Светлана Гладыш
«БОЛЬШЕВИК, ВЛЮБЛЕННЫЙ ДО БЕЗУМИЯ В ЛИТЕРАТУРУ»
|
В октябре в Центральном доме литератора состоялся вечер, посвященный 125-летию со дня рождения Александра Константиновича Воронского и выходу его книги "Гоголь" (ЖЗЛ, 2009)
Мне выпало вести этот вечер. Как уместить в столь малое время — несколько часов! — малую частицу того, что можно рассказать о таком человеке, как Воронский?! Критик, писатель, создатель и главный редактор журналов "Красная Новь" и "Прожектор", организатор издательской артели "Круг" и общества "Перевал". "Воронский был для молодой советской литературы тем, кем был Белинский в те дни, когда зарождалась русская реалистическая проза и поэзия", — считает Всеволод Иванов — один из открытых Воронским писателей.
Для некоторых из заполнивших Малый зал ЦДЛ людей это была первая встреча с именем Александра Константиновича, и мы — организаторы и участники — старались не упустить самых значительных событий.
Первое слово — внучке Воронского — Татьяне Ивановне Исаевой-Воронской.
От семинарии до Госполитпросвета
— Тамбовский семинарист, исключенный за участие в беспорядках, чтение недозволенных книг, — рассказывает Татьяна Ивановна, — дед посещал кружок, симпатизирующий социал-демократам. В ноябре 1905 года — ему 21 год — он отправился в Петербург и встретился с Марией Ильиничной Ульяновой, знакомится с Лениным. Потом аресты, ссылка, участие в знаменитой Пражской конференции. Его партийная карьера оказывается весьма успешной.
Но истинное призвание деда — литература. Под псевдонимом "Нурмин" он печатает критические заметки о Горьком, Аверченко, Андрееве в Одесской газете "Ясная заря", которую редактировал Воровский. В Иваново-Вознесенске Воронский — он сам руководит газетой "Рабочий Край". В безумные времена гражданской войны он приобщает читателя к литературе, и — только подумайте! — публикует свою статью "Книжный голод".
Дед мечтает о настоящем литературном журнале. Его переводят в Москву и назначают заведующим редакционно-издательским отделом Главполитпросвета. Пробил час! Дед так вспоминает о первом организационном собрании редакции "Красная Новь"… — Татьяна Ивановна очень волнуется, выбирая нужную запись. — Вот, нашла: "присутствовали: Надежда Константиновна Крупская, Алексей Максимович Пешков (Горький) и я. Владимир Ильич пришел на это собрание между двумя заседаниями я сделал краткий доклад о необходимости толстого литературно-художественного и публицистического журнала. Владимир Ильич согласился с моими мыслями. Здесь же было намечено, что журнал будет издаваться Главполитпросветом, что ответственным редактором буду я и что Алексей Максимович будет редактировать литературно-художественный отдел этого журнала". Это произошло в марте 1921 года.
Иван Калита от русской литературы ХХ века
Здесь следует остановиться. В отечественной истории двадцатые годы — период неоднозначный, экспериментальный, богатый событиями — проносятся скороговоркой. Страна измучена войнами — первой мировой и гражданской. Разруха, голод, аресты и расстрелы "бывших". Спасая беспризорное детство России, Дзержинский создает деткомиссию ВЦИК. Получают пайки от государства Союз российских писателей и ученые, возникает множество театральных студий. Через сито просеивается классовое происхождение желающих поступить в институты. Светлейший князь Сергей Михайлович Волконский читает лекции в студиях Пролеткульта: "Там были исключительно рабочие, на нерабочих был процент. Я всегда буду вспоминать с признательностью эту молодежь, и их отношение и к моей работе и ко мне лично", — запишет Волконский в своей книге "Родина".
Неистовыми усилиями собирает Александр Константинович первый номер журнала "Красная Новь", вышедший в июле 1921 года. Здесь "Страда! А. Аросева, повесть молодого, талантливого, неизвестного Вс. Иванова "Партизаны" и Подьячева "Голодающие", стихи Пастернака. Раздел экономики представлен виднейшими специалистами: Преображенским, Варгой, Тимирязевым и статьей Ленина "О продналоге". Крупская пишет о системе Тейлора, Луначарский о задачах "в области художественной жизни". Журнал выглядел солидно — триста страниц! Тираж — 15000. Публика и писатели приняли журнал с восторгом.
