали Марину Антоновну из привычной колеи и грубо нарушали её душевное спокойствие.
Проходя мимо киоска с кондитерскими изделиями, она остановила свой взгляд на изумительных на вид ореховых трубочках, призывно лежащих на самом видном месте среди всевозможных сладостей, которые, несомненно, портили фигуру, но при этом доставляли столько удовольствия, что не купить их было просто невозможно. Плюсы от удовольствия явно перевешивали минусы от избыточных калорий, и, не в силах больше сопротивляться здравому смыслу, Марина Антоновна пошла на поводу у своей самой большой слабости — любви к сладкому.
Спустя четверть часа она уже наливала в чашку душистый чай у себя на кухне, чтобы запить им только что купленный кондитерский деликатес и, откусив маленький кусочек от трубочки и тщательно его разжевав, сделала глотательное движение, запивая сладкую хрустящую массу горячим напитком, как вдруг поняла, что эта масса не понятно от чего, встала у неё поперек горла, перекрыв намертво дыхательные пути. Внутри все застыло от ужаса и невозможности втянуть в легкие столь необходимый для жизни воздух. Отчаянные попытки проглотить застрявший в горле кусок ни к чему не приводили. Казалось, он остался там навсегда. Замахав руками, Марина Антоновна поняла, что задыхается, и холод пополз снизу по ногам в область паха, лишая нижние конечности чувствительности. Сознанье уже покидало её, застилая глаза темной пеленой, когда она в отчаянии скорее рефлекторно, чем осознанно, схватила чашку с чаем и сделала несколько маленьких и частых глотков. В горле что-то булькнуло, и в легкие устремился поток воздуха, проветривая затуманенное сознание Марины Антоновны, как душную комнату, после бурной ночи. Громкий кашель помог завершить процесс очищения, и счастливая, но еще напуганная и бледная Марина Антоновна глубоко и свободно вздохнула всей грудью.
На столе все так же стояло блюдце с надкушенной ореховой палочкой и пустая чашка с остатками заварки на самом дне.
"А, действительно, не все ли равно, кому все достанется, когда я умру", — неожиданно подумала Марина Антоновна, благополучно прокашлявшись, и налила себе в чашку новую порцию чая.
|
|