В наше время телевизионный пульт стал похож то ли на ресторанное меню, то ли на кулинарную книгу: в какую кнопку ни ткни — обязательно угодишь на гастрономическое шоу, поварское ревю или — того хуже — многосерийную ленту о трудовых буднях коллектива кухни какой-нибудь элитной забегаловки.
Для вящей приманки зрителей и рекламодателей в эти шоу приглашают популярных певцов, композиторов, спортсменов и дрессировщиков диких животных — кого угодно, лишь бы "с именем". Топчутся на экране вокруг чистейшей плиты и готовят, готовят, готовят…
И всё самые изысканные блюда: ящерицу в меду, черепаху в кляре, лангуст в желе. И всё это украшается немыслимыми букетами из рукколы, сельдерея и — на крайний случай — простой петрушки. В процессе одной готовки переводится такая пропасть продуктов, что хватило бы на питание многодетной семьи в течение недели.
Правда, о вкусе приготовленного нам предложено судить по выражению лица ведущего. То есть, от того, какую гримасу он скорчит — такова и еда.
Чего греха таить, я и сам, поддавшись искушению, пытался пару раз сделать нечто похожее на то, что готовили в передаче. Но то ли посуда была не такая, то ли повар был не тот, то ли продукты не из той страны, что надо по рецепту, но получалась вполне заурядная еда. Попробуешь — и напрочь отпадает желание готовить эту штуку ещё когда-то, будь это хоть вселенский праздник. Попробовал, вымыл посуду — да и забыл.
Как известно, рестораны — как и гостиницы — оценивают в звездах: чем больше — тем класс заведения выше. Как известно для ресторанов самый высокий класс это три звезды Мишлен. Рассказ я и назвал "Ресторан три звезды", хотя интерьер в реальности не дотягивал, да и к настоящему ресторану он не имеет никакого отношения. Нет, я попытался передать несказанное очарование простой кухни, и то удовольствие, которое получаешь от еды, которую поглощаешь с осознанием
отлично выполненной работы.
* * *
В начале 1990-х годов в моей стране сложилась достаточно сложная ситуация в области как политики, так и экономики. Проще говоря, и то, и другое трещало по швам. Как истинный сын своей страны, в годину лихолетья я разделил с Родиной все ее печали и тревоги. Говоря простым языком, в кармане у меня не было ни шиша.
Дело было не во мне. Просто зарплата моя не поспевала за ценами. Работал я в проектном институте, был на хорошем счету, зарплаты у нас были достаточно высокие, но куда им было угнаться за ценами! Зарплаты тощали, цены жирели.
Понятно, что на фоне ценового апокалипсиса, меня постоянно беспокоила мысль о том, чтобы раздобыть деньги, причем желательно честным путем. Эта мысль поначалу посещала меня изредка, затем стала беспокоить визитами все чаще, пока окончательно не переехала ко мне. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не обнаружил, что в карманах у меня звенит мелочь на сумму в несколько рублей. А до зарплаты нужно было еще жить целую неделю!
И тогда я принял для себя фундаментальное решение: надо, наконец-то, где-то деньги заработать!
Легко сказать.… А где и как?
Заработать в то время было крайне непростым делом. Я имею в виду честный заработок, поскольку нечестных было полным-полно, но все они противоречили внушённым мне с детства родителями высоким принципам человека и гражданина. Я не шучу, я серьезно.
Да, я когда-то учился в институте. Затем сразу поступил в проектный институт на работу, и с тех пор главными орудиями моего труда стали карандаш, рейсшина и логарифмическая линейка. Ничего более мудреного я в руках больше держать не умел.
Правда, пока учился в институте, несколько раз ездил в стройотряды. В основном я с однокурсниками занимался тем, что копал траншеи и заливал бетоном фундамент. Поискать, что ли, нечто похожее? Однако, мало было шансов, что я найду такую работу, еще меньше — что она будет хорошо оплачена.
