Анна Маякова __ ДВЕРИ
Московский литератор
 № 3, февраль, 2013 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Анна Маякова
ДВЕРИ
(рассказ из двух историй)


     История первая
     
     Всем известна поговорка "Мой дом — моя крепость". У меня нет дома, зато есть квартирка в Москве, что тоже, согласитесь, неплохо.
     В средние века дома защищали мощные оборонительные стены. Мою квартирку защищает домофон внизу, а на этаже — двойные входные двери, которые напоминают мне многое.
     Первую входную дверь установила моя дочь Маша, фотомодель, когда вернулась из Парижа после съемок. Дверь металлическая, непробиваемая, которую никто не взломает.
     В центре двери установлен оптический глазок, в который видна часть лестницы, лифт и лестничная площадка. Вверху — номер квартиры. Слева — красивая золотистая ручка с финским замком, ключ от которого меня когда-то просто поразил: какой стороной его ни вставишь, он все равно открывает. На ключе нанесены таинственные, словно древние письмена, бороздки, и, вразнобой, большие и маленькие точки. Мы переставили этот замок со второй двери.
     Все тридцать лет жизни за этим замком я чувствовала себя в безопасности — никто не смог его открыть. А может, и не пытался? Муж очень гордился этим замком — это он его купил с большими трудностями, и врезал тоже он. В советские времена бывали большие трудности с решением маленьких проблем. Над замком-сфинксом располагается замок попроще, с большим, желтого металла ключом, у которого зубцы похожи на кремлевские. Для красоты дверь обтянута черной искусственной кожей, порезанной и заклеенной кое-где.
     Порезал дверь Леша по прозвищу Бандит, с которым одно время встречалась моя дочь.
     Красивый черноволосый и черноглазый молодой человек, он нарядился в модную шелковую рубашку, которые только появились в Москве, безукоризненно отглаженные брюки и лаковые штиблеты (чем не гангстер 30-х годов?), когда пришел знакомиться с мамой подружки, то есть со мной. Он держался достойно, хотя нервные движения рук выдавали его волнение.
     Я спросила его о родителях. Родителей убили. Они были предпринимателями. "Я живу с бабушкой". — "Ладишь с ней?" — "А то! Ремонт сделал". — "Чем занимаешься?" — "Да так, ничем, — он замялся, — подрабатываю в разных фирмах".
     Дочь скорчила страшную гримасу, показывая, что пора прекратить допрос. Позже она призналась мне, что Леша "крышует".
     Думаю, вам не нужно объяснять, что значит это слово и кто занимается таким "делом". Роман их продлился недолго — всего пару месяцев. Когда Маша решила с ним расстаться, он стал угрожать ей по телефону. Я пыталась его урезонить, тогда он стал угрожать мне — обещал сжечь мою машину, стоявшую у подъезда.
     Несчастный одинокий волчонок девяностых, кого безжалостно "переехала" машина перестройки. Я жалела его как сироту, выходила к подъезду для выяснения отношений, пока он не поднес сжатый кулак к моему лицу. "Прочь отсюда, ублюдок!" — вскричала я и испепелила его взглядом.
     Но он остался жив и порезал нам обшивку двери, оставив после себя бандитскую "роспись на память", избежав при этом избитой фразы "здесь был Леша".
     Уже много лет его нет на этом свете. Вскоре его застрелили подельники. По просьбе бабушки Маша его хоронила. Порезы на двери я заклеила черным траурным скотчем, словно предвидя его скорую кончину…
     Пес-рыцарь, он присмотрел себе девицу-красавицу, он ломился в наш дом, хотел подмять нас под себя. Не вышло — Господь миловал.
     
