Максим Замшев
ВАРИАНТ ОТВЕТА (О романе Юрия Полякова "Замыслил я побег")
|
Второе десятилетие двадцать первого века как оторвавшаяся шальная льдина плывет без руля и ветрил, что ощутимо сказывается на ракурсах общественной и художественной жизни. И дело даже не в том, что система ценностных приоритетов уступила место системе рыночной, — в конце концов, при капитализме это неизбежно; предположу, что проблема в следующем: мы не замечаем и не ценим собственную современную художественную литературу, закрываем глаза на её достижения, не солидаризируемся с её оправдательными или обвинительными приговорами. Отсюда мировоззренческая апатия, переходящая в нигилизм. Роман Юрия Полякова "Замыслил я побег" написан в конце 90-х годов прошлого столетия. И он, на мой взгляд, является эпохальной точкой русской литературы, поскольку аналитически завершает один из самых противоречивых периодов русской истории и, что самое важное, делает это не на уровне политологических обобщений, а на примере человеческих судеб. Кто-то скажет, к чему теперь размышлять об этом романе? О нём всё было сказано в своё время, да и самим Поляковым с тех пор написано немало. Однако именно сейчас, спустя более десятка лет после того как роман издан, интересно посмотреть на определяющие векторы художественного авторского мейнстрима, пущенные в будущее, и понять, сколь они были оправданы и точны.
Много говорилось о том, что роман "Замыслил я побег" — это сага о семейных ценностях, невозможности человека существовать вне патриархальных традиций, о спасительной силе "ячейки общества". Всё это имеет место быть. Но, согласитесь, если бы дискурс ограничивался только этим, роман вряд ли бы вызвал такой интерес. Про это мы уж читали во второсортных назидательных романах, так любимых некоторыми патриотическими писательскими функционерами, и кроме ломания скул и зубодробительной скуки, сие ни к чему не приводило. Неорганичность и вычурность прямого дидактического подхода к теме убивали даже в основе своей не бездарные тексты. Что же касается романа "Замыслил я побег", в нем применён такой изысканный жанровый и тематический синтез, который не разрывает общую структуру на части, а напротив, скрепляет её, делает объёмной и позволяет вместе с главной, хорошо зримой линией развиваться ещё нескольким побочным, то скрывающимся за толщей повествования, то отчётливо проступающим по воле уверенной авторской руки.
Ход, скрепляющий повествование, в романе прост. Это почти метафора, и метафора вполне лейтмотивно конкретная — постоянное желание побега при невозможности его совершить. Два противоположных чувства всю сознательную жизнь раздирают главного героя Олега Трудовича Башмакова (здесь, кстати, не обошлось без интертекстуальности и аллюзий к герою Гоголя) — это тягостная, подавляющая его самого любовь к жене и стремление эту любовь преодолеть. Конфликт с самим собой, многолетнее задавленное нежелание вырвать себя из мрачного безволия толкает героя в прямом смысле к самому краю, — он, прячась от жены и любовницы, пытаясь перелезть на балкон к соседям, оступается и повисает на большой высоте. Концовка классически открытая. Читатель так и не узнаёт, что стало с героем, не определившим своё отношение к свободе. Автор даёт только окутанный мистическим налётом намёк. Однако важнее другое. Думается, что главные метания героя не вокруг выбора сохранить семью или решиться на дерзкий побег. Его побег — это примерно тоже, что Москва для чеховских трёх сестёр. Он имеет смысл только как возможность, как мечта, но стоит начать её воплощать, очертания необходимости стираются и оставляют вместо себя лишь страх и неуверенность.
