Каждый период жизни человека, тем более поэта,  отражается на душевном настрое и накладывает неизгладимый отпечаток на всё его творчество.  Здесь огромную роль играет временной промежуток, в котором живёт творческая личность. По уровню творчества часто можно определить степень талантливости автора. Но это касается в основном усреднённого таланта, не изменяющегося в любую эпоху, при любой  государственной структуре.
     Талантливый поэт в своих размышлениях о жизни уходит всё дальше и дальше в космическое пространство, пытаясь понять и осмыслить своё предназначение на Земле и воссоединиться с тем невидимым и непознанным миром, именуемым вечностью. И чем дальше, выше, глубже проникает поэт в эти сущности, тем "страшнее" становится ощущение сиюминутности нашего "пребывания" на Земле, не дающее времени познать вечное, именуемое божественным созданием.
     Поэт Лев Котюков является читателю не как пророк, знающий о жизни всё или почти всё,  а как ищущий и открывающий, в первую очередь для самого себя, тайны бытия. Он не становится  в своих философских поэтических размышлениях "выше всех", а пытается, как доброжелательный собеседник, проникнуть вместе с нами в те неизведанные глубины мироздания, которые и дали естественное название книги — "Тайна вечности".
     Эту "тайну вечности" чаще всего поэт связывает с божественными силами. И когда говорит в прозаическом высказывании, предваряющем стихотворение "Я и время",  что сам он "немногим" отличается от "сонма нынешних пишущих", но, по сути,  — "Я ищу себя в Боге, а они, так называемые пишущие, ищут Бога в себе". А короткое и ёмкое стихотворение не дополняет это высказывание, а как бы ставит точку над "i", определяя магистральное направление всей книги:
      
     Трачу время, которого нет,
     Но с оглядкой, расчётливо трачу…
     И спасаю удачу от бед,
     И спасаю беду от удачи.
      
     И живу, никого не виня,
     Что навек моё время пропало.
     Но пропащее время — меня —
     Тратит так, что и вечности мало!..
      
     В стихотворениях "Вечное эхо", "Вечное сегодня", "Вечное море", как в зеркале времени, отражаются вечные истины, волнующие поэта. "Тайна вечности — в Божьем просторе, / В тайне вечности — счастье моё. / Я — не камень на илистом дне! / Грезит в море любовь обо мне…". Эти строки из стихотворения "Вечное море" — о совсем не простой жизни автора, о его мечтах и об одной из главных его тем в поэзии — о любви, которая с первой строки ("Где ты, эхо любви, эхо милого голоса?!") пронизывает стихотворение "иглой световой" и становится эхом "вечного света — душе…".
     Но, что бы ни происходило в жизни — Божья любовь распространяется на весь мир, тем более на самых близких для поэта людей. Проникновенно, по земному тепло пишет Лев Котюков о маме, своей судьбе, родном доме в стихотворении "Моей маме":
      
     Эту жизнь нам никто не вернёт,
                И спасти свою душу непросто…
     Но всё видится: мама идёт
                В дом родной с ледяного погоста.
      
     Никого этой ночью со мной,
                Никого в ледяном бездорожье!
     И спасти — Сына — в жизни земной —
               Не под силу и Матери Божьей.
      
     И молчу я во тьме, не дыша,
              Грешный пасынок вечного Слова…
     И от слёз леденеет душа,
             И ни мамы, ни дома родного…
      
     Эти строки подкупают глубокой искренностью поэта. Такие стихи не пишутся походя, они проникнуты глубоким минорным, но не безысходным размышлением о жизни. Стихотворение "Вечное сегодня" предваряет "Ина молитва от осквернения" из книги "Бог в помощь". Лев Котюков и чувствует, и понимает, что более высокой поэзии, чем молитва, обращённая к Вседержителю, у славян нет. После молитвы, как и перед каждым стихотворением книги, поэт "даёт" не поясняющие, а уточняющие для читателя, своё понимание и ощущение силы божественной: "В мире, в котором нет Бога, жить невозможно! И все человеческие доказательства Бытия Божьего, как и доказательства Его отсутствия в Бытие, абсолютно бессмысленны, ибо Бог равно не нуждается — ни в отрицании, ни в подтверждении".
     А вот начало стихотворения:
      
     Всё кажется, что я ещё не жил,
     Но в зеркалах угрюмо повторяясь,
     Как за чужую, из последних сил,
     За эту жизнь с надеждою цепляюсь.
      
     Цепляюсь так, что кровь из-под ногтей,
     До скрежета зубовного, до дрожи, —
     Как пасынок земной Судьбы своей,
     Как блудный сын, хранимый Словом Божьим.
      
