|
В мае посчастливилось мне побывать в Таллине. Эстонское Северянинское общество культуры пригласило меня как автора книги о Северянине ко Дню его рождения.
С утра 16-го шел дождь. У могилы поэта на Александро-Невском кладбище собралось человек 9-11. Были сказаны приличествующие случаю слова, возложены цветы. Каждый прочитал по любимому северянинскому стихотворению. Внезапно явилось звено школьников под руководством энергичной пожилой женщины. По ее команде дети стали полукругом. Девочка-восьмиклассница, волнуясь, продекламировала "поэзу", после чего также организовано они ушли.
Дождь стучал по зонтам. Переговариваясь между собой, мы потянулись к выходу с кладбища...
Это был 116-й День рождения Игоря Северянина.
А вскоре в музее-усадьбе "Остафьево" - "Русский Парнас" отмечался пушкинский День. Сотни гостей пришли поклониться памятнику Пушкина, услышать романсы на его стихи в Овальном зале. "Литературную гостиную" под старыми липами в парке открыла девочка Маша чтением пушкинского послания Жуковскому.
Жива русская Поэзия!
Честь и ответственность быть Ее рядовым.
ЮНОСТЬ
А чайки зря кричали
Над синею водой,
На острове песчаном
Есть солнце и покой.
На острове песчаном
Один, как Робинзон,
И Волга все печали
Несет за горизонт.
Разбрасываю руки
На золотой песок,
И слышу у излуки
Раскатистый гудок,
И вижу: небо... небо...
И вот издалека
Почти на ощупь слепо
Проходят облака.
Блаженство одиночества
И первозданность дня,
И светлые пророчества
На сердце у меня.
ВЕСНА
I
Нет, то не умиленье, не причуда:
Душа освобождается от слез.
Просторен мир. И ветер ниоткуда
Весть о весне по городу пронес.
О, влажный запах снега и земли!
И сердца стук, и звезды над ветвями!
Там, за оградою - дома, как корабли
С неубранными на ночь парусами.
2
Еще весеннего тепла
На всех как будто не хватает.
Еще с утра снежок порхает.
Даль то туманна, то светла.
К полудню - солнце в небесах.
Капель. Синичьи разговоры.
Проталин по снегу узоры.
Слеза невольная в глазах.
И остается только ждать
Преображенья и расцвета,
Когда с собой приносит лето
Сиреневую благодать.
ШМЕЛЬ
Над фиолетовым и влажным
Репейником к реке пройдем,
А он гордится гостем важным,
Как тигр раскрашенным, шмелем.
Наверно, осень начинается.
Шмель не летает, не гудит,
На чашечке цветка качается
И лапками не шевелит.
И, видно, это ветры с Севера
Ему дремоту принесли,
Когда в полях не стало клевера,
Когда одни стога вдали.
* * *
Грущу о снеге: что же нет его
Ни в ноябре, ни в декабре?
И тянется день неприветливо,
И краски выцвели в заре.
Земля гола. Стоят скелетами
Стволы умерших тополей,
С ветвями к небесам воздетыми -
И оттого еще грустней...
Явись, прошу, в метельном шелесте,
Взмахни крылами над землей,
Чтоб в музыке твоей и прелести
Возликовал и голос мой!
* * *
Целую женщину в уста
Иль разговариваю с другом,
Едино всё. За внешним кругом
Заснеженная даль пуста.
И знаю я, что долог путь,
Что мне не избежать дороги.
И чей-то взгляд, печально-строгий,
Я тщетно силился стряхнуть.
* * *
Кому тяжелою десницей
Вдаль указует медный Петр?
Кому свой гневный взгляд он шлет,
На прочие не глядя лица?
Неужто пушкинский Евгений
Так до сих пор и не прощён?
Неужто и во гробе он
Не скрыт от грозных сновидений?
Царь! Смилуйся и пощади
Истерзанную болью душу.
...А вдруг в себе я обнаружу
Его? - на этой площади!..
* * *
Ряд безделушек, без которых
Нельзя быть женщиной вполне,
Запечатлен на полотне,
Хоть не помянут в разговорах.
Но обнаженное плечо,
Изгиб руки и бровь крутая
Равно волнуют горячо
Молчальника и краснобая.
Несовершенны наши вкусы.
А ну, попробуй, убери:
Подсвечники, флаконы, бусы,
И зеркало, и луч зари...
И что же? Женщина увянет
Без всех уловок и прикрас,
И, неприветливая, глянет, -
И не узнаешь этих глаз.
* * *
Синий сумрак, белый снег,
Розы бледные заката...