Юрий Поляков с высоты своего писательского и человеческого опыта исследует проблему свободы со всех точек зрения, и тема мнимой свободы от семейных обязательств далеко не единственная из поставленных в романе…
Роман написан в то время, когда ельцинская клика чувствовала себя у руля страны вполне комфортно. Во власти царила уверенность, что народ никогда не осмелится проанализировать своё положение. Народ, действительно, не смог, а писатель дерзнул. Юрий Поляков провёл свой безжалостный художественный анализ исторического временного фрагмента, который оголтелые либералы до сих потщатся охарактеризовать чуть ли не торжеством свободы. Что же эта за свобода, на которую советский народ накинулся, как на бесплатную колбасу, и подавился ей едва ли не до смерти? Ответ Юрия Полякова многослоен. Он не впадает в бессмысленные политические заклинания о масонском заговоре, разрушившем великую страну. Он не спорит с тем, что страна пребывала в ожидании свободы, что путь её был определён и предрешён накопившимся внутри народного сознания бунтом. Но ждать и быть готовым принять — две разные вещи. В авторском понимании этой перспективы и есть одна из главных социальных составляющих произведения, раскалённая спираль его общественного напряжения. В контексте данного литературоведческого взгляда очень показателен образ Каракозина, или рыцаря Джедая. Это типичный советский плейбой из научной среды, презирающий всё пионерско-комсомольское, любящий всё неформальное, почитывающий самиздат и избалованный вниманием одиноких сослуживиц. Один из тех, кто желал и приближал падение ненавистного режима. Поляков убедительно использует трагические краски, живописуя его бытие после 91-го года. Одна человеческая история вырастает до истории разочарования целого поколения. Скольких людей толкнули на тупиковый путь, в конце которого все светлые надежды были поглощены тьмой их собственных пороков. Увы, этот путь в России давно принят как основной эмпирический. И никому нет дела до того, что человеческие судьбы ломаются с жутким загробным хрустом. Время Каракозина, которое он так страстно торопил, отняло у него всё: семью, работу и душевное спокойствие. Поляков в полный голос говорит о проблеме цены за свободу. Спички детям не игрушка! Когда в России алчут свободы — счёт приходит слишком большой. Несчастные не становятся счастливыми, а счастливых настигают беды. Эти авторские установки, предназначенные для раскрытия прежде всего образа Каракозина, любопытным образом коррелируются на судьбу главного героя. В бытовом смысле слова очень свободный Каракозин однозначно пришёл к человеческому краху, а вечно сомневающийся в себе Башмаков стал главным персонажем художественного произведения. Не потому ли, что сомневающиеся люди, при всей их беззащитности, интересней, глубже и по большому счёту надежнее, чем скроенные по идеальным лекалам твердолобые человеческие экземпляры. Твердолобость — обратная сторона предательства. Увы, в литературной жизни последних лет мы это наблюдаем в достатке. Убеждения — не повод поддерживать нечистоплотных людей, трубящих о том, что у них такие же убеждения.
Любое большое произведение — это своеобычный механизм. И читательское благорасположение во многом зависит от того, сколь этот механизм исправно функционирует. В романе Полякова как в сложном механизме изрядное количество деталей, и каждая для произведения исключительная важна. Ни одного из персонажей нельзя назвать второстепенным: все они задействованы в создании живой упругой плоти текста. Даже те, кто появляется на страницах эпизодически, играют серьёзную системообразующую роль. К ним следует отнести Анатолича, соседа Башмакова, он несёт в себе образ человека из народа. Это один из персонажей-спутников, через призму отношений которого к герою и выявляется его непростой характер. Приём задуман и выполнен безупречно.
Особое место в композиционной и фабульной канве занимает история первой любви Башмакова. В ней кроется то, на чём держится во многом вся эстетическая концепция Полякова. Эта почти бунинская история о ранней страсти, о предательстве, о том, как неузнаваемо могут измениться со временем те, кто кружил нам голову. Первая любовь Башмакова, Оксана, так или иначе не уходит с дальнейшего жизненного пути героя. Она время от времени пересекает его. Судьба Оксаны — болезненная стенография перерождения женщину в фурию. Эта линия едва ли не самая драматичная в тексте, поскольку иные коллизии завёрнуты в так любимые Поляковым одежды интеллектуального фарса, в ней же надрез живого нерва, вызывающий в читателе настоящее сострадание.
После выхода романа "Замыслил я побег" прошло более десяти лет. За этот период из-под пера Юрия Полякова вышли произведения прозы и драматургии, статьи и эссе. Он вошёл в ряд писателей, чьи книги неизменно лидируют в рейтингах продаж, то есть право на диалог с читателем в, мягко скажем, "не литературных" условиях рынка отвоёвано. Духовный опыт, полученный при написании разбираемого мной романа, полагаю, стал важным для автора, укрепив его на пути служения русскому слову, основанному на традиционных и национально укорененных ценностях.
Последние страницы романа, на мой взгляд, одна из удач отечественной литературы. Сам Поляков и в интервью, и автору этих строк признавался, что долгое время замысел финала был другим, и лишь усилия интуитивного прозрения в итоге подсказали нынешний вариант. Когда висящему над пропастью как реальной, так и духовной, Башмакову является персонаж его детства, безногий инвалид Митенька и произносит ему ту давнюю, из прошлого фразу — "Не плачь, шкет", — у читателя поневоле наворачиваются слёзы. Тут переплетаются и история героя, и история страны, высокое входит в житейское, а реальное сливается мистическим.
Итог огромного текста подведён. Каждый из нас может всё обрести и всё потерять. Но мужчина должен оставаться мужчиной, женщина — женщиной, правда — правдой. Тогда у нас есть будущее. Не видел ни одного человека, который в любой исторический период не согласился бы с тем, что пришло время собирать камни. Однако согласие согласием, а руки-то у многих чешутся. Те, кто бросает камни в Полякова, должны задуматься, долго ли мы будем путать низменное с возвышенным, пустое с насыщенным, оригинал с подделкой. Сам Поляков в своём творчестве не только ставит эти вопросы, но и даёт варианты ответов. И в этом его окончательная художественная правота.
|
|