Веселин Георгиев __ КУРГАН
Московский литератор
 Номер 21, октябрь, 2010 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Веселин Георгиев
КУРГАН

     
     Курганов в Болгарии сколько хочешь, может быть, сотни. Они разбросаны повсюду — в полях, по берегам рек, на лесных опушках, — возвышаясь, как пупы земли. Когда-то давным-давно, тысячи лет назад они были воздвигнуты людьми для передачи важных сообщений. Как? Высоко под облаками дымящимися кострами. Увидишь — сразу поймёшь: враг близок… Курган, случалось, насыпали скифы в память о вожде, знатном военачальнике, в честь которого на вершине устраивались царские поминки или тризна. Бывало, пировали по случаю крупной победы, пили, ели, гуляли, трубили. При раскопках находят теперь останки захороненных людей, возможно, вождей племен. По всему видно, какую важную роль играли курганы в житье-бытье наших предков. Рядом с моим селом Пордимом (давно город) тоже имеется курган, стиснутый чащобой. Нам, пастухам, курган пригодился: после полудня, когда стада дремлют, укрывшись в тени, ребята, как на верховный совет, поднимались на курган. Вспоминали старину, былинные истории, мерялись силами, изображая богатырскую хватку. Ветвистые груши, опоясавшие курган, бросали обильную, густую тень на землю, вздрагивали от наших вскриков и снова впадали в дрёму.
     Я пас волов. Часто волы отлынивали от работы на поле. Как-то выходя с ними из села, вижу, несётся за мной хромая, чёрнявенькая лайка Буба. Кричу ей: "Ты чего с больной лапкой не лежишь под калиткой, а помчалась за нами на трёх ногах?" Она присела, мордашка вытянулась, чтоб виновато лизнуть руку. "Ну, что с тобой делать? Хочешь на руки?" Буба безумно привязалась к волам, без них — никуда и никак! С ними ложилась, с ними вставала, неотлучная день и ночь. Вот что называется собачья любовь! Не сравнить с человеческой.
     Идём в чащобу, а в глазах — мрак, вчерашняя картина. Возвращались мы с пашни с Данчо, пастушонком, как и я, хотя друг друга не очень терпим. Да и как быть? Он угрожал побить меня за "упрямство". Был на два года старше меня (ленивый в учёбе, хотя шарики в его голове крутились хорошо). Закоренелый второгодник, серьёзная глыба! Так вот, возвращаемся мы к вечеру с пашни, и неожиданно Буба отчаянно загавкала на вола Данчо. Волу не понравилось. Он нагнул голову, чтоб забодать забияку, но Буба, завизжав, успела отскочить. Смотрю, палка Данчо летит и — прямо в собачку. Та взвыла от боли, заковыляла на трёх лапах. Вот те на! Я был страшно возмущён.
     — Ты почему ударил собачку? Чуть не убил её!..
     — А она почему гавкала на вола? У меня не просто вол, а бык, еще никем не побеждённый. Чтобы на него гавкала паршивая собачонка? Вот ещё!
     — Что из того? Она же не укусила?
     Он поднял палку с земли и угрожающе замахнулся.
     — Чего ты зубы скалишь, пацан? А? Хочешь, и тебя огрею?
     Укротя злость, я умолк, но затаил мысль при первой возможности отомстить. У него был скверный нрав: он мог беспричинно пинать или толкать детей помладше себя, до сих пор не трогал меня… Добравшись до дома, я нашёл Бубу у калитки. Лапку держала на весу, поскуливая, лизала её. "Чем помочь тебе, дорогуша, я же не ветеринар?" Потрогал лапку, косточки целы. Опять говорю: "Потерпи, переболит, ничего страшного. И в другой раз не смей облаивать чужого!". И тут же спохватился, что за совет даю: не облаивать чужого, а своего можно, что ли?
     Тут надо сделать короткое отступление. Месяц назад умер старый вол, двадцать лет служил верой и правдой своему хозяину — деду. А стояла весна — время для неотложной работы на поле. Дедушка запряг в плуг корову, но разве заменит корова вола? Осиротевший вол тянул в одну сторону, корова — в другую. Дедушка говорит: "Корова, привыкшая только молоко давать или ничего, к работе не пригодна". С коровой дедушка посчитался на базаре, продав её, притащил вола, но какого вола — силищу! Хозяин предупреждал: вол очень добрый, но если кто разозлит, становится лютым-прелютым.
