Валентин Сорокин __ ЗДРАВСТВУЙ, ВРЕМЯ!
Московский литератор
 Номер 19, сентябрь-октябрь, 2010 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Валентин Сорокин
ЗДРАВСТВУЙ, ВРЕМЯ!

     
     Поэма эта была напечатана в Челябинске в 1964 г. в газете "Челябинский металлург". Редактор получил строгий выговор. Поэма была запрещена. Меня защитил от выговора и склок Евгений Михайлович Тяжельников, секретарь обкома КПСС.
     Сейчас поэма широко публикуется. Спасибо "Московскому Литератору".

     
     1
     
     Шумит над Уралом весенний,
     Спокойный, капельчатый дождь.
     В траве
     И в заброшенном сене
     Ты все ароматы найдешь.
     Озера серебряной дрожью
     До гнутых боков налились.
     С тугой зеленеющей рожью
     Сомкнулась дремотная высь.
     И где-то тропой каменистой,
     Качая в кустарниках тень,
     Спешит тонконогий, пятнистый,
     Наполненный страхом, олень.
     А там, за мохнатой грядою,
     Скрывая извилистый хвост,
     С тяжелой, магнитной рудою
     К заводу скользит тепловоз.
     И в мареве угольной лавы,
     Как радуга, вскинут плакат...
     О, край мой железа и славы,
     Я — твой сталевар
     И солдат!
     Когда колчаки по России
     С колена палили в упор,
     Здесь кровью отцы оросили
     Любой неприметный бугор.
     Захочешь,
     Услышишь воочью,
     Лишь только зашепчется лист,
     Тачанки лихой многоточья
     И сабли чапаевской свист.
     Легенда! Она по соседству...
     И росчерк ее не угас.
     Теперь это, вроде наследства,
     Оставило время
     Для нас.
     Сегодня за все мы в ответе!
     Сегодня,
     Круша рубежи,
     Трубит революции ветер
     Над миром бесправья
     И лжи!
     Уже от Москвы до Гаваны
     Единой окраски
     Лучи!
     Летят журавлей караваны
     И рвутся кометы
     В ночи...
     А мы, с молодыми сердцами,
     Отцам
     По закалке равны,
     Сегодня выходим творцами
     В манящие дали
     Страны!
     Тревожно распластано знамя —
     Наш путь не протоптан и крут...
     За нами!
     За нами!
     За нами!
     Кто верит и в счастье,
     И в труд.
     
     
     2
     
     Пустынные, ржавые тучи.
     Угрюмая, знойная вязь.
     И трактор в барханах зыбучих
     Хрипит,
     На дыбы становясь.
     Когда-то
     К базарам бухарским —
     Гортанна,
     Хмельна,
     Широка —
     Текла из подвалов из барских
     Славянской торговли река.
     Гонимы барыжным набатом,
     Протяжно скрипели воза.
     Купец
     Над верблюдом горбатым,
     Как беркут, таращил глаза.
     О сколько позорных столетий —
     Измучен,
     Затравлен
     И слеп —
     Здесь падал дворовый от плети,
     За кружку прохлады и хлеб!
     Его зарывали без гроба.
     Ведь жажда, как бритва, остра...
     А ныне в брезентовых робах
     Здесь юность
     Поет у костра.
     Ей снятся дворцы да оркестры,
     Да парки густы и тихи.
     О ней заскучали невесты,
     Ее заждались женихи.
     Пусть руки в царапинах грубых
     И жизнь кочевая бедна.
     Венчает в смоленые трубы
     Простор азиатский она.
     Венчает,
     Растет
     И крепчает.
     Моря одевает в гранит.
     И радость по-детски встречает,
     И верность, как тайну, хранит!
     Тот случай забудется разве?
     Безусый романтик-шофер
     Увел незаправленный газик
     Еще до предзорья,
     Как вор.
     В наглаженной тонкой рубашке,
     Носки ободрав у штиблет,
     Собрал васильки и ромашки
     В пахучий кустистый букет.
     И только прилег он у плёса,
     В туманном ворсистом дыму,
     Мужские стыдливые слезы
     Внезапно явились к нему.
     И с нами бывает такое:
     Завьюжатся чувства в груди,
     За то, что не знаешь покоя,
     Что все у тебя впереди!
     За то, что от птичьих созвучий
     Ольховник трясется, пыля...
     За то, что легко и могуче
     Родимая дышит земля.
     Он думал: и в самом-то деле
     Чего на судьбу нам пенять?
     Опять космонавты взлетели.
     Не чьи-нибудь, наши опять!
     Помешкаю чуть и девчатам
     За "Чайку" вручу им цветы.
     И снова под шиной зубчатой,
     Как струны,
     Звенели мосты!
     Охвачен томлением сладким,
     К рулю он победно прирос.
     И вот забелели палатки
     В черте горизонта вразброс.
     Уже суетились на базе
     И сторож к механику мчал.
     Но всхлипнул растерянно газик
     И, словно
      винясь,
      замолчал...
     Мечтатель!
     Он чудо лесное
     В рубашку закутал, как мог.
     И в пекло угарного зноя
     Шагнул с перекрестка дорог.
     Он выспится там на привале,
     Попьет...
     И о том ли тут речь?
     Вот лишь бы цветы не увяли.
     Вот лишь бы их свежесть сберечь.
     А солнце плыло и сверкало.
     Калило песок с высоты.
     Но был этот парень
     С Урала,
     Защитник земной красоты.
     
