Юрий Минералов __
Московский литератор
 Номер 08, апрель, 2011 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Юрий Минералов


     
     Эти стихи написаны на протяжении последних месяцев. Я путешествовал: летал на родину в Сибирь, ездил в любимую Белоруссию, на машине забирался глубоко в Рязанскую область и в который раз возил детей в Константиново... Был юбилей нашей Победы. Потом забушевали эти страшные пожары в Подмосковье и Мещере, да и чуть ли не по всей европейской России. Стихи написались тревожные, но уж таково переживаемое время.
     
     САЯНО-ШУШЕНСКАЯ ГЭС
     До ГЭС теперь машину не пускают.
     Шлагбаум, автоматчики… Госбез!
     Теракты на плотине — "исключают".
     Чубайс, cтрана чудес, РАО ЕЭС.
     Тут утопили смену. Мне родные
     сибиряки погибли. Не война,
     а доллары поганые гнилые.
     Саяны нависают, как стена.
     В тайге бывает всякое. Веками
     родившийся наизготовку жил.
     Весь мир себя прикрыл сибиряками,
     когда фашист Европу сокрушил.
     Но что за шкуры вы в тот день прикрыли?!
     Кто лез на горы с тещей и женой?
     Вы, мужики, затворы прикрутили.
     Спасли людей. А с ними спасся гной.
     Чу! кружат стаи над зубцами леса
     и над плотиной. Нет, не вороньё…
     А кто-то скажет: обнаглели бесы.
     Вот пули бы серебряны в ружьё!
     
     СЕНТЯБРЬ В СИБИРИ
     Тут жил и умер друг. Тому уже пять лет.
     Вдова, погоревав, сошлась, живет с соседом.
     В ворота не стучу: их видеть смысла нет.
     Но чует старый пёс и плачет мне фальцетом.
     Мы в детстве с Жучкой тут играли во дворе.
     Щенок собаки той — он пёсику стал папой…
     Ну, здравствуй, человек! Мы оба в сентябре.
     Дай подружу чуток с твоей шершавой лапой.
     Дай погляжу в глаза твои из-под ворот.
     Нам к той игре пора готовиться серьезно.
     Нам впереди зима — хозяин твой там ждет…
     Мы дети там, и всем тепло и дед-морозно.
     
     ВАСЯ ТЕРКИН
     (по ценным рецептам постмодернизма)
     Был Теркин с детства раскулачен.
     Затравлен был в НКВД.
     Штрафбат его перекорячил.
     И плыл в Гулаг он по воде.
     Но сбил он "Мессера" прикладом
     и сало ел со старичком.
     Слонялись особисты рядом,
     и пахли фрицы чесночком.
     А понял Вася, где злодеи,
     лишь на том свете побывав.
     Там уголовники сидели,
     так ничего не осознав.
     И шли матерые троцкисты
     в барак, а не в московский ЦИК.
     И власовцам их флаг цветистый
     шел на портянки, чик-чирик.
     А там опущенный и мерзкий
     шпион парашу выносил,
     утратя имидж суперменский,
     и "Ку-ка-реку!" голосил.
     А там трехзубые бандеры
     смотрелись жертвами цинги…
     И так несло парами серы!
     И понял Вася, кто враги.
     …Вольготно прохиндеям тёртым.
     От них и стал наш мир хренов.
     Нет спасу! Но вернется Теркин
     и всем им скажет пару слов.
     
     ДЕТСКИЕ ИГРЫ
     Станиславу Гайдукову
     Уже фронтовики отвоевали.
     Но добрых десять лет после войны
     мы, пацаны, фашистов добивали
     по всем дворам и пустырям страны.
     Стратеги, как всегда, не доглядели,
     расслабясь и отцов разоружив.
     Но сабли деревянные запели,
     и наступило время новых битв.
     Я немца бил в сибирском Черногорске.
     За Сталина! врывались мы в Рейхстаг.
     Незваные от нас бежали гости.
     И полыхал над миром красный флаг.
     И сгинула под землю или в Лету,
     или в Валгаллу и ко всем чертям
     вся дрянь космогоническая эта,
     колдуя напоследок по кустам.
     Поконча с их оккультной свистопляской,
     как рыцари, не ждали мы наград.
     Былых мальчишек орден ветеранский
     никто не приглашает на парад.
     Но верю — нет, я знаю! — было это:
     лишь дети не по силам духам зла,
     и наша виртуальная победа
     тот вражий дух под корень извела.
     