Вначале Воронский искал писателя. Один из "серапионовых братьев" — Никитин — вспоминал, как его утром разбудил незнакомый человек, чернобровый с золотисто-седой шевелюрой. Представился: "Я — редактор "Красной Нови". Приехал к вам в Петроград из Москвы. Давайте сотрудничать". А потом "будущее явилось ему в лице той молодежи, которая потоком хлынула в литературу". Новый писатель "лезет изо всех щелей" — радовался Воронский.
На страницах "Красной Нови" появляются: "Мои университеты", "Дело Артамоновых" и "Жизнь Клима Самгина" (первые главы) М. Горького, "Бронепоезд 14-69" Вс. Иванова, "Цемент" Ф. Гладкова, "Перемена" М. Шагинян, "Виринея" Л. Сейфуллиной, "Конармия" и "Одесские рассказы" И. Бабеля, "Аэлита" и "Голубые города" А. Н. Толстого, "Дневник Кости Рябцева" Н. Огнева, "Кащеева цепь" М. М. Пришвина, "Разин Степан" А. Чапыгина, "Дума про Опанаса" Э. Багрицкого, "Баллады" Н. Тихонова, стихи Клычкова, Дружинина, Клюева, Ширяевца, Маяковского, Пастернака, Мандельштама, Асеева. Здесь же впервые увидели свет неизданные ранее главы повести Салтыкова-Щедрина "Глупов и глуповцы".
Дома у Воронского собираются писатели, здесь читал Пильняк — "Голый год", Л. Леонов — "Барсуки", Зощенко и Никитин — рассказы, Есенин — стихи и "Анну Снегину", посвященную Воронскому.
"Воронский Карфаген должен быть разрушен!"
Воронский — весь Литература. Не случайно французский профессор Клод Кастлер назвал свою книгу о Воронском "Большевик, до безумия влюбленный в литературу". Он требует, чтобы "не чинили препятствий описанию темных сторон советского быта" и утверждает "литература должна строиться на интересе к человеку и не должна быть служанкой политики". В 1921 году как офицер-заговорщик казнен Николай Гумилев. Третий номер "Красной Нови" за 1922 печатает рецензию Сергея Боброва на книгу Николая Гумилева "Огненный столп", выпущенную "Петрополисом" в том же 1921 году. Поступок благородный и смелый. Таких у Воронского было достаточно. Он отказывает Ленину в публикации статьи (Ленина!) с нелицеприятной и справедливой критикой Бухарина — "мой старый друг по партии". Воронский первый опубликует Волошина и напишет "наверх": "Очень большой талант и глубокий. Голодает в Крыму. В отчаянном положении". Не побоится хлопотать и об отце белогвардейца — писателе Шмелеве: "У него расстрелян сын в Крыму. Очень тяжелое и убитое состояние". Пришвин напомнит: "Во время литературного пожара он выносил мне подобных на своих плечах из огня".
Эстетика большевика Воронского вызывает открытую ненависть. Журнал "На посту" пестрит заголовками: "Литературная пильняковщина!", "По ту сторону литтраншей!", "Надо перепахать литературный отдел "Красной Нови"!", или "Поэтическая контрреволюция в стихах М. Волошина". Наступление идет широким фронтом. "Воронский Карфаген должен быть разрушен!" — требует Авербах. Наступление идет широким фронтом — тайные доносы и в ЦКМ ВКПб и далее, статьи в газетах и журналах.
В 1925 году Воронского смещают с поста главного редактора, но возвращают снова. И тогда "братья" от литературы лично — Санников и Лелевич — передают письмо Сталину, уверяя вождя, что "Воронский непримиримый враг пролетарской литературы" и вобще его, Воронского, позиция несовместима с большевизмом. Не вышло! Напостовцев бесило внимание "Красной нови" к поэзии Есенина и новокрестьянских поэтов — Ширяевца, Дружинина, Клычкова, Клюева. Особенно нападали на Есенина. "Против Есенина объявили поход", — пишет Горькому редактор "Красной Нови".
Передаю слово Ольге Васильевне Быстровой, кандидату филологических наук, старшему научному сотруднику ИМЛИ им. А. М. Горького.