     
     3
     
     Когда я теряю отвагу,
     Когда я округло пишу,
     Я жгу без разбора бумагу
     И утром к ребятам спешу.
     Не стал я глухим и покорным.
     Забывчивым, сытым — не стал...
     В густом бормотанье
     Моторном
     Искрится и плещет металл.
     Как будто горящая птица
     Раскинула крылья на миг...
     О, мудрые, честные лица
     Героев безвестных моих!
     Пацан, хулиган фезеушный,
     Покинувший мать и отца,
     Я здесь научился бездушье
     Громить
     И громить до конца.
     И глупых ошибок уроки
     Глотал я обиженно здесь.
     И первые робкие строки
     Слагал, лишь успею присесть.
     Да, юность подобна канату,
     А я на баланс не ловкач...
     Я здесь, понимаете,
     В Нату
     Однажды влюбился, хоть плачь.
     Она возвышалась принцессой
     Среди пирожков и конфет.
     И я с потайным интересом
     Нырял из кабины
     В буфет...
     Следил за красивой сноровкой,
     За нежностью женской её.
     — Вам что?
     — Мне? Опять газировку...
     И падало сердце мое.
     А в цехе насмешки:
     — На воду
     Истратился парень, ну-ну!
     — Жара!
     — И доходы заводу...
     — А если б такую погоду
     На всю, скажем, нашу страну?..
     Но я не сдавался остротам.
     Да мало ль в словах чепухи?
     И Нате принес на работу
     В измятом конверте стихи:
     "Давно я на родине не был.
     А, кажется, только вчера
     На летнее доброе небо
     Беспечно глядел со двора.
     Владел я магической властью,
     Всесильным смычком — в кулаках...
     Хочу —
     Синеглазое счастье
     Покажется мне в облаках,
     Прибои запенятся гневно,
     И тронутся льды без причин.
     И выйдет русалка-царевна
     В сияющих гроздьях парчи.
     Хочу —
     И природу умерю.
     Шоссе расстелю, как холсты...
     Нет, я никому не поверю,
     Что эта царевна не ты!"
     Я ждал, от бессонниц худея.
     И вот распечатал ответ:
     "Смешную ты сказку затеял.
     Большой, а серьезности нет".
     Нас время мотает и хлещет.
     И я до сих пор говорю,
     Что в мире
     На многие вещи
     Я с горькой улыбкой смотрю...
     Минута, и к черту доспехи!
     И важность — ничком под откос
     Ты в цехе!
     Ты в цехе!
     Ты в цехе!
     Долдонят реборды колес.
     — Какое холеное тело!
     — Мечта стосковавшихся дам!
     — Ты что, занимаешься делом
     Иль только обедаешь там?..
     — А ну, расскажи о столице!
     По-братски, не бойся, давай!
     И где ж из канадской пшеницы
     Румяный толстяк-каравай?
     — Когда образумится Мао?
     — Не шибко поймешь из газет...
     — Кормили, наверное, мало,
     С того и обиделся дед?
     И хлеб,
     И железо,
     И камень
     Ты сам же грузил в поезда.
     Теперь благодарность... —
     Плевками.
     — А так и бывает всегда!
     Айда, улепетывай к Богу...
     — А наш простофиля-народ
     Сует то кредит,
     То подмогу
     В любой голодающий рот.
     Кузнец приподнялся:
     — Усталость
     В них это...
     И горечь при том...
     ...Товарищи,
     Нам же досталось
     Разрушить неравенства дом.
     Мы в новый зайдем, как герои!
     К чему недовольство и злость?
     — Конечно, его мы построим.
     — Пожить бы в нем только пришлось...
     Попробуй таких покори-ка.
     Сопели, курили в тени.
     И было ужаснее крика,
     Когда замолчали они...
     А краны в раскованном гуле
     Ползли,
     По-медвежьи фырча,
     Ковши, как медовые ульи,
     Неся друг за другом к печам.
     И, словно для всех поколений,
     В углу,
     Что уютен
     И прост,
     Нахмурился раненый Ленин
     И вскинул кепчонку,
     Как тост!
     За гибель, измены и сводни,
     За веру в намеченный план
     Немало в нас
     Целит сегодня
     И правых, и левых Каплан...
     Сегодня за все мы в ответе!
     Сегодня, круша рубежи,
     Трубит революции ветер
     Над миром бесправья
     И лжи.
     Когда на пяти континентах
     Победу
     Куранты пробьют,
     Мы вновь оживем в кинолентах
     И в гимнах
     О нас
     Пропоют!..
     