Меня одолевали сомнениями, и я решил поделиться ими с таким же бедолагой, как я сам. Такой нашелся быстро — он работал за соседним столом, звали его Владимир, и он ни секунды не колебался, тут же приняв мой план.
Вдвоем мы стали обзванивать родных и знакомых, пытая их на предмет работы. Искали мы подработку в садовых товариществах: построить кухню, возвести сарайчик, поставить заборчик.… Вскоре мы всем надоели, и работа нашлась. Подозреваю, что она досталась нам просто потому, что знакомые решили от нас таким образом отделаться.
У одного знакомого нашлась знакомая, а у той — подруга, некто Галина Михайловна. Как будто чувствуя, что мы с Володей находимся на мели, ей приспичило перед пенсией соорудить летний домик. И почему-то она посчитала — добрая душа! — что это дело нам по силам. По рекомендации подруги знакомого, летним субботним утром мы отправились к работодателю.
Галина Михайловна проживала в поселке Снегири. Когда мы подошли к участку, то увидели перед собой длинный забор метров пятидесяти длиной, да и шириной под двадцать метров. Справа, на самом краю этого грандиозного участка, высился большой старый дом, который, как позже выяснилось, Галина Михайловна делила со своим братом. Как это часто бывает между близкими родственниками, однажды совместное проживание под одной крышей стало для Галины Михайловны невыносимым, и у нее появилось
неистребимое желание построить свой отдельный небольшой летний домик. Этакий сельский Монплезир.
Решительно взявшись за дело, Галина Михайловна заказала блоки фундамента и привезла их двумя машинами. Заказала кран и тот разгрузил блоки на левом краю участка, рядом с соседским хозблоком, что виднелся за забором.
А дальше уже начиналась наша работа. Мы договорились с Галиной Михайловной об оплате, сроках, и на следующий день приехали снова. Привезли инструменты, рабочую одежду. Приступили к работе.
Галина Михайловна поводила нас по участку и моментально уехала на работу. При этом мимоходом заметив, что там, где находятся блоки фундамента, они находиться не должны. Соседи, оказывается, воспротивились тому, чтобы она строилась рядом с них хозблоком. Почему и попросили ее перенести строительство дома в другую часть участка, подальше.
— Поэтому, — убегая к воротам, кричала Галина Михайловна на бегу, — вы уж, ребятки, перенесите эти каменюки, и — за работу!
И махнула рукой куда-то вдаль, показав на новое место, где предстояло построить домик.
Когда Галина Михайловна исчезла, мы мысленно прикинули расстояние от горы бетонных блоков до места стройки. Как ни меряй, выходило не менее сорока метров с поворотами.
Делать нечего, надо работать. Бодрым шагом мы подошли к куче блоков. Они были небольшие, в длину — 120 см, и примерно 40 на 40 см в поперечнике. Зато изрядно увесистые: под 180 кг каждый...
Поднатужились, подхватили первый блок, выдохнули строительное присловье, как положено, и.… И потащились с блоком в руках через огород, на новое место строительства. Почва расходилась под ногами, от тяжести мы вязли едва ли не по колено. Пронесли метров десять и тяжеленая "каменюка" выскользнула-таки из рук и упала, придавив Володьке ногу, слава Богу, не больно.
Снова подняли блок и протащили метров десять. И снова блок вывалился из наших рук.
Надо заметить, что когда мы в третий раз его поднимали, то у нас хватило ума сообразить, что это был первый и последний блок, который мы своими силами смогли перетащить на новое место. Последние пять метров мы уже не тащили, а перекатывали, используя, что попало вместо рычага.
Словом, полчаса мы убили на то, чтобы первый блок оказался на нужном месте.
Усталые, мы опустились прямо на тот же блок. И тут только осмотрелись. И ощутили весь восторг летней погоды
А погода стояла изумительная! Начало августа. Тепло. Небо голубое-голубое. Несколько белых кучевых облаков паслись на нем, как овцы, отбившиеся от стада. Вокруг всё радовалось. Птицы пели. Мычали невидимые коровы. Раздавались удары пастушеского кнута, сопровождаемые пастушеским фольклором: несколько однообразным, но крайне эмоциональным, произносимым невидимым пастухом. Кричали дети. Прямо надо мной завис шмель в оранжевой жилетке, с ужасом посмотрел на меня и улетел.