     Но, может быть, совсем наоборот, —
     Как сын Судьбы, как пасынок Господний?!
     Но не Судьба — Господь меня спасёт,
     И в Слове Божьем — я навек сегодня…
     ……………………………………………
      
     Интересно "повёрнута" тема в стихотворении "Поэт и власть". Она неожиданна во всех смыслах: здесь личностное, не связанное с какой-то государственной властью, ("Но что мне власть, когда я сам — / Давно не властен над собою"), и всеобъемлющее — связанное с "властью Земли":
      
     Грядёт компьютерная тьма!
              И множит числа ноль бесстрастно…
     И власть Земли давно сама —
             В себе безумна и безвластна.

     Тема любви к Богу, как правило, "переключается" на земное создание — женщину. И это естественно! Вот в стихотворении "Опалила нас юность…": "И чем дальше по жизни, / Тем страшней без любви…". И это главное! В прозаическом "предварении" к стихотворению "В неединстве в ночь полнолуния" хорошо сказано: "… Бог есть Простота Предвечная, — и эта Простота непостижима, как Любовь". И вот отрывки из самого стихотворения, заключающего суть выше сказанного: "Но любовь навек меня прощает — / На Луне с обратной стороны…" и далее:
      
     Глохну под тяжёлою Луною —
     От напора слов глухонемых.
     Но любовь наедине со мною —
     В неединстве мёртвых и живых.
      
     И любви без оправданья внемлю,
     И в томленье лунной тишины
     Чудится: с Луны смотрю на Землю, —
     Не с обратной — с этой стороны.
      
     Интересен сам состав книги: здесь каждое стихотворение предваряется философским  высказыванием автора. Создаётся такое ощущение, что стихи как бы "расширяются", обретая второй, третий и ещё какой-то необозначенный план в цифровом выражении, а мысли поэта выходят за рамки "чистой поэзии", не имеющие границ и "уходят" в космическое пространство.
     Но удивительно "возвращение" на "землю" в стихотворении "Чёрный дятел": "Что ж ты, дятел —  железная птица, / Долбишь с тупостью душу мою?!". И последняя строфа:
      
     Мне твой промысел дробный неведом.
     Но, мой друг долбоносный, поверь,
     Не отыщешь во мне короедов,
     Не отыщешь в душе моей смерть…

     Чистое, доходчивое душе любого чувствующего и понимающего поэзию читателя стихотворение "Дыхание Божье", которое мне хотелось бы процитировать полностью:
      
     Свет встаёт ледяною волною
              Над околицей небытия…
     Где ты, время моё молодое?!
             Где ты, жизнь молодая моя?!
      
     Словно сон позабытый — незрима
            И легка, как младенческий сон,
     Жизнь моя — тает в облаке дыма —
            Над провалом последних времён.
      
     Но возможное — вновь в невозможном,
            И душа наяву — не во сне,
     Словно свет, тает в облаке Божьем, —
            И дыхание Божье во мне…
      
     По мысли, интонационной глубине, чувству, техническому мастерству  такие стихи поэта Льва Котюкова становятся в ряд лучших произведений нашей русской, не говоря уже советской, литературы. Даже если кому-то и хотелось бы сказать что-то негативное о них, то, на мой взгляд, "критику" пришлось бы выставить себя  в глазах читателя предвзятым злопыхателем.
     В последнее время Лев Котюков, как правило, свои стихотворения предваряет своими философскими высказываниями иногда очень далёкими от непосредственного стихотворения. Это что-то  новое, не встречающееся у наших классиков. Можно спорить, критиковать, но отрицать такой концептуальный "ход" невозможно!  Приходиться неоднократно перечитывать всю книгу, чтобы  по-настоящему проникнуть в  глубину "повествования", соединив все  "ветви" философского взгляда поэта на окружающую действительность. Полифоничность — имя этого "приёма"! Хорошо это или плохо —  решит время. Но сам эксперимент заслуживает внимания.
     В настоящую книгу  избранных включены также переводы великого поэта Эдагара Аллана По, которые обозначены в книге, как "Двенадцать избранных невольных  переводов Эдгара Алана По с английского".
     Почему именно Эдгар По?!  Как мне кажется, по внутреннему духу поэт Лев Котюков очень близок творчеству поэта, которого он переводит. Это и замечательно! Главное, что в переводах  присутствует дух  Эдгара По. Можно предположить, что эти переводы станут классическими во всех смыслах.
     На первый взгляд, первый выпуск "Собрания избранных сочинений" поэта составлен не в традиционном, "классическом", духе. Но когда погружаешься в текст книги, забываешь об этом и принимаешь именно эту концепцию её построения, которая не заковывает творчество Льва Котюкова в какие-то жёсткие рамки, а наоборот — расширяет мысли поэта до космического пространства. В нём тесно переплетаются любовь земного человека с великой любовью Бога ко всему человечеству.
     Читатели с большим интересом будут ожидать не только следующего выпуска "Собраний избранных сочинений", но и всего издания, чтобы увидеть и оценить пока ещё "промежуточный" итог творчества поэта — нашего талантливого современника.