     Так вот, тот день не предвещал ничего особенного. День как день. К обеду пастухи пригоняли животных к кургану на водопой. Тут под могучей его стопой чернел глубокий колодец. Наполняем корыто водой, сначала пускаем лошадей, потом — рогатых. Напившись, лошади удаляются под деревья, мотая головой и отгоняя хвостом назойливых мух, а волы, лёжа в тени, жуют свою нескончаемую жвачку.
     Мы садимся под деревом, жуём то, что мать положила в торбу, и начинаем какую-нибудь игру, чтобы не заметить медленно текущее знойное время.
     Издалека вижу — Данчо крутит ворот колодца.
     — О, Симчо, привет, сосед! Ты ещё сердишься за собачонку?
     — Разве можно сердиться на глупого человека?
     — Ты что обижаешь? Жаль, что не в настроении, слишком перегрет солнцем, а то дал бы я тебе ведром по башке. Чего открыл рот, проглотить хочешь? Ну, иди сюда, смени, хватай рукоятку и крути, до полного корыта ещё 20 вёдер!
     Я взялся за рукоять ворота, закрутил. Подошли ребятишки с чащобы. Работаем по очереди, пока корыто не переполнилось… Знающие люди сделали его узким и длинным, чтобы одновременно с двух сторон поилось по 6-7 волов. Вышли из прохлады кустарников табунщики — Вырбан, мой сосед, и Иван, с которым был даже в родстве. В прошлом году он уволился из армии и женился на моей двоюродной сестре, вот мы с ним и зауважали друг друга. Остановился он у колодца и обратился к Данчо:
     — Ты чего загрязняешь атмосферу своими зловредными сигаретами? Дымишь, а Симчо прикусил язык от напряжения. Смени его!
     — Первое, — стал огрызаться Данчо, — у меня сигареты высшего сорта, а второе, я уже крутил, твоя очередь — у тебя три лошади, проглотят полкорыта. Или хочешь проехать за чужой счёт?
     — Много болтаешь, Данчо, — заметил Иван. — Не знаешь, с кем говоришь!
     — Знаю я, с кем говорю, и ты знай, с кем имеешь дело. — И, затянувшись глубоко, выпустил дым прямо в лицо Ивана, язвительным тоном добавил: — И не воображай, Иван, если ты старше меня, тебе больше позволено! Я всегда постою за себя и, если надо кому, — дам по мозгам!..
     — Что с тобой трепаться, — плюнул в сторону Иван, — всё равно, что за зайцем гнаться. Пустота и мрак несусветный.
     Тут вмешался Вырбан, парень в трёх месяцах от армии, грудь — колесом, посоветовал не ерепениться, а спокойно и мирно поить животных — корыто уже полно. Прошли лошади, потом — коровы, мальчики стали подгонять волов. И тут произошло нечто непредвиденное: мой вол, тот "лютый", и вол Данчо, "бык", оказались друг против друга перед корытом. Вроде пили спокойно, вдруг подняли головы, уставясь глазами, налившимися мгновенно кровью, потом сшиблись лбами так, что заскрежетали рога, словно железные. Но это было только начало. Через какое-то мгновение, ещё не очухавшись от стычки, я понял: начинается драка с неизвестными последствиями, потому что встретились две могучих силы. Я испугался и начал колотить палкой моего вола — авось, отвалит в сторону, прекратится борьба разгневанных самцов, но куда там! Быки, упёршись, бились лбами. Данчо кричал: "Бей, Бекон, рогами! Нажми, придави! Ты сильнее всех! Победа, Бекон! Бей! Победа!.."
     Возможно, эти слова прибавили смелость быку, не знаю, только он отступил на несколько шагов, а потом пошёл угрожающе вперёд, будто не замечая препятствия перед собой, зацепил ногой край корыта, оно перевернулось, и вода разлилась на иссохшуюся землю. Мой "лютый" выжидал. Бекон потерял курс, чуть уклонился, казалось, ни с того, ни с сего покинет арену. Лютый оценил момент, решив, что Бекон испугался, и двинулся следом, перепрыгнув через корыто. Бекон остановился, повернулся и встал в оборонительную позу. Началась борьба, которую трудно описать. Такую злобу и волю к победе до сих пор я не видел ни среди людей, ни у животных. Данчо кричал как сумасшедший, махал палкой, но боялся подойти ближе. Волы схватились не на жизнь, а на смерть: глаза кровавые, с губ летит пена, мышцы напряжены до предела, передние ноги сваями упёрлись в землю. И никто не уступает. Кажется, силы у них были равны, но, вопреки всему, только у одного из них может вырваться из гортани рёв торжества. Мы наблюдали со страхом эту жестокую битву. Вдруг вол Данчо упал на колени, может быть, поскользнулся на разлитой жиже? Факт есть факт, но случаем воспользовался мой вол. Он отступил на шаг-два и изо всей силы ударил лбом в лоб Бекона. Послышался треск — половина рога покатилась к нам под ноги. Увидев это, Данчо с руганью стал колотить палкой моего вола. Бекон, не теряя времени, быстро встал, повернулся и побежал прочь. А "лютый", осознав свою победу, не взирая на удары, замычал торжествующе, будто басовая труба, и отошёл с поднятой головой в тень, на покой.