     
     4
     
     Я помню, в Челябинск из Рура
     Приехал мартеновский спец.
     Еще молодой,
     Белокурый
     И на ноги быстрый, как бес.
     Вбегал он в столовую рано.
     Закусывал, брал папирос.
     Потом по пролетам,
     По кранам
     Шнырял до полуночных рос.
     Итожил расчеты в блокноте,
     Сгибал углеродистый прут,
     Мурлыкал на ласковой ноте:
     "Гут морген!
     Гут, Руссия, гут!"
     Не зря, мол, вы подняли спутник,
     Хвала вам за это и честь...
     Для нас
     Это будни, как будни.
     Чему удивляться-то здесь?
     Мы даже к нему подобрели.
     А друг,
     Вдохновеньем согрет,
     С него написал акварелью
     Для нашего клуба портрет.
     На фоне космической дали
     Он рос в освещении гроз.
     На мраморный лоб ниспадали
     Надменные пряди волос.
     Покой,
     Луговой и безмолвный.
     В песке золотом берега.
     Да русской черемухи волны
     Зацветьем кипят, как пурга.
     Холмы,
     Перевалы,
     Дороги,
     Деревни, и дети гурьбой
     Полощут веселые ноги
     В затонной воде голубой.
     Луны расчлененные диски,
     В кустах гармонист-соловей
     Да братских могил обелиски
     В суровой печали своей...
     О, Родина, каждый стократно
     Отдаст тебе сердце и пыл!
     Портрет был немного
      абстрактным,
     Но щедрым
     По-нашему был.
     Никто никакие препоны
     Ему под полой не запас.
     И выкормыш мрачного Бонна
     Почуял раздолье у нас.
     Бродил он по улицам пестрым
     Да в скверах оттачивал мысль...
     И кадры,
      мелькая,
      как версты,
     В карманах спиралью вились...
     А мы-то общению рады.
     А мы-то опять же с добром.
     И вот закатился в бригаду
     Кузнец раздраженный, как гром.
     Прокашлялся, глянул сурово,
     Встряхнул тяжеленную трость:
     — Здорово, ребята!
     — Здорово.
     — А как поживает ваш гость?
     Вчера, говорят, с аппаратом
     Он ползал в ограде у ТЭЦ.
     Обделали нашего брата...
     И тут распрямился кузнец
     Да как рубанет кулачищем:
     — Привыкли мы всех обнимать!
     А в нас что-то роются, ищут...
     Прохвосты,
     Раз-з-зетак их мать!
     Он сплюнул, темнея от злости:
     — Давить бы их надо, как блох!
     И мы в резиденцию гостя
     Нагрянули кучей, врасплох:
     — Привет коллективному другу! —
     Ребята-орлы! На подбор!
     Он даже присел с перепугу.
     И мы не начнем разговор.
     Тогда и защелкал билетом
     Кузнец, как заправский артист.
     — Давай-ка, милок, отобедай,
     Тряпье в чемодан —
     И катись!
     А то мы тебя приголубим,
     Не сразу сочтешь этажи...
     Портретик попался
     Нам в клубе.
     Держи его тоже. Держи.
     На нем ты блистателен с верхом.
     Фантазии нету конца.
     Пускай же воинственный
     Эрхард
     Похвалит тебя, молодца!
     А коль дополнение надо,
     Заметь, у того вон села
     Мой батька такого же гада
     Клинком развалил до седла... —
     ...А мне фотопленку бригада
     Вручила, как общий успех:
     — Немедленно — в полный порядок!..
     Просушишь
     И завтра же в цех.
     Сижу я в мятущихся вспышках,
     А в пальце дрожит карандаш:
     Калибровый,
     Тракторный,
     Вышка...
     И рядом — центральный гараж!
     Повадка, действительно, волчья.
     И вдруг, как навеянный сон:
     В сорочке, разодранной в клочья,
     С кирюхой — оболтус Гарсон.
     Он выпятил голое пузо,
     Грустя над бутылочным дном.
     И подпись:
     "Джентльмены Союза
     Бесцельность
     Залили вином".
     Он долгое время, бедняжка,
     Карьеру бросал на весы.
     Скупал у туристов подтяжки
     И с мягким лавсаном трусы.
     Потел за дощатым
     Прилавком.
     И вновь, насосавшись в дугу,
     И пел,
     И смеялся,
     И гавкал,
     И плакал навзрыд:
     "Не мо-г-гу!"
     А где-то вздымала работа.
     Седой океан у борта.
     Стрелял гарпунист с разворота
     В огромную тушу кита.
     По трапу спешили матросы.
     Баян размечтался всерьез
     О доме,
     О девичьих косах,
     О шелесте грустных берез...
     И мы с молодыми сердцами,
     Отцам
     По закалке равны,
     Входили
     Творцами,
     Борцами
     В манящие дали
     Страны!
     
