ПРОЩАНИЕ
«Жизнь — это проще книг…»
Ю. Минералов
Еще лет двадцать, думаешь, в запасе
Уютных светлых встреч у камелька,
Которые нам старчество украсят.
Все будет так, потом, ну а пока...
Толпа нелепых дел неотложимых
Обступит нас, и некогда присесть.
Но в круг Его влечет неудержимо,
А с ног сбивает — о прощанье весть.
Когда вокруг стоят родные люди
И судорога сводит всем уста,
Когда ты добираешься до сути,
Внезапно узнаешь, что жизнь проста.
Жизнь так проста.
И камелька не будет.
* * *
Как с двух сторон нахлынула печаль
И Симплегады мое сердце сжали,
Молила — приходи и угадай,
И прогони, и утоли печали.
Но бредит в колыбели ночь темна,
Бессонница так притупляет разум...
Под утро мне включили из окна
Конфорку лунатического газа...
АЙСЕДОРА
Аллея тополей прострелена лучами.
Я мчусь, и ветер шарфик веселит.
Я счастлива, и я тебя еще не знаю.
Тень тополей меня не тяготит.
Но после будет мне отравлено блаженство.
Воды холодной мрак обступит и предаст.
В тень тополя упав, узнаю «совершенство»:
Глаз нежных — слов язвительных контраст.
Тоска-тоска-тоска... Но я не дамся,
Нет, датский / русский принц, меня не утопить.
Тень тополей мелькает в контрдансе....
Смогу я укротить безудержную прыть!
Ты говорил — а я не понимала.
Я уезжала — голуби в окне.
Тоска-тоска-тоска... в нелепости финала.
Я счастлива была, не зная о тебе.
«СЦЕНЫ ИЗ СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ»
Я больше не боюсь, что выглядеть уродом
Я буду в майке, кепочке и брючках,
Что ты прозвал «последний писк собачьей моды».
Пусть молодые в лихорадке бьются:
Кем быть, как быть...
Вот вечер, нервы, Бергман...
И где сочувственницу ты найдешь иную?
В воронку этой жизни путь изведан.
Мы выжили с тобой и торжествуем.
* * *
Ты скажешь: «Посмотри, мой гроб плывет».
Напишешь: «Умирать пойду на остров».
Теперь уже никто не верит в то.
Трагедии разрушен нами остов.
Мелкокомедия родит мелкоконфликт
И этот вид, хронически усталый,
И этот возглас, обреченно слабый:
«Ты преувеличиваешь»...
* * *
О, эта детская истерика
О том, что «жизнь не удалась»:
Как вновь открытая Америка,
Меня приветствует, смеясь.
И объясняя шаг за шагом,
Как много счастья впереди,
Из крена выводя корабль
И отправляя в полный штиль,
Поспешно парус покидаю,
Чтоб не увидел детский глаз,
Как я беспомощно рыдаю
О том, что жизнь не удалась...
ОЛЬГА
1.
«— Ольга, Вы умнее меня», —
Я не помню, какая по счету
Моя дружба с мужчиной
Похоронена этой фразой.
А уж что вспоминать о любви,
О надломленной ветке сирени...
Эх, Илья, отвались на диван,
Помечтай о родимом болоте,
Там царевны...
2.
Четыре этажа! Как с лестницы катилась
Вещички собирать... Жизнь сердца, прекратись!
Зачем страдать сейчас, когда все изменилось,
Морщинами штрихи бровей пересеклись?
И где живая жизнь? Не лучше ли забиться
В углу, наушники надеть, не понимать,
Что рыбьим ртом немым мне говорится:
«Тот миг придет, и время хлынет вспять».
Я точно рыба та. Слова застряли в горле.
Легко дышать в воде — попробуй говорить.
Страх сводит плавники, ведя в потоке вольном.
Скорей бы ощутить
Судьбы наживку.
Нить.
3.
кто оценил успех по счастью моему
была ли счастлива и в чем моя потеря
и смех по красоте и горе по уму
ты можешь дальше жить глазам моим не веря
так страшно гаснет свет а я должна идти
увидев всё идти ни словом не споткнуться
я только слышу лязг капканов по пути
но боли нет и чувства не вернутся
кто оценил успех по счастью моему
была ли счастлива и в чем моя победа
мир жертвовал меня триумфу своему
я просто шла на ощупь путь неведом
КНИГА Помнишь, у Манна в «Тонио Крёгере»
девочка есть, которая все время падает.
И не в переносном, смысле самом прямом.
И глядит испуганными темными глазами...
Я падаю, бью колени, но не падаю.
На темном полотне едва заметны силуэты
Читающих о жизни Ланселота...
И мы читали книгу, но не эту,
И были влюблены не по расчету!
Расчет бы пригодился нам для счастья:
Шторм, Шиллер, откровенье вдохновенья...
И «плачущий король», ища участья,
Соединил бы души на мгновенье.
Но Ингеборга, не воюя, побеждает,
И простота, и красота ее, как меч.
И ты бессильно щит свой опускаешь.
На эту жизнь тебе довольно встреч.
И круг замкнулся. Я сижу, горбатясь, у колонны,
А танцевать — я снова упаду.
Так и брожу в потемках вероломных:
Круг одиночества — в раю или в аду?
* * *
Сначала истина в вине,
Вина ее в объятьях держит:
Вином залитая, на дне,
Как проблеск совести, забрезжит.
Пусты бокалы, Беранже
Встречает ласковой улыбкой,
И сон позолотил уже
Все грани истинности зыбкой.
Но нет спасенья от себя,
И нет забвенья — те же мы.
И — сердце скобами скрепя —
Спускаешься — на дно вины.
* * *
Он сапоги «от граф Толстой» сносил,
Налаживая бытожитиё.
Но не хватило у поэта сил
Всю жизнь нести забвение своё.
Последний мост, гремит овраг соседний,
Огней вечерних ослепляет свет.
Прикосновенье долгожданной тени...
«Лилея — я иду — другого счастья нет».
|