Максим Замшев __ СТИХОТВОРЕНИЯ
Московский литератор
 № 23, ноябрь, 2013 г. Главная | Архив | Обратная связь 


Максим Замшев
«СТИХОТВОРЕНИЯ»


     С удовольствием представляю читателям "Московского Литератора" подборку новых стихов. Поэзия украшает мир. Без поэзии он не был бы таким, каким его запоминают разные горячие головы, романтики, революционеры, — одним словом, те, кто двигает человечество вперёд.
     Моя жизнь без поэзии утратила бы всякий смысл. А уж каков этот смысл, малый, большой, а может, я и вовсе заблуждаюсь, утонув в бессмыслице, судить вам, дорогие читатели.

     * * *
     Закат ласкает стену дома
     Во всём непостоянстве ласк.
     Давно знакомая истома —
     Открытый в будущее лаз.
      
     Нет-нет, да сердце слабо ёкнет,
     Наверно, из последних сил.
     И кажется, что в этих окнах
     Обычным голубем  я жил,
      
     И видел, как внизу робела
     Твоя невинная душа,
     Гадал, что ты чертила мелом
     На тротуарах не спеша.
      
     Потом хотел к тебе на плечи,
     Но ты меня отогнала.
     И невозможность новой встречи
     Воткнулась в горло, как игла.
      
     Что голубиная мне память?
     Я жизней множество впитал.
     Министром был, гиппопотамом,
     Повесой, а теперь устал.
      
     Свеча горит, свеча погаснет
     В необъяснимой ворожбе,
     И где-то брезжит путь неясный,
     Закатный путь назад к тебе.
      
     * * *
     Апрельский дождь накрапывает скупо,
     И взгляд мой обрастает серым мхом.
     Как будто ночью кто-то пил из кубка,
     А поутру расплакался тайком.
     Сны толковать теперь устала память,
     И карточный из них не сложишь дом.
     Не говоря о том, где ты стопами
     Могла бы очертить мой окоём.
     Ты вне дождя…  И волосы по ветру
     Твои летят. Наверно, Бог с тоской
     Переписал те древние поверья,
     Где ждал тебя обещанный покой.
     Не любят звёзды говорить впустую,
     Их языки шевелятся с трудом.
     В летейскую мне окунуться стужу
     Давно пора, но не проглочен ком,
     И хрип мой до конца не иссякает,
     А хрип — всегда предтеча чистых слов.
     У тех, кто ловит чьи-то сны руками,
     Богатый намечается улов.
     Тоска тоской, любовь любовью. Площадь
     Пуста. И даже птицы не галдят.
     У памятника украду я лошадь
     И поскачу куда глаза глядят.
     Покрутят пальцем у виска менялы,
     Прохожий редкий схватится за грудь.
     И если, правда, где-то ждёшь меня ты,
     Не слишком долгим будет этот путь.
      
     * * *
     Это трепетное весеннее
     Настроение лишь на час.
     Бесконечными каруселями
     Что-то движется мимо нас.
     В тихом омуте, в тихой заводи
     Перепутались даль и близь,
     И хотелось бы в круг, да за руки
     Слишком крепко с тобой взялись.
     Перемешаны краски заживо,
     Ими вымазан белый лист.
     Если в небе звучит адажио,
     На земле мы танцуем твист.
     И кому будут вторить лабухи,
     Коль похмелье томит с утра.
     У деревьев кора расслаблена
     В ожидании топора.
     Я любовь вырубаю просекой
     В молчаливом твоём лесу.
     Пьём Просеко, и дышим росами,
     Держим прошлое на весу.
     Настоящего нет, а в будущем —
     Невозможного счастья крик.
     Будет время лихими бубнами
     Нас приветствовать каждый миг.
     Мы, друг в друге ища спасения,
     Не найдём его наперёд.
     Это трепетное весеннее
     Настроение не умрёт.
     Наши жизни — две краски смешанных,
     Наши судьбы — две ноты вслух.
     А повсюду остатки нежности
     Невесомые, словно пух.
      
