Лев Скворцов
И В НАЗВАНИИ ДЕЛО ТОЖЕ! Вводить ли слово "полиция" в нашу речь?
|
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ ...
М.Ю.Лермонтов
СТАРАЯ-ПРЕСТАРАЯ ПРИМЕТА гласит: как судно назовёшь, так оно и поплывёт. Справедливость этой приметы подтверждается далеко за пределами морского и корабельного быта.
Не будем касаться сугубо правовых и содержательных сторон предложенного Президентом РФ "Закона о полиции": ни суммы расходов на это переименование, ни вопроса о своевременности или несвоевременности объявленного обсуждения проекта, когда все силы и средства должны быть брошены на возрождение сгоревших лесов и угодий, на обводнение торфяников, восcтановление сгоревших жилищ и разрушенных коммуникаций, на немалые денежные компенсации потерявшему имущество населению. Постараемся с собственно лингвистической точки зрения решительно возразить против введения в наш речевой обиход нового-старого официального термина полиция вместо привычного — милиция.
В словах любого развитого национального языка, в соответствии с характером народа-носителя, закрепляется своеобразная их смысловая символика, которую ни заменить и ни отменить нельзя никакими распоряжениями или указами "сверху". А связано это с действием объективного закона сохранения этимологической (исторической) памяти слова — независимо от того, известен этот исходный, исконный смысл говорящим и пишущим или нет.
Обратимся к этимологиям слов милиция и полиция, а попутно к краткой истории их употребления в русском языке.
Слово милиция традиционно употребляется в русском языке в 2-х основных значениях: 1. Административное учреждение, в ведении которого находится охрана общественного порядка, государственной и другой собственности, безопасности граждан и их имущества; и 2. (устарелое) Добровольная военная дружина, народное (земское) ополчение. (См. толковые словари).
В нынешнем его значении слово милиция употребляется со времени принятия Декрета СНК от 28 октября (10 ноября) 1917 года. Исторически оно восходит к латин. militia — "военная служба, войско", а также "военная кампания, поход" (по глаголу milito — "быть солдатом, пехотинцем" тот же корень, что и в слове милитаризм). В русский литературный язык слово милиция попало, скорее всего, через французское или польское посредство (см. старую франц. форму milicie; польск. milicija).
Что касается слова полиция, то в наших общих и исторических словарях оно толкуется по традиции как "административный орган охраны государственной безопасности".
В русском языке слово полиция известно с начала XVIII века, а в словари оно вошло в первой его трети (Словарь Вейсманна, 1731).
Непосредственно оно восходит к немецк. polizei — "полиция", которое происходит от латин. politia — "государственное устройство, государство". Само же латинское слово politia имеет истоком греческое слово politeia — "государственные дела, форма правления, государство" (в его основе лежит слово poliz — первоначально "город", а затем — "государство" ).
Этимологические истоки слов милиция и полиция объясняют особенности их употребления в современной русской речи. По своей исторической семантике первое из них (милиция) связано с охраной гражданских прав населения, борьбой с преступностью, хищениями собственности и т.п., а второе (полиция) — с сохранением государственного строя, режима правления, его общей безопасностью (вспомним царскую охранку).
В "Новейшем большом толковом словаре русского языка" (СПб.-М., 2008, гл. редактор С.А. Кузнецов) читаем: "МИЛИЦИЯ. 1. В СССР и в России после 1991 г.: государственный орган для охраны общественного порядка и безопасности граждан, ведущий борьбу с преступностью и правонарушениями" (стр. 542).
А вот что говорится там же о слове полиция: "ПОЛИЦИЯ. 1. В России до 1917 г. и некоторых других странах: система особых органов надзора и принуждения, располагающая вооружёнными отрядами для охраны существующего строя и порядка". С примерами: сыскная полиция, земская полиция, политическая полиция и др. (стр. 903).
В своё время К.Маркс подчёркивал, что полиция является одним из наиболее рано обозначившихся признаков государства: например, в Древних Афинах "…публичная власть первоначально существовала только в качестве полиции, которая так же стара, как государство" (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2-е изд., т. 21, стр. 118).
В Средние века институт полиции получил наибольшее развитие: это был период её расцвета, особенно в условиях полицейских государств эпохи абсолютной монархии.
Наконец, буржуазия, завоевав, в свою очередь, политическую власть, не только сохранила, но и усовершенствовала полицию, которая (подобно армии) стала оплотом буржуазного государства. Понятно, что в капиталистическом обществе полиция, как и власть вообще, резко отделена от народа и враждебна ему.