     История вторая
     
     Как-то, посмотрев фильм Андрея Малюкова "В зоне особого внимания", я была под таким большим впечатлением, что, придя домой после сеанса, села и стала писать для него сценарий. Это была история об угоне террористами самолета, на борту которого возвращается из Германии Московский детский хор. Закончив сценарий, я связалась с Малюковым и была приглашена к нему в дом на Плющихе. То есть не в дом как таковой, а в большую московскую квартиру.
     "Скажите, а почему у вас две двери?" — наивно спросила я режиссера, снимая пальто. "Чтобы не стать легкой добычей алчных людей", — ответил Малюков, улыбнувшись.
     Теперь никого не удивишь тем, что у вас две двери. Это стало нормой как и признание того факта, что квартирное воровство — наиболее часто совершаемое преступление в первопрестольной.
     Историю первой двери я уже описала, приступаю ко второй. Ей тридцать лет, как и моей дочери. Она из ДСП, оклеена пленкой под дерево. Квартиру, где я живу, нам купили родители, и мы с мужем перебрались сюда, когда Маша уже была в проекте и нетерпеливо толкалась у меня в животе, заявляя о своем пока еще полутайном существовании.
     Дверь в квартире была тоненькая, хлипкая и являлась никчемным препятствием для квартирных воров, которые были во все времена, включая советское. Мой рачительный и умелый муж купил дорогой финский замок, оббил дверь черным дерматином, украсив его по всей поверхности ромбами из тонкой золотистой нити, закрепленной мебельными тоже золотистыми гвоздями. Это была не дверь — красавица. Но была… Все в прошлом. И мой умелый муж тоже остался в прошлом с его неуемным стремлением все улучшать и переделывать своими руками. "Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном…"
     Со временем дерматин осыпался, и дверь стала мышиного цвета. В центре двери — отверстие от выпавшего и уже ненужного глазка. Справа дерматин лопнул от удара солдатского ботинка, и в щелках видна серая вата. Многие золотые нити оборваны. Печально повисла ручка выбитого замка — с торца в двери зияет глубокая "рана".
     А выбивали мы замок по следующей причине. У нас есть дача в калужских "разбойничьих" лесах, на которую мы с Машей очень любили ездить по выходным. Что за прелесть — встать ранним летним утром и, погрузив воду и провизию, отправиться в это дальнее и столь желанное путешествие! Мы с дочерью обе водим машину, поэтому, несмотря на дальнее расстояние, ехать на дачу было не трудно: одна за рулем, другая — штурман, затем меняемся. В Апрелевке, что по Киевскому шоссе, мы останавливались, чтобы купить хлеб с хрустящее корочкой и свежих пирожных.
     Маша провела свои детские годы на даче с любимой бабушкой Валентиной Степановной, почившей ныне — царство ей небесное. Все, что растет на нашей даче — это результат их совместного труда: развесистые яблони, плодородные сливы, густой малинник, клумба перед домом.
     После кончины свекрови главным распорядителем на даче стала Маша, с молоком бабушки (ха-ха!) впитавшая в себя любовь к земле. Она все знает: когда сеять, когда жать, когда поливать, в отличие от меня — типичной жительницы и любительницы каменных городских джунглей.
     Искупавшись в лесном озере, мы приступали к работе: белить деревья, обрабатывать клубнику, сажать цветы и прочее. От дачных работ я уставала, и за руль садилась дочь. А я просто лежала на заднем сидении нашего авто и размышляла: "Ну что так влечет москвичей на дачу? Как я устала, в следующие выходные не поеду, сделаю перерыв".
     Так думала я, наперед зная, что за неделю отдохну, приду в себя и буду вновь готова к "дачному подвигу", иначе это не назовешь.
     Вот и Москва, еще несколько крутых виражей, и наш дом. Припарковав машину, поднимаемся к себе, открываем первую дверь, пытаемся открыть вторую, но… увы, она не открывается. За дверью жалобно подает голос наша кошка, Беляночка, которую пару лет назад принесла в дом Маша.
     Обычно мы не пользовались второй дверью и запирали ее на защелку только на ночь. Ключ от нее был давно утерян.
     "Звони, доченька, кому-нибудь из одноклассников — пусть выбьют замок" — приняла решение я. Тут же явился недавно пришедший из армии Тихомиров, когда-то влюбленный в Машу, и двумя ударами солдатского ботинка открыл дверь. Кто закрылся изнутри — так и останется тайной. Предположительно, сделала это наша умненькая кошка, много раз видевшая, как мы на ночь запираем дверь. Ей было скучно одной, и такая вот случилась история.
     …Моя Маша вышла замуж, родила сына, и больше не живет со мной. Я не езжу больше на дачу в калужские разбойничьи леса — что там делать одной? Кошка постарела и больше не играет с защелкой, да и замок выбит.
     Мне остались лишь воспоминанья за обезображенными жизнью дверями моего дома.
     "Wszystko pszemija, oprucz wspomnien" (все проходит, кроме воспоминаний) — говаривала моя польская подруга.
     Как с ней не согласиться?