     * * *
     Пройдусь переулком вечерним,
     Зардеются щёки домов.
     Кто путь мой отныне прочертит?
     Кто выйдет на волю из снов?
     Не видно сияющих истин,
     Когда догорает жильё.
     Сирень отцветает так быстро,
     Что ты не заметишь её.
     Очнутся на крышах  паяцы
     В дурацких  своих колпаках.
     А вещи мои запылятся
     В каких-нибудь разных  углах,
     На разных квартирах и дачах,
     В гостиницах, просто в траве.
     Желай мне сегодня удачи
     И ветра желай в голове.
     Давно уже изгнаны сватьи,
     И сват опоздал на метро.
     Наденешь ты лучшее платье
     И в зеркало взглянешь хитро.
     За ночью твоей не успею,
     Любовь расстреляв в решето.
     Взлечу, словно пепел Помпеи,
     Взлечу, не смотря ни на что.
     А к сумраку проклятых  комнат
     Рассвет безнадёжно прилип.
     Уж лучше родиться, не вспомнив,
     Зачем ты когда-то погиб.
      
     * * *
     В три тридцать утра просыпаемся часто
     И бережно сны поднимаем со дна.
     В три тридцать утра расскажи мне о счастье,
     О нём рассказать ты мне можешь одна.
     О нежности терпкой, какой не научишь,
     О пальцах, что с тела стекают дождём.
     В три тридцать утра всё сбивается в кучу,
     В которой уже никого не найдём.
     А помнишь, как птицы нам гнёзда свивали,
     И мы в них резвились, влетев сгоряча?
     В три тридцать утра начинают Вивальди
     Играть без оркестра и без скрипача.
     А если ты скажешь: — Всё было не с нами,
     Тебе будет лучше, забудем, родной…
     Я в стрелки вцеплюсь что есть силы зубами,
     И стрелки не двинутся вместе со мной.
      
     * * *
     Проведу по любимой щеке
     Не ладонью, а взглядом стыдливым.
     Мы когда-нибудь выйдем к реке.
     Лишь с тобою я мог быть счастливым.
     Не суди, и уйдёшь не судим.
     Смерть давно все глаза проглядела.
     Твой удел перепутан с моим,
     Нам уже не распутать уделы.
     Нарисую тебя на руке,
     Здесь навечно ты в гуще событий.
     Мы когда-нибудь выйдем к реке,
     Чтоб войти в неё дважды и выйти.
      
     * * *
     На чистом листе безутешные буквы,
     Я скован бессилием собственных вен.
     Мне снились какие-то мокрые куклы,
     Леса Подмосковья и липкий портвейн.
     Мне снилось, что ты, бесконечно чужая,
     Куда-то беспечно уходишь с другим.
     Мне снилось, что я наконец уезжаю,
     Глотнув напоследок Отечества дым.
     Мне снилось высотное здание, где ты
     Беззвучно рыдаешь в последнем окне.
     Хотелось проснуться, но чёрные меты
     Меня окружали в ночной тишине.
     И в самой развязке бессмысленной драмы
     Картонной любви Дездемон и Отелл
     Так долго звучали неровные гаммы,
     Как будто их  выплюнуть кто-то хотел.
     И выплюнул. Утро приходит в антракте.
     Я бледен и весел, я кофе допью.
     Ты слышишь, в ещё ненаписанном акте
     Я буду с тобой иль кого-то убью.
      
     * * *
     Когда от целого лишь часть —
     Мне мало.
     Легко всё бросить и начать
     Сначала.
     За фонарём таится тень
     Твоя ли?
     Мы обойдёмся без затей
     Едва ли.
     В кромешной мгле себя схвачу
     За уши.
     Почти всё замерло но — чу…
     Послушай.
     Там седины моей висок
     Не против.
     И тело выжмет страсти сок
     На простынь.
     А если к полночи ты не
     Воскреснешь,
     То память выбьется во сне
     Из трещин.
     Когда от целого лишь часть —
     Я между.
     И отрезаю каждый час
     Надежду.
     Любовь придёт из темноты
     По лужам.
     Почти всё замерло, но ты
     Послушай…
      