     "ВТОРОЙ ФРОНТ"
     Эта мятая банка по ленд-лизу досталась отцу.
     По рассказам, там в студне копошился тушёнки ошмёток…
     Но в войну не зажилось и мясцу, и тому холодцу!
     Всё поели, а после стал из банки стакан для отверток.
     Эта банка из Штатов у отца в гараже жила так:
     только он отвернётся — солидол ей губная помада,
     фраерок "Студебеккер" газанул и вкатил на верстак,
     и жуки колорадские так и лезут, куда бы не надо…
     Из нее прёт Америка! Едва лишь отец отойдёт,
     сразу детям та банка напокажет секретных соблазнов:
     паучок — мистер-твистер, цокотухи танцуют фокстрот,
     а комар саксофоном завис и поёт несуразно.
     Она нас покупает, жестяным она вертит хвостом.
     Она задницей вертит и бедром так ведёт, Мата Хари!
     Я дошкольник еще, не обязан и знать, что мы ей выдаем.
     Но Валерка постарше, он мой друг, — молотком ей по харе!
     Всё потом, как в тумане: эта ржавая банка, ручей…
     И плыви до Чикаго, та шпионка и нос ее римский!
     Эта банка тушёнки… А в ней и Бессмертный Кощей,
     и несметное НАТО, и коварство, и гриб хиросимский.
     
     ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
     Как отступила тайга!
     Снижается старенький "ТУ"
     на терриконы, пурга,
     на промзону — на срамоту.
     Тут мамонты мирно паслись.
     Тут правнук Адама кострил.
     А сегодня — не подавись! —
     за доллар все скупит дебил.
     Сибирь повидала, но
     такое и ей впервой.
     Под снегом, по самое дно,
     всей химии хлам и помой.
     Зима гримирует век,
     чернуху пока забелив.
     Весной возопит человек,
     но ТВ объяснит, что он жив.
     Промоют мозги в политчас
     из агитпроповских клизм!
     Бессмертен в гробу Карла Маркс.
     Беснуется капитализм.
     
     РУБЛЁВ И МIР. 12 ИЮНЯ
     Где-то здесь похоронен Рублёв, но могилу утратили.
     Он был мнихом простым и не явлен. Теперь тут музей.
     В нем сегодня сей мiр: и стяжатели, и толкователи.
     Их экскурсия, праздник, их ценных свобод юбилей.
     Тут заблудшие волки в овец на глазах превращаются.
     У икон послоняются с гидом — и нету грехов!
     И златые кресты пребогато на шеях мотаются.
     Есть поселок Рублёвка, а вот сам Рублёв, хо-хо-хо…
     Он, сей мiр, не рублёвый. Он любит валютное евро.
     Он смакует доллары и фунты. Он в корень глядит.
     Он имеет доход с ископаемых нашего севера
     и над златом дрожит… Он такой! ни рогов, ни копыт.
     
     ЗИГЗАГ
     Я еду через лес. Тут дядя честных правил
     на сваях заложил на озере дворец.
     И лютеранский храм на берегу поставил.
     Сажают вертолёт. Он молится, храбрец.
     Тут каждый зверь давно застрелен, но не больно.
     Какой там лось, кротам не провести теракт!
     А в озере ратан поел всех недовольных.
     И пляшет олигарх, не попадая в такт.
     А дамочки пищат с террасы, ждут обеда.
     Там гости, спор ведя, на феню перешли…
     Но щука из реки заходит, как торпеда!!!
     Переполох, бинокль… Ха-ха. Охрана, пли!
     Стреляют по воде, пируя на просторе.
     До счастья олигарх успешно дорвался.
     …В лесу на берегу был детский санаторий.
     Но пионеров нет. В разрухе корпуса.
     Зато есть эта дрянь повадки уголовной.
     "Цивилизован" всяк, и спьяну пьют "шанель".
     Я еду столько лет Россиею огромной!
     Страна вошла в зигзаг. В тупик летим ужель?
     