Неуклонен жизни бег,
А душа не виновата:
Ни крупицы не дала
В ежедневные усилья! -
Не влияют на дела
Романтические крылья.
Суетится человек
И от холода недужит.
Что-то пишет, где-то служит,
Прославляет грозный век...
Но таит в себе душа
Нежной музыки укоры
И минуты, о которых
Память цепкая свежа.
ЛЫЖНИЦА
Под белым снегом черная земля,
За белым светом тьма небытия;
Но, лыжи свечкой желтой натерев,
Тебе легко бежать среди дерев!
И будет долог этот зимний день,
Снежинка в мирозданье, краткий миг...
Лыжня уходит из-под ног твоих.
И медлит, и густеет в ветках тень.
* * *
Хиромантка с Полянки смотрела на руку мою,
Зоб раздула, пуская табачного дыма струю
В потолок... Помолчала значительно... Молвила так:
- Посредине дороги, мой милый, настиг тебя мрак.
- Но, - глаза заблестели, - есть женское сердце одно,
И светило тебе это сердце, как в полночь окно.
А теперь, - улыбнулась, - еще на пути поворот,
И тогда твое солнце, высокое солнце, взойдет.
- Поворот? - я спросил.
- Поворот, - мне кивнула она,
- Эта линия, - ткнула в ладонь, - обмануть не должна, -
И умолкла, мигая точь-в-точь как большая сова...
Много есть в тебе всякого-разного, город Москва!
Ты гадаешь похлеще любой хиромантки твоей
По широким ладоням пустых на заре площадей.
Ты любую судьбу прочитаешь из судеб былых,
Как по старой Псалтири кириллицей писанный стих.
И в державном пути твоем шаг не теряется мой,
Я живу, твой прохожий, не хлебом единым - мечтой!
По соседству с проспектом, по узким проулкам твоим
Я не раз поверну: то любим, то миражем томим.
И какое же солнце иное я смею просить,
Если выпало мне по московскому времени жить!
* * *
Как француз во время оно,
Дымом греется ворона,
Восседая на трубе.
А в глазу остекленелом:
Двор - мальчишка с самострелом
Упражняется в стрельбе.
Не откажешь в сметке птице,
Лучше бедовать в столице
Возле теплых труб и крыш.
Но мальчишка с самострелом
Ищет цель, он бьет умело,
Долго тут не усидишь.
Ах! - и сам я был мишенью,
Трудно привыкал к лишенью,
Без прописки, без угла.
Жил пугливо, как ворона.
Но, по счастью, без урона
Давняя зима прошла.
И, конечно, жаль мне птицу,
Как бездомную сестрицу -
Скованных морозом крыл...
Только - кар-р! - она взлетела!
А мальчишка с самострелом
Зря стрелу в нее пустил.
ФОТО 1919 ГОДА
Юрию Паркаеву
К ограде прислонясь литой,
Они позируют с тростями.
Счастливый миг...
А над друзьями
На заднем плане знак плохой:
"Лечебница..." - на зданье мглистом
Начало вывески гласит.
Но кажется имажинистам,
Ничто им в мире не грозит.
Глядят вприщур на солнце Славы,
Любой -
талант и жизнелюб...
И лишь - один,
золотоглавый,
В улыбке не раздвинул губ.
* * *
Морозной ночью небо ясно,
Хоть звезды все пересчитай.
И так легко и самовластно
Душа стремится в звездный край.
А дальше что? Каким рассудком
Постичь высокий этот свет?..
И холодно тебе и жутко,
Что жизнь одна... А смерти - нет.
* * *
Маем испещренный лоскуток -
Бабочка вспорхнула из-под ног.
Солнечным ведомая лучом,
Опустилась на мое плечо.
Замер я, не зная, как прочесть
Этих черно-красных крыльев весть.
Если траур, - то по ком? а кровь - так чья?
Синий полдень в роще у ручья.
Реактивный в небе поднял гул
И с плеча посланницу смахнул.
И ничем я удержать не мог
Маем испещренный лоскуток -
Может быть, надежду... Иль упрек.
СЮРРЕАЛИСТ
Мир, разъятый на части,
Ужас, выпущенный на волю.
Всё подспудное, тайное, грешное,
Что исследовал Фрейд.
Но при этом краски Эль Греко,
Безупречный, порочный рисунок.
И сожженное небо Испании,
И язвящая боль...
По заслугам и мы обрели
Наяву кошмары Дали!
* * *
Жизнь из пунктов, параграфов, правил -
Вековая игра в поддавки.
