Вл. Гусев
«ДАЛЕКО ВО ВСЕ КОНЦЫ СВЕТА...»
|
17-18 ФЕВРАЛЯ в Литинституте прошла очередная конференция по творчеству Ю.П. Кузнецова. Очередная, ибо они теперь бывают каждый год — и каждый год собирают интересную и, как говорится, солидную публику.
В чём тут дело?
Как вы понимаете, не стоит писать целую статью об "очередной" конференции. Ну, открыли начальники, ну выступили все прочие, говорили примерно то-то и то-то: вот тезисы. Культура процветает и движется.
Но с Кузнецовым, конечно, — что-то особое. Для нас-то, осведомлённых, это не удивительно, но всё-таки. Хочется разобраться в деле и более аналитически.
Начнём с самой публики.
Здесь бывают и философы, и теологи, и политики, и публицисты, и, конечно, литературоведы, притом самого первого ряда, и, понятно, поэты, да и прозаики, и издатели, и преподаватели вузов, и студенты, и магистры, и бакалавры, и многие прочие. Люди из Бреста и Иркутска, Воронежа и Красноярска, Орла и Архангельска, Липецка и, разумеется, Краснодара — родины поэта; из Польши, Белоруссии, Молдовы и т.д.
Что-то же объединяет всю эту немолодую и молодую интеллигенцию?
Начнём с того, что Ю.Кузнецов — на мой взгляд, на данный момент последний наш общенациональный поэт.
Общенациональных поэтов случайно не бывает. Тем более в такой обстановке, как в нашей стране в последние десятилетия. Центробежные силы господствуют. Это видно и на государственном (распад СССР), и на семейном (распады семей), и на социальном (рост неравенства), и на прочих — и на духовном уровне. О последнем. Литераторы и иные художники поделились на некие группки, мы даже придумали термин — "кучкизм". Да, кучки, только не могучие. В каждой кучке — свой гений, свои критики, свои "дамы, которые разливают чай" (Маяковский о "направлениях в литературе"), своя местная публика. Кучки эти иногда существуют рядом, но даже не знают друг о друге или просто не интересуются друг другом. Раскол сознаний и подсознаний. Практически невозможно назвать поэта или прозаика, особенно из новых поколений, любимого всей страной. (Я, разумеется, не беру так называемых "массовых" авторов. Они не любимы, а "популярны", "раскручены" и т.д., а это разные вещи). За этим, конечно, стоит духовное состояние народа. Нет того, о чём Гоголь говорил: "Стало видно далеко во все концы света". В прозе последним истинно "масштабным", просторным произведением была, на мой взгляд, "Пирамида" Л.Леонова. Там тяжёлая стилистика, много спорных мыслей и ситуаций, ну и т.д.; но в целом это — истинно весомо. Конечно, я не вдаюсь тут в анализы "Пирамиды", у нас другой предмет.
Всё расколото, да; в том числе и память. Память, Традиция, Предание, без чего нет культуры. Никто ничего не помнит. Уж и нет речи о дальних классиках, ХIХ — ХХ и советских. То есть их помнят и чтут специалисты, а большая публика и сами практики творчества — нет. Дошло до того, что Сенчин "открывает" литературу "автора, равного герою", хотя споры о сорокалетних" прозаиках шли не при царе-горохе, а в пределах наших поколений.
Такова атмосфера.
Тут появляется Ю.Кузнецов и — начинает исподволь влиять на эту атмосферу.
Кто открыл Кузнецова? Формально говоря (если о критике и пр.), то, думаю, всё-таки Кожинов. Нынче многие сверхсуетные люди задним числом открывают то Кузнецова, то ещё кого-нибудь, но это в сторону. Вот, я назвал Кожинова, но я это к тому, что Ю.Кузнецов постепенно сам "открывал" себя. Я потому слово "открывал" ставлю в кавычки, что, конечно, не он открывал, а к нему как-то сразу потянулись "носы" чутких людей. Духовный ветер, он ощутим сразу. "Лёгкое дуновение души народной", как говорил Блок.
Что же привлекло? Жёсткость ли интеллектуальной, да и собственно творческой позиции Ю.Кузнецова, от которого "доставалось" всем, начиная от Пушкина и от собственного отца ("Я пил из черепа отца", "Отец, отец, ты не принёс нам счастья, мать в ужасе мне зажимает рот") и кончая американскими и английскими начальниками? Инвективы ли в адрес Тютчева, Блока и других наших поэтов линии русской высокой лирики, традиции которых очевидны в творчестве самого Ю.Кузнецова? Резкость ли его "шуток" над бездной, которая куда резче, чем у самих Тютчева и Блока?