     Данчо набросился на меня:
     — Ты почему сломал рог моего вола? — вскричал он неистово.
     — Ты что? Совсем сдурел?
     — Всё равно — ты виноват! Что теперь мне делать со сломанным рогом?
     — Твои рога на месте! Это ведь у твоего вола полетел рог, а не у тебя?.. — защищался я от глупейших нападок.
     — Вот именно, — не отступал Данчо, — у моего вола! Надо мной будут смеяться, и ты виноват, поэтому получай! — Замахнулся и ударил меня кулаком в лицо.
     — Ты чего дерёшься? — держась за челюсть, спросил я. — В чём моя вина, если твой вол оказался слабее моего?
     Данчо поднял палку над головой.
     — Стой! — вмешался Иван и отнял палку. — Зачем бьёшь мальчика? Волы подрались, при чём тут Симчо?
     — Подрались, да? А если бы подрались твои лошади и от них полетели копыта, посмотрел бы я на тебя! А вы, зеваки, что глаза вытаращили? — обратился он к другим пастухам. — Наслаждались зрелищем, а теперь готовы и меня растерзать? Но я не позволю! Многие из вас испытали мой характер... Требую реванша. Будем драться с Симчо? Кто кого? Это воля моего вола — он требует реванша за моральный ущерб. Вот и всё. Кулаками будем драться. Симчо, готовься!
     — Ты что, в самом деле, не в своём уме? — встал между нами Иван. — Как так драться? Вы же в разных категориях. Я боролся в армии и знаю — в разных категориях не допускаются ни борцы, ни боксёры. Лучше возьми свой рог и беги к Бекону, приклеивай! Вырбан, подай ему рог — пусть он напоминает ему, что не всё, на что надеешься, сбывается.
     Вырбан, который до сих пор молчал, поднял валявшийся рог и подошёл к Данчо:
     — Возьми рожок, драчун, и запомни: "Победы и поражения в человеческой жизни чередуются, принимай как должное, то есть как чаще всего неизбежное, и не будешь знать горя!" — так говорил мой дедушка. Я этим руководствуюсь, советую и тебе. Бери рожок на память и больше не выступай, шалопай! — сказав последние слова, он вручил в руки Данчо рог с таким жестом, будто не рог, а медаль за храбрость.
     — Да вы что, действительно за идиота меня принимаете? — смотря исподлобья, зашипел Данчо и тут же обратился ко мне: — Симчо, не обращай внимания на то, что они болтают. Это только нас касается. Готов? Сжимай кулаки!
     — Хорошо! — неожиданно сказал я.
     — О, нет! Я не согласен! — опять встал между нами Иван. — Раз хотите меряться силами, давайте на кургане. Иначе получите от меня подзатыльник, и на этом кончится вся возня! Понятно?
     Мой родственник имел в виду игру с толчками: на верху кургана очерчивается трёхметровый круг, участники игры встают посередине, и каждый начинает выталкивать из круга соперника… Кто остаётся последним — победитель с правом ударить проигравших палкой по голой спине.
     — Принимаю! — примиренно сказал Данчо. — Толкать так толкать. Я выброшу его как грязного котёнка.
     "А мы посмотрим, — подумал я, — кто кого?! Не зря же я поднимаю выше головы наковальню в кузнице, да и считаюсь сильнее всех в классе". Мы редко баловались этой игрой, потому что во время толкотни у нас рвались трусы и рубашки. А вечером, понятное дело, нам доставалось от матерей.
     Круг был очерчен. Мы с Данчо — внутри, зрители — снаружи. Стоим, дрожа от амбиции, друг против друга. Иван поднимает руку: "Начинай!" Вцепились. Каждый из нас старается вытолкнуть другого с курганной вершины. Толкотня проходит руками, плечами, даже ногами — кто во что горазд. Мы похожи на петухов — клюём друг друга и вышибаем дух. Страсти накаляются. Пастухи подбадривают меня: "Симчо, сзади! Сзади! Плечом, плечом! Прибавь жару!" В голове загудело от напряжения, я ничего не слышал, что ещё кричали. Данчо убедился, что я легко не дамся, вдруг перешёл на бокс. Влепил мне несколько неожиданных ударов в грудь и под челюсть. Я не остался в долгу. Смотрю: из носа у него потекла кровь. "Стой! — крикнул Иван. — Нарушаете правила. Никаких кулаков, вы не на ринге, только толкать, пока один из вас не полетит с кургана! Понятно! А то обоих выкину из круга".