     
     5
     
     Вниманье!
     Вниманье!
     Вниманье!
     Опять разобижен и мглист,
     С гримасой,
     С телесным ломаньем
     Бредёт в ресторан
     Нигилист.
     За ним,
     Оправляясь от неги,
     Вкушая обильный запой,
     Стиляги, как в старь печенеги,
     Лохматой,
     Разбойной толпой:
     "Начальства много!
     Орут, орут:
     Не надо Бога!
     Владыка — труд.
     Лишь в нем удачи
     И барыши...
     Начальству — дачи,
     А нам — шиши!
     Что нам зарплата?
     Мы каждый день
     Берем по блату
     Трудбюллетень.
     А мама Кера!
     Займи нам грош!
     Какая эра —
     Не разберешь.
     Кто осторожный,
     Тому и честь.
     Хватай, где можно!
     Тащи, что есть!
     Живи с апломбом:
     Кум — королю...
     Взорвется бомба
     И — улю-лю!.."
     Друзья, по какому же праву
     В такие
     В гудящие дни
     Большой,
     Полудикой оравой
     Проспекты поганят они?
     Их лозунг опасней крамолы:
     Плевать на великий завет...
     Для них уже нет комсомола,
     А, может, и партии нет.
     Скулят:
     "Ну, чего к нам пристали?
     Нейтральные мы. И виват!
     При культе же нас
     Воспитали,
     Так, значит, и культ виноват"...
     Ни в шахту,
     Ни в домну,
     Ни к пульту
     Таких не загнать на ура...
     И нам по всему бы
     Без культа
     Давно присмотреться пора...
     Чужда им романтика наша,
     Не дорог октябрьский салют.
     Мы — дети заводов и пашен.
     Они — потребители блюд.
     Ухмылки их мной не забыты.
     Я помню, визжал под фокстрот
     Баклушник, прыщами изрытый:
     "Скромняга!
     Видать, патриот"...
     Ожгло мои щеки румянцем.
     Еще прослыву дикарем!
     Ну что ж, если хочешь,
     И в танце
     Заносчивость мы подотрем.
     И я озорно, разряжённо
     Крутнул каблуками паркет.
     И злобой давились пижоны,
     Что выправки этакой нет.
     И дома, себя утешая,
     Строчил я
     Взъерошенный стих:
     Россия стиляг не рожает.
     А кто экспортирует их?..
     "Свобода, без граней свобода!"...
     Набор лоскутков и мастик.
     За то, что вас милуют годы,
     Путиловец нам не простит.
     Он шлемом смахнет
     Разговоры.
     Над хмелем,
     Над звоном посуд
     Он встанет из дыма "Авроры"
     Вершить завоеванный суд!
     Сегодня за все мы в ответе!
     Сегодня,
     Круша рубежи,
     Трубит революции ветер
     Над миром бесправья
     И лжи!
     Уже от Москвы до Гаваны
     Единой окраски
     Лучи!
     Летят журавлей караваны
     И рвутся кометы
     В ночи...
     И мы с молодыми сердцами,
     Отцам
     По закалке равны,
     Сегодня выходим творцами
     В манящие дали
     Страны!
     Тревожно распластано знамя —
     Наш путь не протоптан и крут...
     За нами!
     За нами!
     За нами!
     Кто верит и в счастье,
     И в труд.
     Когда на пяти континентах
     Победу
     Куранты пробьют,
     Мы вновь оживем в кинолентах
     И в гимнах
     О нас
     Пропоют!
     6
     