В чём, между прочим, состоит одна из отличительных особенностей индивидуальности самого Юрия Кузнецова ("… из черепа отца", хрестоматийное "в … муках она умирала… и улыбка познанья играла на счастливом лице дурака").
Конечно, и в том, и в другом, и в третьем (и в четвёртом, и в пятом и так далее); но из главного, я думаю, — то, что я тут назвал последним.
За Пушкина и других обидно; но неким, если так можно выразиться, простором веет от всей этой атмосферы Кузнецова.
Он не боится писать поэмы об Иисусе Христе, да ещё о молодом Христе, хотя вообще-то это запрещено каноном; он "лезет" в самые потайные закоулки земного шара, Космоса, "коллективного бессознательного" (Юнг, Маркузе и др.), в хитросплетения католицизма, буддизма, той и этой магии: теория "круга" и т.д.; при этом он остаётся, я бы сказал, пуританским православным и яростно обличает слабости и компромиссы соплеменников, в том числе духовных деятелей; он не забывает о хитростях "маркитантов" и претендентов в герои страны на почве подлости и хитрости; он мыслит о государстве и "государстве". (В кавычках!).
И любопытно, что в конечном итоге всё это нас не злит, а как-то именно просторно-жёстко воодушевляет; и эдак просторно, весело холодит.
Ю.Кузнецов чем-то напоминает нам К.Леонтьева с его суровым аскетизмом.
С его идеей, что главное — не мягкость и милость, а Страх Божий….
Как сказать? Дух человеческий так устроен, что когда даже и за самыми суровыми словами и чувствами стоит — некая исходная Истина, — то мы…
Ну как бы это сказать…
Прощаем форму выражения.
А то и склоняемся перед ней…
На последней конференции по Ю.Кузнецову многомудрый П.Палиевский сказал, что в чём-то Ю.Кузнецов, ну, более глубоко русский, чем Николай Рубцов.
Мысль эта приходила кое-кому из нас и ранее…
Но, естественно вызывала в публике недоумение, а то и насторожённость, раздражение.
А то и более резкие чувства.
Ссорить Рубцова и Кузнецова?!?!
Да никто их не ссорит.
И не думает ссорить.
Есть разные уровни явлений.
Ю.Кузнецов — явление того уровня, о котором говорит Достоевский в речи о Пушкине: в конце этой речи.
Это там, где о всесветности, о всечеловечности.
"… Я говорю лишь о братстве людей" и о том, что к этому "сердце русское наиболее расположено"…
О том самом, с чего мы начали.
"Далеко стало видно во все концы света…."
Да, тут Кузнецов — как и Гоголь, и Достоевский — стоит как бы на высокой холодной скале.
И многое видит.
Многое видит с русской проницательностью и заботой о Духе Высоком.
Об Истине, несмотря ни на что.
О пагубности духовных компромиссов.
О белом аскетизме и строгости "в годину смуты и разврата".
Кстати, там далее у старого поэта — "Не осудите, братья — брата"…
Н.Рубцов — умный, душевный, иногда тоже резкий, но более — печальный, задумчивый и уютный.
Как песня Якова в "Певцах" у Тургенева…
Ю.Кузнецов — это мощь и сознание опасности. Порой как бы неведомой, но опасности. Бешеный ритм, переходящий в невыразимость. Всё "государственное" и прочее конкретное — это поверхность, за ней — русское стремление к глубине, а в ней — напряжённая опасность… В частности поэтому мы прощаем и всякие конкретные "перегибы"….
Что ж.
В нынешнем нашем мире есть и то и другое, но второе духовно и ритмически острее.
Так общенациональное неизбежно и само собой переходит в общее.
Небывалые трагедии России ХХ века порождают предельное напряжение духа и поэтики у общенационального поэта.
Тут не до веселья…
Есть и оно; но в общем тут не до этого.
— И, как всегда, Россия в конце концов символизирует и всю Землю конца второго — начала третьего тысячелетия по нашим календарям.
От вечной книги дым валит,
В ней выгорают строки.
Мир покосился, но стоит…
Ещё не вышли сроки.
… Но попадаются глубины,
В которых сразу тонет взгляд,
Не достигая половины
Той бездны, где слова молчат.
1 апреля 2010.
|
|