Интерес к чтению, к бумажной книге, а тем более к классике, в наше время действительно упал. Передо мной лежит 22-й том собрания сочинений Л.Толстого, год издания 1985, его дневники. Я был первым читателем, который взял этот том в библиотеке, то есть книга дневников гения простояла на полке невостребованной 23 года... Наступил час, и пришел один читатель — я, чтобы взять книгу и не спеша ее прочесть.
     У яснополянского пророка были подъемы духа, и тогда он писал в своих дневниках примерно такое: "В первый раз с необыкновенной, новой ясностью осознал свою духовность: мне нездоровится, чувствую слабость тела, и так просто, ясно, легко представляется освобождение от тела, — не смерть, но освобождение от тела; так ясна стала неистребимость того, что есть истинный "я"…"
     Он рассуждает о сущности "нравственного усилия", которое человек делает в жизни постоянно. У Льва Николаевича выбита рука, он выздоравливает, однако помнит о недавней боли, и ему "чего-то недостает". Жизнь, полагает он, "слежение за ростом: то мускулов, то богатства, то славы. Настоящая же жизнь есть рост нравственный, и радость жизни есть слежение за этим ростом".
     Годы берут свое, Лев Николаевич стареет, слабеет, во время прогулки он заблудился в Засеке, устал, него болит сердце, нарушен сон… Поражает круг проблем, которые Толстой ставит перед собой. Иногда проскальзывает огорчение: по слабости сил многие художественные задачи он решить уже не может. В юбилейные дни восьмидесятилетия к Толстому потоком идут письма и поздравления. Лев Николаевич подводит для себя итог: "центр тяжести моей жизни перенесся уже из плотской в духовную жизнь…"
     К нему по-прежнему приходят ходоки и посетители: "Нынче был приезжий тяжелый юноша. Оставил тяжелое впечатление. Сейчас придут тульские революционеры". Толстой приходит к выводу, что "жизнь меряется не временем". Дотошная революционная молодежь беспокоит Толстого не только визитами, но и письмами, от чтения которых у него портится настроение. Он досадует, что мир живет по формуле "2+2=5".
     Периоды нездоровья сменяются днями радости и возвышенного состояния души, когда Лев Николаевич с истинной ясностью чувствует "истинную, вневременную жизнь". В такие моменты он любит всех, и старается не записывать свои состояния, иначе "испортишь чувство". Его рецепт существования в мире для всех людей прост: "отучить себя от ненависти, презрения, неуважения, равнодушия ко всякому человеку. А это можно".
     В ноябре он пишет статьи, отвечает на письма, совершает прогулки, размышляет о пространстве и времени.
     Иногда Лев Николаевич играл в карты до полуночи, порой ему совестно, затем он приходит к выводу, что человек должен вести себя как человек, т.е. быть в чем-то нужным людям. Отсутствие духовной жизни он называет "сном". Во сне он видит себя Христом, препоясывающим меч.
     Он вновь терзает себя размышлениями о собственном эгоизме, признается, что при чтении газет ищет фамилию Толстой — отзвук последнего юбилея, отмеченного всем прогрессивным человечеством. Даже в 80 лет он собирается работать над собой с той же энергией, как и в юношеском возрасте: "На свете нет ничего великого, есть правильное и неправильное только".
     "Войну и мир", другие свои произведения он называет "пустяками".
     Получил "неприятное" письмо, в котором его упрекают в том, что он "наживается" на своих сочинениях. Толстой подавлен, временно падает духом.
     Записывает на фонограф на русском, английском и французском языках несколько своих мыслей. Английский изобретатель Т. Эдисон прислал в Ясную Поляну двух своих специалистов специально для того, чтобы сделать эту запись.
     Он принимает посетителей, читает и отвечает на письма. Некоторые письма злые, но на душе у Толстого "радостно и благодарно"…
     В заключение приведу отрывок из записных книжек А. Блока, слова которого могут найти отклик у многих людей, почитающих яснополянского гения: "Толстой живёт среди нас. Нам трудно оценить и понять это, как следует. Сознание того, что чудесное было рядом с нами, приходит слишком поздно. Надо всегда помнить, что сама жизнь гения есть непрестанное излучение света на современников. Свет этот и близоруких остерегал от самых опасных мест. Мы сами не понимаем, что, несмотря на страшные уклонения жизни от истинного пути, мы ещё минуем счастливо самые глубокие пропасти; что этим счастьем, которое твердит нам всегда: ещё не поздно, — мы обязаны, может быть, только недремлющему и незаходящему солнцу Толстого.
     Интеллигенции надо торопиться понимать Толстого в юности, пока наследственная болезнь призрачных дел и праздной иронии не успела ослабить духовных и телесных сил".
     Толстого читают и перечитывают: сельские доктора, учителя, студенты, писатели. Даже дети. Я беседовал с ребятами, которые занимались в моем литературном кружке (после кризиса он был закрыт, а я ушел на пенсию): они прочли детские произведения: "Лев и собачка", "Акула", сказки Толстого и т.д. Скоро мальчики и девочки подрастут, задумаются над тем, как жить дальше, и скажут: "время пришло!" И прочтут произведения Толстого уже для взрослых.