     Шумит над Уралом весенний
     Все тот же
     Капельчатый дождь.
     В траве
     И в заброшенном сене
     Ты все ароматы найдешь.
     Озёра серебряной дрожью
     До гнутых боков налились.
     С тугой зеленеющей рожью
     Сомкнулась дремотная высь.
     В бору многодумном истома,
     Мерцанье сосновой иглы.
     Рассыпчатым буйным Содомом
     Поля оглашают щеглы.
     И лилий глубокие вазы
     Среди тростников и коры.
     И, словно в порту водолазы,
     Забулькали в реках бобры.
     И в мареве угольной лавы,
     Как радуга, вскинут плакат.
     О, край мой железа и славы,
     Я — твой сталевар
     И солдат!
     И в жилах моих продолженьем
     Течет половодье атак...
     ...Отсюда кидались
     В сраженье
     За танком
     Неистовый танк!
     Один и поныне в Донбассе
     Стоит в деревянном кругу...
     Он даже холодный опасен
     Откованной сталью
     Врагу!
     Его утвердил по приказу
     Мой брат, — что в могиле давно...
     С девчонкой своей сероглазой
     Побыть не успел он в кино.
     Но мертвым сейчас
     Не молчится.
     И в зимней глухой тишине,
     Вы знаете,
     Брат мой стучится,
     Стучится,
     Стучится ко мне!
     Юнец, опоясан ремнями,
     Простившийся с детством
     В тылу,
     Зайдет с боевыми парнями
     И сядет привычно к столу:
     "А есть ли у вас Кошевые,
     Гастелло,
     Матросовы есть?
     Мы даже в мешки вещевые
     Толкали гранатную месть!"
     Ужель на икру, на колбасы,
     На жвачки пайковые
     Всласть
     Меняют цековские асы
     И нас, и Советскую власть?
     И, ставши давно подлецами,
     Намерены Родину сдать.
     А мы, полыхая сердцами,
     Ее рождены созидать.
     
     
     7
     
     В минуты коротких сомнений
     Себя убеждал я не раз:
     Пускай мы других поколений,
     Но та же присяга
     И в нас.
     И если фашистская жаба
     Плеснёт пулеметным дождём,
     Уйдем в партизанские штабы,
     К зениткам
     И к танкам уйдем!
     Сегодня за все мы в ответе!
     Сегодня,
     Круша рубежи,
     Трубит революции ветер
     Над миром бесправья
     И лжи!
     Покуда не вырвали знамя
     У нас
     И не хапнули труд, —
     За нами!
     За нами!
     За нами!
     Наш путь и трагичен,
     И крут!..
     Пускай замолчат словоблуды:
     Сплошаем — они до креста
     Разграбят державу, иуды,
     И нас
      предадут,
      как Христа.
     
     
     1963 — 1964 гг.