Тот, кто правила эти составил,
Ни сомнений не знал, ни тоски.
Жизнь - игра... Каждый ход твой проверен,
И победа, как роза, свежа.
Но взыграет не птицей, так зверем,
Не учтенная данность - душа.
Всё насмарку! Ты выпал из ряда.
Рук не тянут к тебе, чтоб спасти...
Но твое пораженье - награда
И начало иного пути.
БАЛЛАДА С ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ
Есть шутке предел, которого ей
Лучше не преступать.
Один поэт о смерти своей
Послал извещенье в печать.
В газете тиснули некролог:
"С прискорбием..." И т.п.
Конечно, поэт предвидеть не мог,
Что рану нанес себе.
Когда бы он знал, что с этой поры -
Случайно, а может, нет -
Вступает он в область страшной игры,
Где тьма закрывает свет.
Когда бы он знал, что с этого дня -
Неудачи и тайный недуг,
Как сговорились, его хороня,
И замкнули трагический круг.
Он прыгнул с девятого этажа
На площадь вниз головой,
В отчаяньи диком, всё разом круша,
Счеты сводя с судьбой.
Он был землей могильной покрыт
И землей раньше времени стал.
А в газете сказали: "Исчерпан лимит".
И не дали о нем матерьял.
Не пой, не пиши о смерти своей,
Не стоит с нею играть.
Есть речи предел, которого ей
Лучше не преступать.
* * *
Падает или идет?
Идет и падает.
Пусть хоть под Новый год,
Кроя уличный лёд,
Взгляд мой усталый радует.
Снег! Из небесных глубин
Над Россией рея,
Ты сочетал один
Свет крестьянских холстин
С лилиями Галилеи.
Так повелось испокон:
Весть горнего града, -
Под колокольный звон
В бездну кровавых времён -
Ты утишительно падал.
И вновь чистоту твою
Принять неумело...
Как я тебя люблю!
Клонюсь... Губами ловлю
Края плащаницы белой.
* * *
То ли кровь шумит в склерозных венах,
То ли ветер марта в деревах
О каких-то кознях и изменах,
О каких-то страшных временах.
Это ветер, пережитый нами,
На круги своя заходит вновь:
Разжигает войн соседних пламя,
Сотрясает Родину и кров.
Это память крови леденеет
От предчувствий, страхов и забот,
Это день российский пламенеет
В нищете полученных свобод.
БУТОВО
Бьет об оконное стекло
Апрельский ветер, полный блажи.
Здесь двадцать тысяч полегло.
За что? Теперь никто не скажет.
И у попутчиков моих
Одна вседневная забота:
Купить, достать, урвать свой миг.
Им память не предъявит счета.
А впрочем, нет на них вины,
Ведь память выжигали с корнем.
Из-за кровавых лет войны
Других кровавых лет не помним.
И сколько по России рвов,
Где ключ подземный кости точит
Священников и мужиков,
Интеллигентов и рабочих!..
Сбавляет электричка ход,
Перрон плывет, мелькают лица...
И убиенных хоровод
Над нами призрачно кружится.
ОСТАФЬЕВСКИЙ СОНЕТ
Как зелено в Остафьеве весной!
Пройду по парку... Щёлканье и свисты,
Незримые пернатые солисты
Перекликаются между собой.
Весь в пятнах солнца уголок живой.
Исполнен день движения и смысла.
Вон облако, как шар, легко повисло
Над кронами в купели голубой.
Век Вяземских закончил Шереметев.
Я расскажу о том сегодня детям
В экскурсии. Свожу к Карамзину
И к Пушкину. Как знать, рассказ мой краткий
Не подтолкнет ли души - без оглядки
Любить Отечество и старину.
* * *
Пью утром чай. Потом иду Литейной
На радио записывать статью.
Трёхслоговое имя повторяю
И всё равно мне: дождик или снег
Кропит меня.
Вокруг привычный мир:
Дома Подольска, голые деревья,
И дурачок в потрёпанном пальто
Бубнит своё и мёрзнет на ветру.
Луч солнца на мгновение плеснул
И озарил квартал веселой охрой,
Крик детворы аукнулся с площадки
Далёким эхом невозвратных дней.
Но что со мной?..
Опять темнеет небо.
А в памяти причудливо теснятся
Обрывки музыки, цитаты из статьи.
Ах, всё не то!..
Побочное, пустое...
Трёхслоговое имя повторяю,
В нем тайна плоти: тлеющий огонь,
И смех, и окрыляющая радость,
И двух сердец согласный перестук!
Михаил ШАПОВАЛОВ
|