     ВИТЕБСК
     Экуменистский, вязкий,
     впрочем, бахтинский отвар…
     Витебск — а все же славянский!
     Даже "Славянский базар".
     Войнами исковеркан
     и восстановлен людьми,
     дружит он с нашим веком.
     Витебск поди пойми.
     Кто тут сподобится рая —
     спорно, и спор водянист.
     Но партизанского края
     здесь натерпелся фашист.
     Да, Божий мир не измерят
     лавочника весы!
     Полифонизм не изменит
     голоса Белой Руси.
     Красноречивее слова
     красок безмолвный рассказ.
     В небе летает корова.
     Репин — их на луге пас.
     
     ПЕРЕВАЛ В САЯНАХ
     От розоватых скал, зеленых ближних гор
     до синих дальних гор, переходящих в небо,
     картографы тут шли, наверно, добрый год.
     Но карту сняли — вот, склоняюсь я над нею.
     Состарился наш мир — а верен документ!
     На нем весь перевал, такой румянолицый.
     Теодолита нет, но через бездну лет
     иду я по следам отцовских экспедиций.
     Там тряпочки — шаман бил в бубен у куста.
     Но род его пропал: Берлин мужчины брали,
     вернувшись в орденах, все пили досыта…
     Вот то-то и оно. Нет истины в бокале.
     Змей огненной воды — он столько сжёг племён!
     Обходятся без нас тайга и эти горы.
     Река Она кипит, и дружит с нею Он.
     А хищных скал верхи остры, как волчьи морды.
     Живет себе зверьё, и чисты воды рек.
     До ближнего жилья и с картой топать месяц.
     Тут не перекосил природу человек.
     Верней, она его поставила на место.
     
     ПОЛЬ РОБСОН
     Поль Робсон пел, и сотрясались горы.
     Библейский бас, летевший до небес…
     Он верил в нас. Не слушал наговоры,
     и мыслил с госполитикой вразрез.
     В Союзе окружали его дружбой.
     Его любили дети всей страны.
     А в Штатах за ним зырили спецслужбы
     и звали "сталинистом" болтуны.
     Он вышел всем. Не вышел чёрной кожей.
     Расизм его терзал, что крокодил.
     Поль Робсон пел, с Шаляпиным так схожий.
     Наш парень о России говорил.
     Ты широка была, страна родная!
     Убавилось лесов, полей и рек…
     Тебя разворовали. Хата с краю.
     И боязливо дышит человек.
     Старательный развал. В тупик дорога.
     Все менее силёнок у страны.
     Но если власть ведется не от Бога,
     она не власть, а служка сатаны.
     От Бога ль пляшут видимые черти,
     и жаждет "прав" содомский зоосад?
     Не окормлять бы православной церкви
     бесстыдный бесовской олигархат!
     Сын пастора Поль Робсон — он на небе.
     Он упокоен в Божием раю.
     Россия на земле. Ты спи, мой бэби!
     Бог не оставит Родину твою.
     
     БОЖИЙ ГНЕВ
     Горит Мещёра. Божий гнев.
     Дождя прогноз не обещает.
     И некто, эполеты вздев,
     на всю Вселенную болтает.
     Столицу душит серый дым.
     Угар сочится сквозь витрины.
     Покуда судим да рядим,
     горят моей страны руины.
     В дыму у люда нет лица.
     Беда пришла на землю нашу.
     Горят народные леса,
     назначенные на продажу.
     Но до Канар не достаёт
     наш дым Отечества кромешно…
     Рублевка не горит — цветёт.
     Рублевка пахнет зарубежно.
     Легко гусарам в три вершка
     играть, в песочнице возиться!
     Все развалив, кишка тонка
     и побеждать, и застрелиться.
     Где Сталин?! Все уйдём туда.
     Но мы помрём во вражьих лапах.
     И всем гореть нам от стыда,
     такую Родину прошляпив.
     
