Владимир Ежов,
профессор механико-математического факультета МГУ,
писатель
ГЕЙ-ПАРАД В ТЕАТРЕ НАЦИЙ
Европейские поборники либеральных ценностей постоянно высказывают (почему-то мне) упреки, что в России и, в частности, в Москве, запрещены гей-парады. Вернувшись в Европу, поспешу их в этом разубедить: гей-парады регулярно проходят в самом центре Москвы, в шаговой доступности от Кремля и пользуются колоссальной популярностью…
Я имею в виду спектакль Театра Наций "Сказки Пушкина" в постановке Роберта Уилсона. Моя знакомая, приглашая меня, как заморского гостя, в театр, с особой гордостью сообщила, что ей за два месяца до представления удалось купить в интернете два билета на этот модный в Москве спектакль (причем, сказала, что все билеты распроданы, в течение часа). В зале действительно был аншлаг. Я люблю театр и надеялся получить удовольствие, и даже то, что действие
без антракта должно было длиться два с лишним часа, меня не пугало. Как оказалось, зря…
На сцену под какую-то какофонию поползли кривляющиеся извивающиеся персонажи, полумимы с гребешками в прическах, вызывающей агрессивной пластикой и неестественным громогласным хохотом. Верховодил всей этой камарильей персонаж, имеющий вульгарное внешнее сходство с Пушкиным — он слащаво пришепётывал авторский текст, дефилируя по сцене, а в финале взгромоздился на дубовую ветку, возвеличившись над верноподданными. Исполнители брезгливо относились к пушкинскому тексту,
чудовищно его компонуя. Всем своим видом они демонстрировали, что дело совсем не в произносимых словах и пушкинских сказочных образах, а в атрибутах реквизита, явно позаимствованных с международных гей-парадов. Основной тезис спектакля, на мой придирчивый зрительский взгляд, оказался таков: под любой благовидной личиной, под любым предлогом мы проводим гей-парад, ставим его в репертуар, без особого труда создаем в интернете рекламную кампанию и ажиотаж, и пусть кто-то попробует запретить наше тОржество и торжество!
Запретить не могу, а вот обругать насколько хватило голоса, выходя из зрительного зала, постарался. Пушкина оскорбить трудно — до него не дотянуться, а вот чувства зрителей, которые по отношению к Александру Сергеевичу у нас почти религиозные, постановщики оскорбляют вполне конкретно. Кроме отвратительной атрибутики и манерной жестикуляции, спектакль учит молодое (и не очень) поколение фальши и лицемерию. И, можно сказать, оперирует в легальном поле — когда прикрываясь
одним, проповедуют совершенно иное, да так, чтобы юридических претензий не возникало. А на моральные этому сообществу наплевать — лишь бы приумножить число своих сторонников, а там, глядишь, и мораль качнется в нужную сторону…
Обидно и за державу, и за Пушкина, и за театр, не говоря уже о нациях.
P.S. Я уже было собрался опубликовать эту краткую рецензию возмущенного зрителя, но на всякий случай попросил предварительно прочесть текст нескольких моих знакомых — представителей молодого поколения скептиков. И посыпались один за другим упреки: да ты гомофоб, славянофил, ты не понимаешь современного символизма, у тебя никогда не было музыкального слуха, ты ретроград, ты погряз на Таганке 70-х, тебя с детства зомбировали, у тебя предубеждение, ты ослеп, ты завидуешь
искусству, до которого уже не дорастешь! — и так далее. Да, я действительно обожаю Таганку 70-х, и ее бессмертную любимовскую постановку "Тартюфа". Как там, в диалоге Оргона и его маменьки госпожи Пернель, после сцены разоблачения?
“Г-жа Пернель: Бессильна с клеветой бороться добродетель.
Оргон: Что за бессмыслица! Да говорят же вам, Что сам воочию я видел все! Я сам! Я видел! Видел я! Я сам!.. О вражья сила!.. Иль, может, маменька, вам уши заложило?
Г-жа Пернель: Сам видел? Ну и что? Нельзя судить на глаз. Нередко видимость обманывает нас.
Оргон: Тьфу, пропасть!..
Г-жа Пернель: Род людской так склонен к подозреньям. Подчас само добро нам мнится преступленьем.
Оргон: Что ж, мне ему вменять в заслугу, не в вину Его намеренье… обнять мою жену?
Г-жа Пернель: Для обвинения одних догадок мало; Тебе бы подождать, чтоб явственней все стало”.
Так вот, я видел сам! Этот спектакль женоненавистнический, все женские персонажи отталкивающие, самые теплые человеческие отношения между мужчиной и женщиной во всем спектакле — между стариком и старухой в самом первом сюжете. Все женские образы карикатурны, в том числе и сестрица, родившая царю богатыря: фраза, что она "с первой ночи понесла" повторяется многократно на все лады с неизменным сарказмом, как будто в этом событии есть нечто позорное, в том смысле, что
глумящиеся над сестрицей зубоскалы точно знают, что уж они-то "не понесут" ни в первую ночь, ни в какую.
И уж если в сценарий вошла, так скажем, наименее популярная пушкинская сказка "Медведица", то куда девалась "Мертвая Царевна"? А я вам доложу: постановщику не удалось обойти тему подвига во имя любви мужчины к женщине в этой сказке, вот он и исключил ее как неподдающуюся! Все-таки, это Пушкин их уел, а не они Пушкина!
Ну что, достаточно ли я увидел сам, или вам непременно надо подождать, чтобы все стало явственней?