Владимир Силкин _ КЛАНЯЮСЬ В ПОЯС ДОРОГЕ
Московский литератор
 № 20, октябрь, 2014 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Владимир Силкин
КЛАНЯЮСЬ В ПОЯС ДОРОГЕ

                    
     "А годы летят…!" Не задумывался раньше над словами этой замечательной песни. Они не просто летят, шуршат. И им уже не важно, что у тебя было, главное, что будет.  Соглашаюсь с этим спорным мнением, думаю, что надо ценить каждый дарованный Богом день и наполнять его радостью для себя и окружающих тебя людей. Так и намерен жить…
      
     14 ОКТЯБРЯ 1982 ГОДА
     Снег выпал в день рождения
     И ширился, и рос
     Веселым продолжением
     Белеющих берёз.
      
     И по аллеям-горенкам
     Сновали без нужды
     Задумчивые дворники,
     Печатая следы.
      
     А высоко над крышами,
     Над избами, у туч,
     Бог весть откуда вышедший,
     Искрился солнца луч.
      
     Он постепенно ширился
     И постепенно рос
     Над трубами, над крышами
     И на ветвях берёз.
      
     НА ПОКРОВ
     Хруст румяных спелых яблок,
     Запоздалый жёлтый лист.
     Завалюсь сегодня на бок,
     Запою, что твой артист.
      
     Ты сиди себе и слушай.
     Может, я за столько лет
     Открываю настежь душу,
     Просиявшую чуть свет.
      
     Я не видел пальцев клёнов
     И косынок у берёз,
     Был в таких печах калёный,
     Что казалось, нету слёз.
      
     А сегодня сердцу любо —
     Снег пошёл и я воскрес,
     Растопить печаль и грубость
     Я сейчас на печку влез.
      
     Слышишь ты, как сердце бьётся?
     Бьётся! Слышишь, не перечь!
     Если что сказать найдётся,
     Залезай скорей на печь.
      
     В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
     Ждал друзей, но оказалось,
     Что друзей-то не осталось.
      
     Разбросало по земле,
     Поизнежило в тепле.
      
     Ну, а тот, кого считал
     Я врагом, врагом не стал.
      
     Отыскал нежданно дом
     И напомнил о былом.
      
     — Поздравляю! Извини!
     Если можешь, не гони...
      
     — Заходи, — сказал ему, —
     Что припёрся, не пойму?!
      
     Посидели, всё сказав.
     Я вдруг понял, был не прав.
      
     Я сказал: "Не уходи,
     Всё, что было, позади!"
      
     Ждал друзей, но оказалось,
     Что врагов-то не осталось.
      
     ВЕТЕР ПОСЛЕ ПОКРОВА
     Ветер, безумный ветер
     Выстудить всё готов.
     А ведь вчера на свете
     Тихий гостил Покров.
      
     Переживём и это,
     Было и холодней.
     Мало ли у поэта
     В жизни ненастных дней.
      
     ПОСЛЕДНИЙ ЖУРАВЛЬ
      
                                 Владимиру Бояринову
      
     В Ряжске яблок-корзин не хватает,
     Наливные, одно к одному,
     И последний журавль улетает,
     Поклонившись жилью моему.
      
     Он вернётся по звёздам весною,
     Принесёт очищающий свет,
     Поздоровавшись утром со мною,
     Улыбнувшись, как добрый сосед.
      
     И сощурив хитрющие глазки,
     Он воскликнет: "А как ты хотел!
     Обещанья для птицы не сказки,
     Я ведь, правда, к тебе прилетел…"
      
     А пока он кричит над болотом,
     На исходе осеннего дня,
     И опять окликает кого-то,
     И мне кажется, это меня.
      
     В Ряжске яблок-корзин не хватает,
     Наливные, одно к одному.
     Почему же так поздно светает
     И откуда печаль, не пойму?
      
     ПОСОХ ПЕРЕСВЕТА
      
                                   Сергею Филимонову
      
     Как далеко ты, посох Пересвета!
     Но зорок ты, глядишь через века.
     В отшельнической келье тёмной этой
     Крепчает богатырская рука.
      
     Она уже вовек  не ослабеет,
     Бог не оставит в грозный  час её,
     И полетит в предплечье Челубея
     За Русь святую бранное копьё.
      
     Он сам падёт, но и собьёт ордынца,
     И в памяти останется людской.
     Но  вздрогнет от падения столица,
     И всё живое стихнет за Окой.
      