Мы с Володей опустили глаза и с грустью уставились на кучу бетонных блоков. Мы понимали, что строительство летнего домика — дело несложное. Но вот перетащить эти блоки на место — непосильная для нас задача. Да тут без крана и машины не обойтись.
Однако смешно заказывать кран, чтобы блоки, которые только что привезли и разгрузили, перегрузить снова на новое место. А так как подступы к участку были засажены кустами и деревьями, то в принципе задача была для крана непростая.
Мы встали. Нам показалось, что даже те небольшие деньги, которые мы рассчитывали получить за эту стройку, уплывают у нас из рук, как облака у нас над головой, что уже потянулись к горизонту.
Вероятно, и нам придется собрать инструменты и с позором удалиться.
Показалось, что дело наше совсем безнадёжное, и грусть сжимала сердце от осознания того, что два здоровых парня в расцвете сил — было нам лет под тридцать — не справились с таким делом.
Может быть, от обиды, безысходности и злости на самих себя, но меня вдруг посетило озарение. Я прокричал нечто вроде "Эврика!", или, может быть, какое-то другое слово. И сказал Володьке, что готов с ним спорить на мою часть заработка за строительство, что через два-три часа мы — даже не вспотев — доставим все блоки в нужное место.
…Знаете, редко когда случается увидеть такое удивленное выражение лица собеседника. Володька смотрел на меня то ли как на посланца Всевышнего, то ли как на фокусника, то ли как на афериста… Я уж и не знаю, как, но выражение лица Володьки я помнил еще долгие годы.
Однако, надо браться за дело!
Для начала мы взяли десяток длинных досок, метра по четыре длиной, и выложили из них нечто вроде рельс, или дорожки — прямо через огород. Со стороны могло показаться, что мы собирались перевозить блоки на тележке. Только вот никакой тележки у нас не было. А было вот что.
Я отправился к большому дому, что стоял на участке. На углу дома, под крышей, стояла большая бочка, куда по жестяному сливу стекала с крыши дождевая вода. Бочка была большая, литров на двести. Я опрокинул бочку, вылил из нее остатки воды и прикатил к куче блоков.
Володька все так же непонимающе смотрел на меня.
Тогда я посоветовал ему не стоять свечкой, а взять один блок и поставить его на землю, вертикально. Вдвоем нам удалось это сделать легко. Блок стоял, поднимаясь нам почти по пояс. Володя все так же непонимающе смотрел на меня.
Я же взял бочку, и сверху на этот блок бочку и надел! Блок буквально сантиметр в сантиметр вошел в нее. Почти не болтался. Как влитой. Володька уже все сообразил. Вместе мы аккуратно завалили бочку на бок и покатили по доскам.
Сначала катили руками, а потом и просто ногами.
Через минуту наша бочка оказалась в нужном месте. Там мы снова поставили ее на попа, сняли с блока, а сам блок аккуратно перенесли в нужное место.
Обрадовавшись, мы, как дети, радостно побежали обратно, поставили второй блок стоймя, надели на него бочку, завалили на бок, покатили.… Подняли, сняли, уложили блок. Еще пара минут!
…Спустя два часа мы сидели у сложенных на месте стройки фундаментных блоков, лихо, попыхивая сигаретами, счастливые до одури, словно получили Нобелевскую премию. Смотрели на аккуратно уложенные штабеля блоков. Хвалили себя наперебой.
…К вечеру приехала с работы Галина Михайловна.
Когда она увидела, что все блоки лежат на месте, изумлению её не было предела. Она охала, ахала, кланялась, смотрела туда, где были блоки ранее, и переводила взгляд туда, где они оказались теперь, словно не верила своим глазам. Оно и понятно.
