Ирина Шевелева
ПРОСТА ДУША НЕБЕСНАЯ ГУСАРА
|
Владимир ФЁДОРОВ. "Такова судьба гусарская". — Якутск, "Бичик", 2012.
Горделивый образ гусара в русской истории и искусстве ярок и незатейлив. Жаркий азарт сечи, вихревые скачки, добрый верный конь, братские биваки при свете костров, отчаянное франтовство, пиры, балы. В сердце родина, Бог и командир — и жаркая любовь. "Ведь любовь, простите, как сраженье, ну, а я — как дома на войне".
Стихи о любви звучат сквозь столетие, хранимые ангелами:
Я с судьбой
И с тобой ничего не поделаю,
Но не раз
Этой болью я буду распят…
Белые,
То ли ангелы белые,
Белые,
То ли белые крики летят…
Летят над российскими просторами гусарские эскадроны. Героический след в небе. В прапамяти, как бы внезапно вызывающей в душе, в родовой натуре поэта порыв гусарства как собственное нестареющее былое. Как негаснущие сны. Горит гусарская звезда:
И те миры пронзив,
Мы возлетали выше,
Свой освещая путь гусарскою звездой.
Владимир Федоров внезапно, на одном дыхании, повинуясь подспудно историческому велению души, породил, рубясь в отважной, плечом к плечу с соратниками, сече — с роковым временем, с нашествием враждебного в воздухе эпохи — свою новую книгу стихов. Книгу воинских воспоминаний Отечества: "И через жар жестокой сечи ты пролетаешь, как во сне".
А пока, не предав
Ни Отчизны, ни Веры, ни Трона,
И свой строй не сломав
Даже в самом смертельном огне,
Между звезд и комет
Мы летим в небесах эскадроном,
И лихой командир
Впереди на горячем коне.
Поэт видит и передает происходящее одновременно как земное событие, окруженное молвой и стихами классиков, восприятием примет гусарского быта, — и как летящее в небесах. И это его главный художественный принцип. Творческое открытие:
Нам прикажет царь, и опять, как встарь,
Кровь умелая
Вдруг сама собой понесет нас в бой.
Действует безотказно. Множество примет, картин, харизматичных образов, не повторяясь, не впадая в перепевы, вносит современный поэт в такую знакомую тему гусарства. В сущности, срывает с нее заскорузлую кору внешних примет. Словно говорит о своем — с братьями по судьбе:
Пылали за спиной пожары,
Гремели пушки и фанфары.
Не зря сам Фридрих нас, гусаров,
Назвал оружием богов.
Звенели у костров гитары,
Кружились весело Стожары:
Гусаров не бывает старых —
Удел гусарский наш таков.
Это песня под гитару на сегодняшних молодежных фестивалях, песня боевых товарищей — участников современных битв. Но это и стихи поэта Владимира Федорова, дарующего читателю обновленное лирическое впечатление. В этом обретение им собственной неповторимой речи, притягивающей свежестью поэтического дыхания. Вызывающей близкие ассоциации, доверие и понимание.
Федоров ничего не меняет в классическом образе гусара. Лишь представляет его в собственном лирическом свете: "Родимое имение, манящее видение", как и видение бивачного костра: "Ах, огонь, ах, огонь, ты первейший приятель гусарский"; как видение гусарской судьбы, которая: "На счастливом нашем поле боя смерть дарует раньше седины"; воспоминание о походной мимолетной встрече: "От твоих объятий сладостных пели кивер и седло"; о любовной мечте: "Опущу на дно незримое кольцо, и увижу вдруг в магическом рубине я опять твое далекое лицо"; "А к ним бокал прощального вина с хрустальной льдинкой розового сна"; о победном вступлении в Париж: "И в шампанском мы купали побежденных нами дам"... Слияние у Федорова старинной изысканности словесной манеры и тонкой и точной непосредственности современной речи также налагает на стихи книги "Такова судьба гусарская" личную уникальность пера автора.
Книга жива патриотически звенящей струной:
Зрелище французского побега —
Жалкая картина для пера.
Простой философией гусара: "Как терзали бедную Россию…" —
…Только отчего же так красивы
Голубые очи россиян?
Но откуда столько этой стати,
Этих плеч могучий разворот?..
Красота и дух вели Россию.
Как бы их теперь не растерять…
По-русски чистые стихи. Открыто передающие национальную суть. Горюющие — ведь дорога к победе ограждена крестами:
И завершая путь свой ратный,
Домой в свою собравшись Русь,
Я по крестам вернусь обратно
И каждому я поклонюсь.
Владимир Федоров собственным чувством притягивает современников к славе России, к любви к ее героям, окружает живым теплом, "муаром огня", насыщает страстью добра их озлобленные холодные души. Направляет страсть в чистое русло. Создавая сегодня романсы вечности:
Погулять по свету хочется,
Но судьба мотает нить.
Стала белая охотница
По следам меня тропить…
Коли деве я понравился,
Значит, это от души…
Но, холодная красавица,
Упиваться не спеши.
Я себя хлестал дорогами,
Как бессменного коня,
Но усталого, на логове,
Не надейся взять меня…
Знаю я, что мне не выстоять,
От судьбы не убежать,
Но на расстоянье выстрела
Перестань меня держать.
Обещаю: тихим вечером,
Отсчитав законный путь,
Выйду сам тебе навстречу я,
Чтобы била прямо в грудь.
Такими стихами сам поэт тянется к неиссякаемому в русской поэтической традиции:
В наше время все поэты
Дружно носят эполеты —
со своим духоподъемным предназначением.
Значит, созрело в душе поэта, нежданно выбило его голос в смуту нашей, обретающей время эпохи. Заставило взять на себя роль пролога.
В дни бесславья и безволия
Онемел в поникшем поле я,
Но какой-то высшей волею
Из совсем иных времен
Был спасительной Отчизною
Воскрешен
И спешно призван я
В лейб-гвардейский,
В лейб-блистательный,
В лейб-гусарский эскадрон.
Каков человек, такова и его судьба. Поэт вошел в свою по-гусарски.
|
|