     И Сергий молча преклонит  колени.
     И сердце так захолодит тоска,
     Как будто наяву увидит тени,
     Что пали на лицо ученика.
      
     …Как далеко ты, посох Пересвета!
     Но зорок ты, глядишь через века.
     Не дай-то Бог, чтоб новый старец где-то
     На бой благословлял ученика.
      
     ЗАЛИВ ДЕВКИНА ЗАВОДЬ
      
                 Памяти Валентина Пикуля
      
     Звёзды в небе устали плавать,
     Рады очи закрыть  с утра.
     По заливу Девкина заводь
     Пробиваются катера.
      
     С двух сторон их лупцуют плотно,
     Нет спасения от свинца.
     Пересчитываются поротно
     Не фамилии, а сердца.
      
     На матросах горят тельняшки,
     Над заливом восходит дым.
     Эх, бедняжки мои, бедняжки!
     Не помочь даже криком им.
      
     Катера забирают воду,
     Исчезают навек из глаз.
     И нигде не отыщешь брода,
     Чтоб до цели дойти сейчас.
      
     Всем  погибшим — поклон и слава,
     Всем оставшимся — ордена.
     Над заливом Девкина заводь
     Настоящая тишина.
      
     Здесь бушуют ветра и вьюги,
     И мгновение до беды.
     И застыли безмолвно  юнги
     У кипящей морской воды.
      
     БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ
     В четыре часа просыпается
     Брестская крепость,
     Во всех казематах в бинтах и повязках народ.
     Быть может, сегодня
     звучит это даже нелепо,
     Но кто-то незримый командует:
     "Крепость, вперёд!"
      
     Но кто-то крылатый
     возносит над крепостью знамя,
     Но кто-то безногий  бессвязно в атаку зовёт.
     Я — крепость, ушедшая в вечность!
     Я — с вами!
     Я — крепость! Стою день и ночь напролёт.
      
     Хоть смерть каждый миг
     смотрит мне в изголовье,
     Я пули  залётной
     в рассветную рань не  боюсь.
     Пишу и пишу на груди, истекающей кровью,
     Что я умираю, но я просто так не сдаюсь!
      
     МЕДАЛЬ
      
                 Памяти А.И.Фатьянова
      
     Венгерский город Секешфехервар,
     Изученный танкистами до корки.
     Ещё бросок, ещё один удар
     И светится  медаль на гимнастёрке*.
      
     И тут печаль заброшенных полей,
     И здесь, как во Владимире, не сладко.
     И траурные взгляды матерей
     Колонну созерцающих украдкой.
      
     Свистит шрапнель, и празднует война,
     Но соловьи уже пируют дома,
     Но далека, как звёзды, тишина,
     И без тебя в ночи поёт солома.
      
     Танкисты смотрят в сумрачную даль,
     А впереди ещё такая свара.
     И это не последняя медаль,
     Как и бросок до Секешфехервара.
      
     * Поэт А.И.Фатьянов награждён медалью "За отвагу" за то, что первым на танке ворвался в город Секешфехервар, древнюю столицу Венгрии.
      
     НА РОДИНУ
     Не спится ребятам в февральскую ночь,
     Но жизнь благосклонна
     И к ним, и к ползущим на Родину прочь
     Озябшим колоннам.
      
     Они в напряженье идут по мосту,
     И траками лают,
     А трассеры плотно летят  в пустоту
     Но с гор  не стреляют.
     Патронов осталось полным-преполно,
     Остались и мины…
     Но в этих горах, опустевших давно,
     Застыли  машины.
      
     И зябко, и душно в седом феврале.
     Сверкают медали,
     Но  крови за них мы афганской  земле
     С лихвой передали.
      
     ОДИНОЧЕСТВО
     Жену схоронил и невестку,
     И с внуком стал век вековать.
     Но внуку прислали повестку,
     И внуку пришлось воевать.
      
     На счастье надеялся, строил
     Беседку в саду и не кис.
     Но внук стал посмертно Героем,
     И жизнь потеряла свой смысл.
      
     Он ладит у дома качели,
     Едва шелохнётся  весна…
     А вот и грачи прилетели.
     Какая быть может война?!
      
     ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ
      
             16 августа 2005 года ушёл из жизни Шота ШУРГАЯ, последний Герой Советского Союза, грузин
      
     Вот ведь жизнь пошла какая:
     Разделила, развела.
     Слышал, что Шоту Шургая
     Смерть нежданно забрала.
      