Ведь когда ей сказали, что она "должна строиться" в другом месте, Галина Михайловна расстроилась ужасно. Потому что вся проблема как раз и была в том, как перенести эти самые блоки.
В то безалаберное время найти машину и найти кран, да еще по времени согласовать их нахождение в одном и том же месте, было практически невозможно. Вы говорите "аренда"? Не было тогда никакой аренды. Со всеми надо было договариваться. Надо было найти машину и кран за бутылку или две, за десятку, в конце концов.
А тут мы, двое молодцов, из "ларца"!
Однако мы не стали раскрывать секрет, как нам удалось с этой работой справиться. Вдруг она решит, что это все легко, и денег вообще не стоит? Пусть лучше думает, что с нас семь потов сошло.
А бочка уже стояла на прежнем месте, под крышей, готовая к приему дождевой воды.
…В тот день мы больше не работали. Ограничились тем, что разметили колышками, где должен стоять летний домик.
А Галина Михайловна тем временем пришла в себя и по бабий засуетилась по хозяйству на бегу сказав, что сейчас накроет поляну и без угощения нас не отпустит. Она сбегала к соседу, который именно в этот день решил заколоть свинью, и принесла увесистый сверток. Накопала молодой картошки, помыла-потерла и положила её варить. Достала из погреба, из дубовой бочки, миску ещё малосоленых огурцов, с приклеившимся к ним веточками укропа, листьями смородины и белыми
овалами чеснока. Захватила оттуда же бутылочку самогонки. Извлеченная на свежий летний воздух бутылка сразу запотела, и по ней заструились капельки влаги, вроде тех, что стекают по стеклу во время дождя.
В свертке, что был открыт на столе, покрытом клеенкой, нашелся кусок мяса, печенка и шматок сала.
К немалому моему удивлению, сало было прозрачное. Для меня, городского жителя, это зрелище было потрясающим. Оказывается, сало только на следующий день, или через день, белеет, а сразу, как его вынули, оно прозрачное.
Картошка уже кипела. Галина Михайловна отрезала некоторое количество сала и бросила на сковородку, что уже была раскалена. Сало тут же принялось отчаянно шкварчать, шипеть и брызгаться раскаленными каплями жира.
Не теряя ни секунды, Галина Михайловна взяла печенку, разрезала на крупные куски и прямо положила в кипящий жир. Обычно, когда жарится жир, а в нем печенка, запах распространяется не самый приятный. Но здесь, в этой летней благодатной обстановке, запах был совершенно другим и я вдыхал их, как чудесные ароматы.
Наконец, все было готово. Галина Михайловна поставила на стол большую белую глубокую тарелку. Высыпала в нее рассыпчатую картошку. Затем стала вынимать подрумяненные куски печенки и выкладывать их сверху, на эту картошку. И в последний момент остатками раскаленного жира, сверху, щедро полила это блюдо. Жир стекал по печенке, отчего она становилась блестящей, словно покрытой глазурью, и просачивался глубже, прямо в раскаленную глубину картофеля.
Мы сели за стол. Выпили по пятьдесят граммов. Закусили самогонку соленым хрустящим огурцом. Я положил в свою тарелку картошку, положил печенку, взял в руки толстый квадрат бородинского черного хлеба.
Мягкая печенка… Она таяла во рту, а картошка, политая жиром, придавала ей особый восхитительный вкус. Хотелось есть и есть. Я подкладывал себе раз пять, наверное, из общей тарелки. Володя не отставал. Михайловна подливала нам потихоньку самогоночку и периодически нас похваливала, приговаривая какие мы молодцы. Да и мы сами чувствовали себя на седьмом небе.
Подобной еды я никогда раньше не ел. Не ел я такой и потом. Не знаю, выпадет ли мне счастье попробовать что-то такое же когда-нибудь.
А вы говорите "ресторан три звезды"… Восхитительная доброжелательная атмосфера, еда, приготовленная от чистого сердца, свежие продукты и сознание уже выполненной нетривиальной задачи, вот слагаемые таких счастливых моментов в жизни.