     БЕЛАЯ РУСЬ
     Я крещён, слова нет, но люблю сердцем всем
     некрещёную нашу дуброву —
     эти древние корни славянских морфем,
     в белорусскую вросшие мову.
     Поищите язычество, где Вавилон,
     где ацтеки и культы Гаити…
     А в Полесье святом сотворите поклон
     и болотных чертей не ищите.
     Белорус терпелив до последней черты.
     Примет гостя с питьем и закуской…
     Но врага-супостата он примет в штыки
     или встретит рогатиной русской.
     Беловежская пуща. Жива на корню.
     Рощи Запада — те жидковаты.
     Лишь родную Сибирь с Беларусью сравню.
     Как приятель, подходит сохатый…
     
     ОХОТА
     Я убил только рябчика и прекратил.
     Больше я никого не убил.
     И подаренный "Зауэр" мучил в чехле.
     Я отца огорчил, рассердил.
     После лишь по мишеням. Был тир МГУ.
     Попадал и потом не слабо.
     Только в птиц и зверье я стрелять не могу.
     Неохота. Их жаль, видит Бог.
     Но вот в этого, в Гитлера, в прочую мразь
     и в ее расползучий фашизм
     я б с охотой стрелял и попал бы не раз!
     — Русский варвар. Тоталитаризм.
     
     СВЕРХДЕРЖАВА
     Эта мразь много раз нападала.
     Князь Пожарский, Кутузов и Сталин —
     Русь отбилась… Ждет мразь генерала,
     чтобы был и стратег, и батален.
     Превзошли нас по боеголовкам.
     С тылу выползли пятой колонной.
     Подобрались всем натовским блоком
     и бутылью манят алкогольной.
     Не пропить ли и честь, и ракеты?
     Шьет мундиры Юдашкин гламурный…
     Вместо древней советской анкеты
     полиграф подбирает нам дурней.
     Что ж, остались мы сами с усами…
     Нет союзников — приняты в НАТО.
     Только Белая Русь рядом с нами.
     Белорус — это русский двукратно.
     
     ИЗБОРСК
     За Городищенским озером Серая Шейка
     вывела деток, и стайка скользит по воде.
     С нашего берега люди ныряют с бревешка.
     В озере небо синеет, как в Божьей бадье.
     Век двадцать первый еси
     вот за тем шеломянем.
     Там иномарочный колониальный позор.
     Здесь наши древности. Славу Изборска помянем:
     так и не сдался, сдержал крестноносный напор.
     Их командоры ломились в Изборск твердолобо.
     Все уходили ни с чем — только срам и стыдоба.
     Хоть затевали бой легкий на вид и неравный —
     крест католицкий ломался о крест православный.
     Ныне Россия уклончива и бледновата.
     Там, за холмом, ее учат ходить в батраках.
     Здесь — хлынул дождь. В камыше затерялись утята.
     Дети славянские только хохочут в волнах!
     Нас не замочишь, и гитлеры нам не смертельны.
     Лишь бы бояре не продали ключ от ворот.
     И отобьется ракетно, иль хоть огнестрельно
     русский Изборск, да и ворог от злости помрёт.
     
     ЗАБРОШЕННЫЙ РУДНИК
     Тайный поселок в горах.
     Мимо грохочет река.
     Штольни наклонной дыра.
     Скалы торчат по бокам.
     Мощью и злом обуян,
     тут элемент залегал...
     Чуден скалистый Саян.
     Мерзостен рудный отвал.
     Тайны хрущёвской тайги
     не разболтает народ.
     В Гейгера глянь и беги!
     Счетчик навряд ли соврёт.
     
     ****
     Нам страшновато ночью выходить
     под небо Божие, лишенное завес.
     Глаза незрячи: слаб, как волчья сыть.
     В лесу и в поле угнездился бес.
     Собака в страхе лает. Ей видней.
     Перекрестись, и поспешай в свой дом.
     Там космос, а тут мистика теней.
     Отвлечься и забыть хотя бы днем.
     
     ПАНТЕИСТИЧЕСКОЕ
     Даждь нам дождя, наша матерь Природа!
     Матерь-калека, спаси своих чад!
     В жажде зайдясь, птицы долбят породы.
     В реках последние рыбы кричат.
     В тропиках крутит метель, стервенея.
     Нагло торнадо по тундре катят.
     Бойко в мутациях крысы умнеют,
     и не берут их ни ласка, ни яд.
     То-то всё больше и смрада, и пыли,
     труса и глада, в груди метастаз!
     Сколь мы разумно тебя загубили,
     столь же стихийно караешь ты нас.
     Сгинут селения под ледниками…
     Нами поругана, мстишь не шутя.
     И не щадишь — ты терпела веками…
     Матерь великая, дай нам дождя!