Горький и Воронский
— Алексей Максимович Горький в одном из писем Воронскому писал: "Вами создан самый лучший журнал, какой можно было создать в тяжелых условиях, хорошо известных мне". Близко участвуя в издании "Красной Нови", Горький не мог оставаться равнодушным к тому, что происходит с Воронским, он немедленно пишет М.И. Ульяновой: "…Огорчил меня слух, что Воронский уходит из "Красной Нови". Он — талантливый журналист, хорошо поставил журнал, а его ошибки, отмеченные Николаем Ивановичем <т.е. Бухариным>, не так уж велики…". В ответном письме Ульянова сообщала: "Воронский все же, видимо, останется в "Кр. Н.", как ни сильно было у некоторых желание его сместить. Думаю, что другого такого человека очень трудно найти и с его уходом журналу вообще грозила бы опасность развалиться". Однако, 20 апреля 1927 г. Воронский пишет Горькому: "С "Новью" по-прежнему плохо. Как мне все это надоело! Работе мешает. Недавно меня публично "секли". Было нехорошо. Кажется, я еще держусь потому, что Сталин хотя и далеко стоит от дел литературных, но принимает и понимает, что надо учитывать специфичность искусства, а то меня давно бы сожрали разные Авербахи, Никифоровы, Либединские и Нарбуты".
Горький сообщает Воронскому о заступничестве перед М. И. Ульяновой, но судьба Воронского была предопределена.
Если друг…
Сокрушительный удар по "Красной нови" — считай по Воронскому и "воронщине" нанес Бухарин. "Злые заметки" появились в "Правде" 12 января 1927 года. "Старый друг" громил стихи Дружинина за воспевание "блинной Руси" и прочую любовь к деревне и русопятство: "это не только национальная ограниченность, это просто-напросто шовинистическое свинство!". 18 апреля на повестке отдела печати ЦК был лишь один вопрос: "Красная Новь". "Мы наконец свалили Воронского!" — радуются Авербах и компания. Через два года — ссылка в Липецк, Воронского навещают Пильняк, Сейфуллин, Мандельштам. Вернувшись, Воронский занимается изданием классики, поглощен Гоголем — самым любимым писателем, равного которому он не находил в современной литературе.
— Татьяна Ивановна, пожалуйста.
Гоголь
— Однажды дед гулял с мамой по Арбату. Возле памятника Гоголю. Он сказал: "Загадочный и странный человек был Гоголь, в нем есть что-то от черта. Мне кажется, мне удалось немного приподнять завесу над его творчеством и сказать о нем новое слово. Но меня все время преследует чувство, что Гоголь не дает мне сказать то, что мне хочется". А чертовщинка действительно имела место. После сказанного дедом у памятника у него украли портфель с рукописью и тремя перепечатанными экземплярами. И наутро следующего дня дед сел заново писать книгу о Гоголе! А далее — полная мистика!
Один печатный экземпляр объявляется на окне туалета какого-то госучреждения. Потом в квартиру деда явились странные личности и передали рукопись, спросив, не желает ли писатель получить и портфель. "Но не бесплатно". От портфеля отказались.
Книгу одобрил Горький — она сдана в набор 31 августа 1934 года. "Гоголь" выходит в серии ЖЗЛ малым тиражом — 5 тысяч экземпляров. Книга прошла цензуру, но… была задержана в типографии. Сигнальные экземпляры Воронский получил. При аресте деда они, как и весь архив, были изъяты. И, — улыбается Татьяна Ивановна, — снова всё по Гоголю!
В 1957 году мама после ссылки вернулась в Москву и в книжной лавке писателей нашла эту книгу. На сегодняшний день известно 5 экземпляров раритетной книги "Гоголь". Один находится в моем доме, второй, без обложки у И. А. Дементьевой, третий экземпляр кто-то принес в отдел редких книг в Библиотеку им. Ленина, четвертый экземпляр у писателя и драматурга А. К. Гладкова, пятый — у спортсмена Юрия Власова. И вот сегодня, — Татьяна Ивановна высоко поднимает книгу, — "Гоголь" снова вышел в свет…
Возвращение
С упорством Аввакума Воронский продолжает идти по жизни, сократив до минимума (ради других!) общение с коллегами. А на вопрос: "как дела?", отвечал: "Ино еще побредем"…
На вечер пришли студенты, аспиранты-филологи и будущие педагоги, сотрудники журнала "Скепсис"…
А потом народ толпился возле книг Воронского, изданных Татьяной Ивановной, с благоговением прикасался к страницам журнала "Красная Новь", словно пытаясь нащупать связующую нить времен и поколений. И, честное слово — нам всем это удалось.
|
|