     Данчо вытер нос, и снова — бой, с ещё более ожесточённой яростью. Неожиданно он схватил мои трусы и спустил до колен. Мальчишки покатились со смеху… Я отступил, наклонился за трусами и увидел голый пуп Данчо. Не знаю, какой чёрт дёрнул меня воспользоваться этим обстоятельством: как был полусогнутым, подобно "лютому", я изо всей силы ударил его головой в живот. Потеряв равновесие, Данчо шлёпнулся на задницу, а руки — как две опоры — за чертой.
     — Стой! Финита ла комедиа! — встал между нами Иван.
     Данчо, поднимаясь с земли, закричал:
     — Это надувательство! Я не согласен! Он чуть не лишил меня воздуха!
     — Тут нет нарушений правил. Ты выбыл из игры, и точка!
     — Протестую! — вопил Данчо. — Если бы не головой, он бы сам покатился вверх тормашками до колодца...
     — Ну, это как знать, — добродушно улыбнулся Иван, обращаясь к остальным: — Ребята, кому присудить победу?
     — Симчо, конечно, — ответили в один голос все.
     — Хорошо! В таком случае, как положено: Данчо, поднимай рубашку! Симчо, вот тебе палка.
     — Ну, что же, все против меня, хотя я только руками нарушил линию, — сказал разочарованно Данчо, задирая рубашку и нагибаясь вперёд. — Чего ждёшь? Бей!
     — Не буду! — отойдя в сторону, сказал я.
     — Как так не будешь? — удивился Иван.
     — Прощаю! Да и слышал от дедушки: "Дважды битого не бьют!"
     — Кто битый? Я? Ну, даёшь, шпанёнок, рассмешил, — поднял голову Данчо и посмотрел на меня с явным презрением. — Бей, говорю, или ты меня огреешь палкой, или я — дубинкой.
     — Ты как хочешь… Я не стану!
     Я бросил поданную Иваном палку.
     — Тогда сам повернись спиной ко мне! — Он схватил свою увесистую палку. — Ты прощаешь, я — нет!
     Иван и остальные ожидали увидеть последний этап борьбы. Подобного ещё с нами не случалось, чтобы побеждённый бил победителя.
     — Ладно, — говорю, — выдержу один удар! — Теперь я поднял рубашку, нагнулся и зажмурил глаза. "Вдруг сломает ребро?!"
     "Удар, где же удар? Что за чудеса? В послеобеденном затишье?" Вдруг — хлоп-хлоп. Голова рванулась вверх. В руках Данчо две палочки вместо одной, сломанной через колено. Данчо осмотрел нас с гордым превосходством, высморкал демонстративно ещё кровящий нос и изрёк:
     — Ну вот — так и закончим! "Лучше быть квит, чем — бит!" Так говорил мой отец. — Поднял сломанную палку, закинул далеко в кусты. Небрежным шагом, держа рог над головой, пошёл к своим волам.
     С этого дня мы с Данчо стали большими друзьями. Я помогал ему в учёбе, он защищал меня от драчунов.
     
     И сейчас, когда вспоминаю те далёкие годы, тот древний курган, ту чащобу, волов, наши игры, собачонку Бубу, пастухов, я испытываю настоящую ностальгию.
     Видимо, в жизни действует какая-то своеобразная закономерность: чтобы подружиться с кем-нибудь, сначала надо подраться с ним. И поныне мы с Данчо, сами почти древние старики, хотя нам ещё далеко до ста лет, встречаемся на кургане, когда я приезжаю в город Пордим погостить в свой осиротевший дом.
     Нам не до мировых событий, мы, как наши предки, справляем поминки по ушедшим в мир иной нашим товарищам детства, выпиваем из баклажки вина, потом идём на кладбище — зажигаем свечки, вспоминаем прошлое, молодость и снова расходимся до следующей встречи, пока ноги держат и душа ещё не отлетела на курган. Уже навечно.
     
     Президиум и Правление
     Московской городской организации
     Союза писателей России
     сердечно поздравляют
     известного российско-болгарского писателя
     
     Веселина ГЕОРГИЕВА
     с 75-летием
     
     Желаем крепкого здоровья,
     бодрости духа
     и творческого вдохновения!