     На повозку погрузила
     Повезла к себе домой,
     Но не знала, что грузина,
     Но не знала, что Герой.
      
     А ведь шла за ним по свету,
     Где бы только ни бывал.
     Шла, когда стране победу
     Над фашистом добывал.
      
     Шла сейчас, не чуя  груза,
     Шла, его перекрестив,
     От Советского Союза
     Часть Кавказа  отломив.
      
     Шла неслышно, как когда-то,
     В город скорби и крестов,
     Мимо ярких флагов НАТО,
     Мимо чьих-то блокпостов.
      
     Вот и в Грузии не стало
     Ни Героя за Берлин.
     От кремлёвской ниши Сталин
     Честь отдал тебе, грузин.
      
     Может, встретитесь когда-то
     Чтоб услышать Божий суд,
     Если только танки НАТО
     По могилам не пройдут.
      
     КЛАНЯЮСЬ В ПОЯС ДОРОГЕ
     Тихо по жизни шагаю,
     Кланяюсь новому дню,
     Строчки для внучки слагаю,
     Попусту жизнь не гоню.
      
     Праздную осень и лето,
     Счастлив весной и зимой.
     И на все стороны света
     Кланяюсь жизни самой.
      
     Кланяюсь в пояс дороге
     За спину ладя суму,
     Вот и выходит, в итоге
     Кланяюсь всем и всему.
      
     И никогда не обидно
     Чувствам сердечным моим:
     Кланяться людям не стыдно,
     Стыдно не кланяться им.
      
     ТЕЛЕГА
     Скрипит, но спокойно везёт
     Нехитрую, в общем, поклажу.
     С неё, хоть двухтысячный год,
     В дороге районной не слажу.
      
     Сойду и тотчас в колею,
     В её чернозёмную глину.
     На ней даже долю свою
     Вперёд на столетие вижу.
      
     На ней то трава, то дрова,
     Тяжёлые длинные слеги.
     Покуда Россия жива,
     Куда ей одной, без телеги…
      
     * * *
     Сердце сжалось в кулачок:
     — Дурачок ты, дурачок!
      
     Столько людям помогал,
     Столько счастья проморгал!
      
     Сердце гложет червячок,
     Сердце плачет в кулачок.
      
     Потому, что я дурной,
     И живёт оно со мной.
      
     СРОКИ
     Шарик солнечный привязан
     К парку тоненьким лучом.
     Подпирают небо вязы,
     Дышат ветры горячо.
      
     Всё расписано в природе,
     Каждому отмерен срок.
     И не зря так шумно бродит
     По берёзам сладкий сок.
      
     Рыба в Яузе играет,
     Утку селезень зовёт.
     Кто-то рано умирает,
     Кто-то вовсе не живёт.
      
     * * *
      
                          Светлане Сырневой
      
     Нет порядка, город Вятка,
     Нет порядка, хоть убей,
     Вот и жить уже не сладко
     В бывшей Родине моей.
      
     Снег глаза слепит и тает,
     На ресницах тает тушь.
     И никак не отпускает
     От себя такая чушь.
      
     Что за чушь — глядеться в очи,
     Потемневшие давно,
     Если день страшнее ночи,
     Если стало всё равно
      
     Кто живёт с тобою рядом,
     Ненавидит, но молчит.
     Если жизнь змеиным ядом
     Столько лет кровоточит!
      
     Ухожу в снега и кущи,
     Забываю всех и вся.
     Ну, до встречи, до грядущей,
     Если в этой жить нельзя…
      
     В ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ
     Ветер пронзительный в Оптиной пустыни,
     Листьев оплавленных медь.
     Небо, прошу, не подбрасывай грусти нам,
     Дай на тебя посмотреть.
      
     Дай посмотреть и открыто, и весело
     Как ты из лужицы пьёшь.
     Что же ты тучи сушиться развесило,
     Птицам летать не даёшь?
      
     Русское небо, далёкое, серое
     В этом осеннем краю.
     Я ещё верую, верую, верую,
     Верую в мудрость твою.
      
     Верую в солнце, к берёзам летящее,
     Верую в новый рассвет…
     Оптина пустынь и осень грустящая,
     Небо, что трепетней нет.
      
     РАННИЙ ПРИЛЁТ
      
                                       Владимиру Гусеву
      
     В этом году журавли обманулись.
     Видно, и птицу подводит чутьё —
     Раньше из теплого края вернулись
     На горевое болото своё.
      
