СВЕТЛОЯР
Светлояр, где под толщею вод
город дивный. Прислушайся. Слышишь?
Звон вечерний на службу зовёт.
В зыбкой дымке видение — Китеж…
Замирает душа… Огоньки
тонких свечек сияют во храме.
И, как встарь, мановеньем руки
город-сказ возникает пред нами.
Теремов деревянных резьба.
Монастырские стены и башни.
Купола, купола… Их судьба
стала ныне историей нашей.
Что хранит Светлояр в глубине?
Колокольные звуки всё глуше…
И взывают со дна — к вышине,
к нам с тобой — древних русичей души…
КИТЕЖ
Китеж, Китеж — древнее сказание…
Крутится зимы веретено…
Светлояр скрывает очертания
города, осевшего на дно.
Улочек старинное созвучие…
Церковок особенная стать…
И доносится мелодия певучая,
и нисходит с неба благодать.
Время здесь уже не властно более,
Крестный ход ступает под водой.
Родники небесной высшей волею
от врага сокрыли град живой.
Озеро таит истоки святости.
И поныне — звон колоколов
слышен мне с приходом вешней талости
из-под светлых вод, как тайный зов.
ПАВШЕМУ СОЛДАТУ
Я стала памятью… Вошла
незримо в дали Верхневолжья.
Там, где полынь, да бездорожье
нашла приют моя душа…
Я стала родником… Испей —
его водицы в зной палящий.
В нём небеса… Нет влаги слаще,
чем из ручьёв с родных полей.
Я стала берестой... Без сна
древесные читаю мысли
и слышу вновь раскаты — с выси,
по венам рек — гудит война
Я стала колосом... Развей
по полю зёрна — и в апреле
я прорасту, чтоб ты поверил,
что живы мы душой своей…
Я стала искрою... Возьми
её огонь от вьюг согреться…
А значит — не остыло сердце
под слоем мартовской земли!
В нём бьётся сердце тех солдат,
что полегли здесь в сорок первом.
Траншеи, как земные нервы,
быль о войне в себе хранят...
Ты не исчез. А врос в меня,
как тёплый добрый дух колосьев,
и стал незримой кровной осью —
чем держится Земля моя.
НА МОСКВЕ НЕ СНЕГ, А СНЕГИ
Идут белые снеги, как по нитке скользя
Жить и жить бы на свете да наверно нельзя
Чьи-то души бесследно растворяясь в дали
Словно белые снеги идут в небо с земли
Евгений Евтушенко
На Москве не снег, а снеги,
и Бульварное кольцо
в белый воротник лицо
прячет, опуская веки.
В снежной буре — не до неги,
вихря мечется костёр,
и летит во весь опор
на Москву не снег — а снеги…
Прорастать — сквозь снег и снеги…
вьюга на мои листы
с белоснежной высоты
марта сбросила побеги
Подо льдом проснулись реки,
встрепенулся древний град,
и обрушил снегопад
на Москву не снег, а снеги…
Кто уже ушел навеки —
души — снежные ростки
обретают плоть строки,
на небесной ниве… Снеги…
Снеги. снеги, снеги — снег,
излучающий в ладони
душ тепло и звёзд бездонье,
свет и мрак, и в них — мой век….
ХУДОЖНИК-ВРЕМЯ
Художник-время незаметно,
рисуя твой и мой портрет,
штрихи-пунктиры белым цветом
выводит на палитре лет.
Художник-время, кистью чьею
хранимы радость и беда,
я торопить тебя не смею —
зачем же подгонять года?
Ты быстрыми мазками зримо
на холст наносишь силуэт.
В нём наши осени и зимы,
и жизненных событий след.
Всё, что тревожило когда-то
и возносило до небес,
и отражение заката,
и колокольный звон окрест.
И улочек Замоскворечья
родное доброе тепло,
и плавное теченье речи…
Ах, сколько вёсен утекло!
Как в пашню брошенное семя,
побеги новых дней взойдут.
И снова ты, Художник-время,
возьмёшься за привычный труд.
Не канет в Лету безвозвратно
судьбы заветные штрихи!
Передо мною — лист тетрадный,
и — снова пишутся стихи…
* * *
Здесь глухомань, и всё, как было,
и будет через сотню лет:
и тот же крен избушки милой,
и на окне — живой букет.
А там, вдали, за косогором,
где в крынку — неба молоко
вливает день, сияя взором,
так щедро, звонко и легко!
Здесь бликами разноголосья
привычной дачной суеты
струится лето тихо в осень
и — на тетрадные листы…
За листопадом ляжет иней
на старый яблоневый сад,
и одинокий вечер зимний
нас снова возвратит назад
В тот миг, когда на склоне горном,
освободясь от плена сна
тетрадной строчкой непокорной
светилась лунная струна…
Всё будет так и впредь! И снова
в чреде своих календарей
природа воплотит во Слово
все помыслы души моей…
Чтоб не исчезнуть… Голубея
смотри — с небесной высоты
звезда стекает на аллею
и — на тетрадные листы…
АПРЕЛЬСКИЙ ЛЕС
Задумчива апрельская душа,
блуждающая в перелесках редких.
Её незримо лёгкий, робкий шаг
касается дождя на мокрых ветках.
И кажется, что лес парит вдали,
как неземной печали отраженье.
Его небесно просветлённый лик
таит в себе исток преображенья
весеннего пространства бытия,
в котором птицы обоснуют гнёзда,
и нити солнца голосом ручья
пронзят насквозь дождём омытый воздух.
Апрельский лес и чуток, и высок —
предвестник лета, осени предтеча.
Твой облик речью родниковых строк
в стихи Природы занесён навечно...
* * *
И мыс тобой когда-нибудь уйдём
за грань, что между небом и землёю —
кто осенью, кто раннею весною…
Печаль скользнёт незримой тенью в дом.
Но все-таки… цвети-цвети мой сад,
захлёбываясь вспышками сирени!
Нет ничего на свете сокровенней,
чем памятью хранимый в сердце клад
мгновенных отражений бытия
с черёмуховым всплеском над заречьем,
с глубинным родником российской речи,
чья суть — любовь, а нерв — гортань ручья.
Пока горит свеча, пока дыша
дрожит огонь протяжных русских гласных,
Строка жива, а значит — не погаснет
во Слове нашем — сердце и душа!