У нас в России полиция была учреждена Петром Первым в 1718 году. Делилась она на общую, следившую за порядком (её сыскные отделения вели расследования уголовных дел), и политическую (информация и охранные отделения, в дальнейшем — жандармерия и пр.). Имелись также специальные службы полиции — дворцовая, портовая, ярмарочная и др. Городские полицейские управления возглавлялись полицмейстерами; были также участковые приставы (надзиратели) и околоточные (постовые городовые). Кстати, для этих городовых в народе появилась презрительная кличка — фараоны. Вся эта разветвлённая иерархическая система имела весьма широкие полномочия, в связи с чем В.И.Ленин отмечал, что "царское самодержавие есть самодержавие полиции" (ПСС, 5-е изд., т. 7, стр. 137).
Слова милиция и полиция — по закону этимологической памяти языка — сохраняют смысловые связи с исходными толкованиями, что отражается и на их современном употреблении, дистрибутивных (сочетаемостных) возможностях и т.д.
Мы можем сказать, например, народная милиция, но вряд ли скажем когда-нибудь народная полиция — это противоречит и духу языка, и сложившимся устойчивым коннотациям (закрепившимся в менталитете народа дополнительным оттенкам значения этих слов). Точно так же возможна и понятна полицейщина (полицейский режим, полицейское правление), но нет и быть не может милицейщины (или милицейского режима, милицейского правления).
В самые первые годы Великой Отечественной войны на временно оккупированных территориях нашей страны появилось словечко полицай (мн. полицаи), сначала в речи жителей Украины и Белоруссии, а затем и в других местах. Словечко-прозвище, резкое, как бич, слово-приговор, слово-клеймо для предателя, изменника Родины — как оценка тех, кто пошёл в услужение оккупантам, стал их прихвостнем и прихлебателем, врагом своего народа. А теперь вы хотите, чтобы полицейскими и полицаями называли тех, кто охраняет покой наших граждан, кто денно и нощно несёт свою трудную и по-настоящему героическую службу, нередко рискуя собственной жизнью, — наших доблестных милиционеров? Речь идёт, понятно, о лучших из них (а таких — большинство). Сам язык выступает против такого "переименования". Как вряд ли могут появиться у нас полицейские народные дружины. Кто в них пойдёт добровольно?
Могут сказать: стерпится — слюбится, была у нас милиция, станет полиция; есть у нас спортсмен и спортсменка, будут — полисмен и полисменка. Ну и что такого? Зато уж название-то такое современное и международное, объединяющее в себе и полицию нравов, и тайную полицию (то бишь, жандармерию), и налоговую полицию (была у нас такая в 1993-2003 гг.), не говоря уже о появившихся на дорогах лежачих полицейских (не лежачих же милиционеров, в самом деле!).
На такие возражения наивных оптимистов отвечаю следующим образом: по упомянутому выше объективному закону сохранения этимологической памяти в языке слова милиция и полиция не будут у нас смешиваться и взаимно заменяться: модный ныне ребрендинг (замена вывески 6ез смены содержания) здесь не пройдёт. Первое из них — милиция (с производными милиционер, милицейский и др.) в общественном языковом сознании связано с заботой властей, государства о благополучии, покое и охране личных прав и свобод граждан, а второе — полиция (с производными полицейщина, полицай и возможным возрождением забытого фараона и даже легавого) навсегда соединилось в нашем общеязыковом сознании с антидемократической политикой государства, с отторжением народа от власти, её представителей.
Развязывая, как им кажется, одни узелки общественной жизни, наши недальновидные правители реально завязывают другие (и тугие), не ведая что же они творят.
Возможно, кто-то возразит, что есть, мол, и теперь у наших стражей порядка такие словечки и прозвища, как менты, мусора и прочие. Да, есть, но ведь они, как это всем понятно, имеют окраску разговорной и добродушной шутки и не несут в себе тех коннотаций, т.е. дополнительных смысловых и экспрессивных отрицательных оттенков, которые содержатся в словах полицейский, полиция, полицай и полицаи.
Если мы хотим — и готовы — увеличить пропасть между властью и народом, то давайте вводить в официальный оборот термин полиция (с его производными, включая презрительно-ругательное полицай, мн. полицаи).
Вот только будет ли это служить укреплению и единению нашего общества, идейно (да и организационно) расшатанного в последние десятилетия? Ответ, я думаю, очевиден, и, видимо, многие поддержат меня в моих прогностических оценках и сугубо лингвистических доводах.
P.S. Весьма показательны результаты первых опросов по поводу смены названия (полиция вместо милиции) в "Новой газете" от 18.08.2010 г.: за милицию проголосовало около 50 % читателей (49,25%), за полицию — менее 20% (18,97%), а около трети (31,78%) заявили: "А нам всё равно".
Глас народа — глас Божий. Или уже нет?
| Лев СКВОРЦОВ, доктор филологических наук, профессор,
|
член Союза писателей России
|
|