     С неба спустились в камыш пересохший,
     Заиндевевший в последние дни.
     Если бы валенки да на галоши,
     Не приморозили б ноги они.
      
     Только скукожилось  к ночи болото,
     Остановила движенье вода.
     Целую ночь, словно вечность, за что-то
     Бог журавлей окунал в холода.
      
     Только они и в мороз не сломались,
     Стужа полёт остудить не смогла.
     Утром легко над землёй поднимались
     И над водой расправляли крыла.
      
     Только один не выказывал радость,
     Чувствовал он, что здесь что-то не так,
     И отводил от сородичей взгляды
     Не понимающий неба  вожак.
      
     БЕЗГОЛОСЫЙ
     Певчей птице грустно в клетке,
     Певчей птице свет не мил,
     А в глухом саду на ветке
     Кто-то крылья распрямил.
      
     Нет ни голоса, ни слуха,
     Есть свобода и полёт.
     Он в своём гнезде из пуха
     Не умеючи поёт.
      
     У него своя услада,
     И свои любовь и страсть.
     Ничего ему не надо,
     Лишь бы в клетку не попасть.
      
     РАБОТА
     Проснусь, услышу воробья,
     Птенцам внушающего что-то,
     Учить их для него — работа
     И суть земного бытия.
      
     Оденусь, выйду в огород,
     Где наполняют пчёлы соты.
     Они не могут без работы,
     Такой же, в сущности, народ.
      
     Дойду до жёлтого пруда,
     Где головастикам раздолье…
     А дальше речка, дальше поле —
     И те не могут  без труда.
      
     Вернусь, присяду у окна,
     Уткнусь в районную газету…
     А говорят, что строек нету,
     Больна, но трудится страна.
      
     ПО ДОРОГЕ В ВЯЗНИКИ
      
                                   Константину Коледину
      
     Страшных мест на свете тыщи…
     Вот и это — Омутищи*.
     Это что за ерунда?
     Водяной в бучиле свищет,
     И шакал голодный рыщет
     Там, где гиблая вода.
      
     Омутищи, Омутищи…
     Есть, наверное, и чище,
     Чем невзрачная река.
     Тут на всех хватает пищи,
     И русалок юных ищет
     Чья-то цепкая рука.
      
     Тёмным лесом, светлым полем,
     Не взирая на мозоли,
     Улепётываем мы.
     Омутищи! Ну, доколе
     Будем рыбу есть без соли
     Или брать её взаймы?
      
     Омутищи, Омутищи…
     Не нащупать в речке днища,
     Даже всю её пройдя!
     А ты, брат, хотел, как нищий,
     Чтоб подали Омутищи
     Солнца, ветра и дождя!
      
     *Деревня Старые Омутищи во Владимирской области
      
     НЕ РОЙТЕ ЯМУ НИКОМУ
     Столетья ложь ведёт во тьму,
     Ведёт упрямо.
     Не ройте яму никому,
     Не ройте яму.
      
     Корысть гоните, как чуму,
     Спешите к храму.
     Не ройте яму никому,
     Не ройте яму.
      
     Доверьтесь сердцу своему —  
     Простите хаму.
     Не ройте яму никому,
     Не ройте яму.
      
     Хоть в мире есть предел всему,
     Отсрочьте  драму:
     Не ройте яму никому,
     Не ройте яму.
      
     * * *
     Ничего святого не осталось.
     Продают и церковь, и Христа,
     И такая жуткая усталость
     Накопилась в душах неспроста.
      
     Продали и землю, и озёра,
     Научились ловко спину гнуть,
     Дожили, что негде будет скоро
     И лицо своё ополоснуть.
      
     ИВАН КУПАЛА
     Крикнешь, и я приду
     В край, где белы купавы.
     Ведь для чего-то же раз в году
     Есть он, Иван Купала.
      
     Вскрикнув,  в глухом саду
     Чья-то звезда упала.
     Я через вечность к тебе приду
     В ночь на Ивана Купала.
      
     Будут венки в пруду,
     Будет огня немало,
     Я от тебя отведу беду
     В ночь на Ивана Купала.
      
     Будешь ты на виду.
     Чтобы ты не пропала,
     Я и в  костёр за тобой пойду
     В ночь на Ивана Купала.
      
     СНЕГИРИ
     Из-за леса снег колючий,
     А на ветках снегири,
     Взяли, выкрасили сучья
     В цвет малиновой зари.
      
     И сидят себе на сучьях,
     В долгих думах морщат лбы.
     В шаге от благополучья,
     В полушаге от судьбы.
      