     * * *
     Ну что ты, любимая, хочешь?
     Каких ещё порванных жил?
     В пустую чернильницу ночи
     Каких ты нальёшь мне чернил?
     Ты чувствуешь — счастье не вечно,
     Коль каждый кончается стих.
     Ты лица стираешь беспечно,
     И клеишь улыбки на них,
     Чтоб было над чем посмеяться,
     Чтоб было чем скрасить ландшафт.
     Ну полно, любимая, мяться,
     Смертельный начнём брудершафт.
     В колёсах поломаны спицы.
     В холодном подъезде темно.
     Какие-то дикие птицы
     Зачем-то стучатся в окно,
     И думают, что им откроют,
     Как будто бы это легко.
     За автором ходят герои,
     Но автор теперь далеко.
     Сплетаются разные корни.
     Мне долго ль на этом веку?
     Разлуку слезами не вскормишь,
     Привыкла она к молоку.
     Пусть прошлое тычется мордой
     В настольный тугой календарь.
     Я выпью спокойно и гордо,
     Запоем, не морщась, как царь.
     Пусть даты сплетают гордыню
     Москва-рекой, Волгой, Невой.
     Всё попусту. Знаю, один я,
     Что вырван за день из него.
     И этому знанию рад я,
     Как чаше на вражьем пиру.
     Ты хочешь, любимая, правду?
     Я раньше тебя не умру.
      
     * * *
     Определенье личности —
     Это путь на убой.
     Мучаюсь от вторичности,
     Собственной и чужой.
      
     Пальцы в страницы вдавливаю,
     Здорово будет! Во!
     Только вот не улавливаю
     Ничего своего.
      
     Может быть, я раздвоенный
     Вопреки естеству?
     Может  быть, я по-твоему
     Слишком теперь живу?
      
     Кем-то кому-то велено,
     Чтоб я лишался сил.
     Книги во мне шевелятся,
     Словно их проглотил.
      
     Дичью лечу подстреленной,
     Криво, не на виду.
     Может, тобой потерянный,
     Я себя не найду?
      
     Столько путей проторено, —
     Свой не отыщешь сам.
     Надо бы в консерваторию,
     Сколько же скрипок там!
      
     Хрупкой осенней наледью
     Выстелен жизни круг.
     Хочется выйти на люди,
     А не узнают вдруг?
      
     Днями питаюсь чёрными,
     Каждый из них — сырой.
     Первого кто-то стёр во мне,
     Ну а за ним второй.
      
     Если меня не поняли,
     Бог с ними, смерть — броня.
     Лихом бы лишь не вспомнили
     Ни одного меня.
      
     * * *
     Довоенной дыхание мебели,
     Кто-то память ударил под дых.
     Журавли улетели, как не были,
     Может, вправду и не было их.
      
     Краток путь от злодея до гения,
     Всё  в Колхиду стремится Ясон.
     Всё придумано, даже сплетение
     Этих кружев всего лишь твой сон.
      
     Мир разомкнут.  В  одном полушарии
     Нынче осень, а где-то весна.
     Журавлей подстрелили, зажарили,
     Чтобы вдоволь гулять дотемна.
      
     Погуляли, и глотки хрипатые
     Растревожил задиристый хмель.
     А на утро поднялись с лопатами,
     Чтоб прорыть до Нью-Йорка туннель.
      
     И прорыли бы. Только позвали их
     То ли жёны, а то ли судьба.
     У диванов — потёртые валики,
     У часов — всё ходьба да ходьба.
      
     Онемели просторы осенние,
     Нарисованной спьяну страны.
     Тихо всё. Даже землетрясение
     Не нарушит земной тишины.
      
     * * *
     Раздави в руках хоть что-нибудь —
     Сахар, ягоду, мелок.
     Убежать босому по небу
     Не поможет даже Бог.
      
     Я спрямить пытался линии,
     Заменял хвалой хулу,
     Я сжигал романы длинные
     И ложился на золу.
      
     Льются ливни изумлённые,
     Глохнет крик: — Меня не тронь!
     Положу зрачки солёные
     Попрошайке на ладонь.
      
     Пусть о чём-нибудь заплачет он,
     Вспомнит маменькин уют.
     Пусть за что-нибудь заплатит он,
     Сдачи точно не дадут.
      
     Раздави в руках хоть что-нибудь,
     Грифель, яблоко, орех.
     Убежать босому по небу —
     Не такой уж страшный грех.
      
     Вечной жизни мне не надобно,
     Сам себя смогу сберечь,
     Мне бы только выпить снадобье,
     Чтоб иную вспомнить речь.
      
     Чтобы те меня не поняли,
     Кто понять меня горазд.
     Посмотри, вдали не кони ли
     Скачут к нам в последний раз?
      
     Хорошо б меня заштопали,
     С головы до самых ног.
     Раздави в руках хоть что-нибудь,
     Раздавить себя ты смог.