* * *
Шум листвы, будто звон колокольный…
Вот она, моя милая Русь!
Возле озера храм белоствольный,
Тут покаюсь и причащусь.
И скажу дорогому краю
Вот на этом самом юру:
"Без тебя каждый день умираю,
А с тобой никогда не умру".
* * *
Пора замаливать грехи,
Душа как поле после битвы.
Слова слагаются в стихи,
Стихи слагаются в молитвы.
Святым отеческим дарам
Мы предпочли пустые споры.
Страна — как оскверненный храм,
Где побывали мародеры.
И вновь гадает фарисей,
Какому образу молиться.
На месте храмов и церквей
Стоят безбожные гробницы.
И смотрит ангел с высоты,
Из вековой небесной сини.
И что же видит он? — Кресты,
Опять кресты по всей России.
Опять гудит Охотный ряд.
Ох, эти фразочки витые!
О чем, о чем они шумят,
Новоявленные витии?!
Опять — "низы", опять — "верхи"…
Душа как поле после битвы.
Пора, пора читать молитвы!
Пора замаливать грехи!
* * *
Как ярок этот свет!
Но глаз не отвести.
За ложь минувших лет
Нас, Господи, прости!
Забвеньем занесен
Кладбищенский пустырь.
За все, за все, за все —
Прости, прости, прости!
Прости нас за разор,
Потраву и долги,
А также за позор
Протянутой руки,
За страшный этот сон,
За смрадные костры…
За все, за все, за все —
Прости, прости, прости!
ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ДМИТРИЕВА
Поздно делать уколы и звать докторов.
Упокой его чистую душу, Покров!
Он стихом окормлял эту сушу, —
упокой его щедрую душу!
Ляжет белыми хлопьями снег на поля…
Ты прими его бренное тело, земля!
Без него эта ширь опустела, —
Ты прими его легкое тело!
Пусть развесит свой полог над ним тишина,
Пусть никто не придет —
только друг и жена.
Пусть ничто не нарушит покоя —
Ни метели, ни море людское.
Ах, как славно воспел он, ночных соловьев.
Ты открой им зеленые рощи, Покров.
Пусть поют они денно и нощно, —
Ты открой им весенние рощи!..
Ни минут, ни часов — только храм и река.
Да хранят его светлое имя века.
Вражья сила не властна над ними, —
Да хранят они Колино имя!
* * *
Что, головушка, тяжко тебе?
Невеселое вышло застолье —
Вон и кровь запеклась на губе,
И глаза потемнели от боли.
Ничего, это все отболит!
Вот душа, с нею надо бы тонко.
Так присовестит, так пригвоздит —
Не помогут ни йод, ни зеленка.
* * *
На лицах печать нескрываемой скуки,
И каждый мучительно жаждет известий.
Отдали котенка в "хорошие руки",
Но сердце болит и душа не на месте.
Смешной и пушистый, он был их любимцем,
Частичкою счастья в мирке захолустном.
Отдали не извергам, не проходимцам,
А добрым знакомым, и все-таки грустно.
Забавный ушастик, совсем еще крошка,
С нетвердым, но все же осмысленным взором.
Весь вечер по комнате мечется кошка
И смотрит на взрослых с каким-то укором.
Прелестный котенок с "чулочком" на лапе —
В их жизни неяркой он вспыхнул, как искра,
Оставив на память с десяток царапин…
Они заживут на руках очень быстро,
Но сердце болит и душа не на месте,
На лицах печать нескрываемой скуки,
И каждый мучительно жаждет известий:
Добры ли к котенку "хорошие руки"?
* * *
В этом доме не жгут свеч.
В этом доме не пьют вин.
В этом доме не ждут встреч.
В этом доме царит сплин.
Осыпается с крыш снег.
Озирается век-зверь.
Ветру мало свалить с ног,
Он срывает с петель дверь.
Остывает луны круг.
Замедляется ток рек.
Замерзает в пути звук.
Осыпается с крыш снег.
Он налево летит сплошь.
Он направо летит вкось.
В этом доме живет ложь.
В этом доме живут врозь.
В этом доме не жгут свеч.
В этом доме не пьют вин.
В этом доме не ждут встреч.
В этом доме царит сплин.
* * *
По скверам жгут опавшую листву.
Грядет зима, она неотвратима.
Пора и мне подсесть к тому костру,
Где горечь дум острей, чем горечь дыма.
Мне тридцать лет — бесцветных и пустых,
Мне тридцать зим — заносчивых и сытых,
Как тридцать выстрелов, позорно холостых,
Как тридцать книжек, плесенью покрытых.
Они лежат полынью на устах,
Тоской в душе и складками на теле.
Я метил в цель, но медлил сделать шаг
Чтоб ближе оказаться к этой цели..
Там на себе удача подвезла,
Там случай спас, там сильный заступился.
Я никому не сделал в жизни зла,
Но и добром ни с кем не поделился.
Мне тридцать лет. Я стыну на ветру.
Грядет зима, она неотвратима.
Пора и мне подсесть к тому костру,
Где горечь дум острей, чем горечь дыма.
* * *
Спаять сосуд — нехитрая наука.
Вот жизнь вдохнуть в бездушное стекло
Не каждому дано, такая штука,
Ведь чтоб держать удар оно могло,
И тешило твой взор, почтенный зритель,
Изысканностью форм своих блеснув, —
Вот тут как раз и нужен вдохновитель,
Влюбленный в эту муку стеклодув.
* * *
К образу святому припадаю,
Жаркую молитву возношу.
Ничего иного не желаю,
Только о спасении прошу.
Ворох дней тяну, как волокушу,
И молю, молю лишь об одном:
Господи, спаси больную душу!
Позабочусь сам об остальном.