     Снегири клюют рябину
     И смешные видят сны,
     Так и просятся в картину,
     Где всю жизнь молчать должны.
      
     И тебе до них — полшага,
     Только руку протяни,
     Чтобы холст или бумагу
     Разукрасили они.
      
     ОТ МОСКВЫ ДО УССУРИЙСКА
     Вот и отпуск мой истёк.
     Рейс: Москва-Владивосток.
      
     И кривляясь на лету,
     Забирает в небо ТУ.
      
     Думая о доме,
     Приземлюсь в Артёме.
      
     Прямо в ночь, на страх и риск
     На попутке — в Уссурийск.
      
     В этот час до Уссурийска
     Два часа каких-то риска.
      
     Всё на свете провались,
     Если дома заждались.
      
     Я С ВАМИ ПЕРЕЙДУ НА ТЫ
     Я с вами перейду на ты,
     Но это будет так нескоро.
     Завянут белые цветы,
     И выгорит цветная штора.
      
     Пройдут горячие дожди,
     Устанет сердце от поклонниц,
     Но будет встреча впереди
     В известной церкви древних Бронниц.
      
     И будет самый светлый час,
     И тишину взорвут ресницы,
     Вспорхнувшие с невинных глаз,
     Как две испуганные птицы.
      
     Я с вами перейду на ты,
     Но это будет так нескоро.
     А эти штора и цветы —
     Предмет другого разговора.
      
     * * *
     Ах ты, старость, глупая, слепая!
     Постареть на свете не хитро!
     Вот уже и место уступают
     Женщины роскошные в метро.
      
     Вот уже и юноши в бейсболках
     Привстают при виде старика.
     Ах ты, юность! Ах ты, балаболка!
     Как же ты сегодня далека!
      
     Поднимает в небо эскалатор,
     У него мальчишеская прыть,
     Но и я, стальной, как экскаватор,
     Я ещё умею землю рыть.
      
     ПОЛЫНЬЯ
     Взирает женщина в пургу.
     Она отчаялась увидеть
     Того, кто по уши в снегу
     Идёт к ней и никак не выйдет.
      
     Идёт который год подряд
     Из давней дали невозвратной
     Прижать к груди своих ребят,
     Расцеловать их многократно.
      
     Но на реке бездушный лёд,
     Мороз сковал судьбу и реку,
     И он добраться не даёт
     К своей любимой человеку.
      
     Будь вы неладны, окуньки,
     И полынья в ночи без света!
     В неё уходят рыбаки
     И никому возврата нету.
      
     Взирает женщина в пургу,
     Платок, как жизнь свою, сминая.
     — Кто там стоит на берегу?!
     — Тебе почудилось, родная!
      
     СИХОТЭ-АЛИНЬ
      
                          Владимиру Костылеву
      
     Отроги Сихотэ-Алиня,
     Насторожённая тайга.
     И день, безветренный и синий,
     Готов приветствовать снега.
      
     Они придут уже наутро,
     Я это чувствую нутром.
     Они торжественно и мудро
     Тайгу укроют серебром.
      
     А дальше заскулят  метели,
     Завоют волки на луну.
     И всю рябину свиристели
     Склюют, чтоб увидать весну.
      
     А с кедров будут падать шишки,
     И шишки будут собирать.
     А в шишках будут и пустышки,
     Которым нечего терять.
      
     Не пролетят морозы мимо,
     Не обойдёт души зима.
     Как жаль, что жизнь неповторима
     И сводит каждого с ума.
      
     Отроги Сихотэ-Алиня,
     И чей-то удивлённый взгляд:
     — Куда же ты в тайгу, разиня,
     Не видишь, облака летят?!
      
     НИЖНИЙ БУФЕТ
      
                 Памяти Николая Дмитриева
      
     Собственно, мы не дружили,
     Пили и то иногда.
     Равновеликими были
     В жизни у нас города.
      
     Он уезжал в Балашиху,
     Я оставался в Москве.
     Он  подозрительно тихо
     Строчки носил в голове.
      
     И не читал за столом их,
     Слушал и больше молчал,
     Он не любил посторонних,
     Попросту не  замечал.
      
     Видимо, сильно мешали,
     Хоть обещали ухи.
     А ведь под сердцем лежали
     В эти минуты стихи.
      
     И потому он не ехал
     Рыбу ловить под Москвой,
     И отказавшись, со  смехом
     Тряс над столом головой.
      
     Пили? Конечно же, пили!
     Кто же в буфете не пьёт?!
     — Что, извините, — спросили?
     Дмитриев? Нет, не придёт.
      
     * * *
     В реке осенней рыжая вода.
     Деревья молча созерцают осень.
     Я жёстким был, жестоким никогда,
     И жёстким-то, наверное, не очень.
      
     Я всё молчал в ответ на клевету,
     И уходил от неприятных споров.
     Но чуяли мой норов за версту,
     А значит, есть и у меня свой норов.
      
     Прощаю всем безумства и хулу,
     И не хочу вступать в разборки боле,
     Но в примененье к  подлости и злу
     Наверно, зря не ставят в угол в школе.
      
     ДЕРЕВНЯ ГРАЧИ*
     Берёзы до неба, кричи, не кричи,
     Тебя никогда не услышат.
     И спят в своих гнёздах беспечно грачи,
     Хоть в гнёздах  отсутствуют крыши.
      
     Кого им бояться? На вёрсты вокруг
     Дожди размесили дорогу.
     Лишь птицы пролётные дарят свой  пух,
     Последнее, что они могут.
      
     Из перьев чужих не построить свой дом,
     Чтоб стал всех надёжней и выше.
     И с ужасом смотрят на гнёзда тайком
     Дома, где отсутствуют  крыши.
      
     Но, кто это едет в телеге сюда,
     Где нет человечьего следа?
     Да люди же это спешат, господа!
     Да люди же добрые едут.
      
     *д.Грачи Ряжского района Рязанской области. В начале 90-х годов прошлого века там никто не проживал
      
     РУССКАЯ ДВОРНЯГА
     Он пьянел, заказывал закуски,
     Прогонял дворнягу от стола,
     Но, когда послал её по-русски,
     Никуда собака не пошла.
      
     От него не сделала ни шага,
     Бей, любезный! Что мне? Не умру!
     Русская бездомная дворняга
     Злобу принимала за игру.
      
     Он храпел, она лежала рядом,
     Наблюдала искоса за ним.
     И почти что человечьим взглядом
     Был уснувший замертво храним.
      
     Молча стол в объедках созерцала
     И когда проснётся он, ждала.
     Не взяла ни хлеба и ни сала,
     Ничего без спросу не взяла.
      
     Встал мужик, шатаясь да икая,
     И пошёл от пьяного стола,
     И за ним, послушная такая,
     Русская дворняга побрела.
      
     РЫСИЙ КЛЫК
     Мы снова в небо поднялись,
     Когда позволила погода.
     Убили рысь, убили рысь,
     Которой от роду полгода.
      
     Но сам убивший ликовал —
     Вот будет клык ему на шею!
     Он клык тот позже одевал,
     Как и на службу портупею.
      
     Нас вертолёт тащил домой,
     И нам уже земли хотелось,
     Перед грядущею зимой
     Не сочинялось, и не пелось.
      
     Мы на прощанье обнялись,
     Пошли, друг друга обгоняя…
     Убили рысь, убили рысь,
     А для чего, убей, не знаю.
      
     * * *
     Не жалейте мизерной зарплаты!
     А большой не будет никогда.
     Так и доживёте вы, ребята,
     В нищете до Божьего суда.
      
     И тогда мозолистые руки
     Молча вы покажете Ему.
     И Господь припомнит ваши муки,
     И не даст пощады никому.
      
     КОТ
     Он пережил второю зиму
     В подвале и на чердаке…
     Стою, гляжу, проходит мимо
     В "ракушку" лезет налегке.
      
     Он тут живёт, не зная страха,
     И ночью тёмною, и днём.
     Шерсть, как линялая рубаха,
     Всегда топорщится на нём.
      
     Живёт и моет лапой щёчки,
     И ощущает в теле зуд,
     Но не уходит от "молочки",
     И ждёт, когда за ним придут.
      
     * * *
     Старик в саду высаживает сливы,
     Дарует жизнь и что-то им поёт.
     И потому живёт всю жизнь счастливым,
     Что помогать другим не устаёт.
      
     Лес подставляет спину небосводу,
     Луга питает талая вода…
     А кто глядит сквозь пальцы на природу,
     Другому не поможет никогда.
      
     БОР
     Песнь соловьиная в этом бору,
     Тишь первозданная здесь поутру.
      
     Я полюбил этот солнечный  храм,
     Настежь открытый свободным ветрам.
      
     И потому я счастливым живу,
     Что понимаю и лес, и траву.