Валентин Сорокин __ БРАТОВЬЯМ И СЁСТРАМ
Московский литератор
 № 15 июль, 2016 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Валентин Сорокин
БРАТОВЬЯМ И СЁСТРАМ


     ПОЭТ И ВРЕМЯ
     Много зла и мало песен,
     Вечно груб и мелок быт,
     Дом твой тесен, мир твой тесен, —
     Как под грохотом копыт.
      
     Думы бурею прибило,
     Сгасла страсть в ее гульбе,
     Но горит твоя рябина
     И склоняется к тебе.
      
     Не тоскуй, поэт, о доле,
     О покое, о любви,
     Где упали вздохи поля —
     Соловьи лежат в крови.
      
     Ты и сам — цветок природы,
     Куст, истерзанный, седой,
     Словно тучи, движешь годы,
     Над собой и над водой:
      
     Над холодной тайной бездны,
     Где крушенья взметены,
     И желанья — бесполезны,
     И пророчества — темны!..
     1991
      
     ПРАДЕДОВЫ КРЕСТЫ
     Те кресты упали и пропали,
     Прадедовы грозные кресты.
     И тоской трагедий веют дали,
     Травы поднимаются, густы.
      
     И звенит кукушка за лесами,
     Где молчит забытый огород.
     Не своими ль грешными глазами
     Смотрит в душу сам себе народ?
      
     А душа безумствует в просторе,
     Реет в русской запредельной мгле,
     Хоть вчера еще, седее горя,
     Слепо шла с клюкою по земле.
      
     Кто продаст и заново нас купит,
     Кто поймет движение планет,
     Ведь куда нога моя ни ступит, —
     Тверди нет, успокоенья нет.
      
     И не зря, пожалуй, в мире этом
     Сказкам путь заказан навсегда,
     И над бездной, вспыхивая светом,
     Каплей крови падает звезда.
      
     Падает и тает в поднебесье,
     И в стальном гудении дорог
     Слышится рыдание и песня,
     Бьются волны скорби
     о порог!..
     1991
      
     НА ГОЛОВУ ТВОЮ
                 Анатолию Белозёрцеву
      
     Уступишь подлецу,
     Лезть в драчку неприятно,
     И слышишь, по лицу
     Горят позора пятна.
      
     Ты сам себе упрек:
     Мол, слабостям поддался,
     Характер не сберег,
     А с храбростью братался…
      
     О, эти подлецы,
     Побывшие "своими"!
     Валяй во все концы,
     Сшибайся грудью с ними!
      
     Им этого как раз
     Недостает, бродягам,
     А мы — огонь из глаз,
     А мы — хвала отвагам.
      
     Не вас ли, молодца,
     Родили на удачу.
     Но дали подлеца
     Вам, дураку, в придачу.
      
     Вы скромный, он наглец,
     Вы к звездам, он в завкомы,
     Вы мастер, он делец,
     Вы сказку, он — законы.
      
     И ты, мой брат, в бою,
     Знай, подлецы едины,
     На голову твою
     Они метут седины.
     1988
      
     СМУТА
     Ливней много и метелей много,
     А сугробы дышат у виска.
     Эта азиатская дорога
     Долгая, как русская тоска.
      
     Если уж не к радостям, то к бедам,
     Побывавший в проклятом аду,
     Я иду по ней, иду и еду,
     Но нигде покоя не найду.
      
     И поля тщете моей не вняли,
     О погибших сыновьях скорбя…
     Будто нас от Родины отняли
     И самих отняли у себя,
      
     Коли в простоте обыкновенной,
     Под житейским ветром, серебрист,
     Я давно скитаюсь по Вселенной,
     От корней оторванный, как лист.
      
     Я скитаюсь, остро натыкаюсь
     На железо, камень…
     И во мгле
     Негодую, плачу, но не каюсь
     И встаю на выбитой земле.
      
     На земле своих отцов и дедов,
     Где кровавой смутою пыля,
     Рвёт друг друга стая дармоедов,
     Около державного руля.
      
     Родина, терпи, моя святая,
     На четыре стороны — страда.
     Грянет гром — и в синих дрёмах стая
     Навсегда исчезнет, навсегда!
     1991
      
     ДОЛИНА
                 Владимиру Фомичеву
      
     Осенний шум
     Печален и тяжел,
     Его леса передают
     Друг другу.
     Готовясь встретить
     Ненароком вьюгу, —
     Октябрь в просторы
     Темные пришел.
      
     Дубы шумят
     И ели, и берез
     Пронзительны
     Тоскующие вздохи.
     Дела мои не так
     Сегодня плохи,
     Я главные
     Удары перенес.
      
     Не спасовал,
     Не выпустил руля,
     И паруса опять
     Поют упрямо.
     Лети, корабль,
     Воинственно и прямо,
     Там, впереди,
     И гавань, и земля.
      
     Друзья, кого
     Не досчитались мы,
     Вспомянем и добавим
     Крыльям силы.
     В нас вопиют
     Их ранние могилы,
     На бой зовут
     Их ратные умы.
      
     Осенний шум,
     Осенняя пора,
     Раздумий
     Многотрудные итоги.
     Охапку красных
     Листьев на пороге
     Рассветные
     Оставили ветра.
      
     Я в мир судьбой
     Неодолимо врос,
     Укоренился
     В собственном народе
     И в дорогом краю,
     Что холм в природе,
     Попробую дожить
     До новых гроз.
      
     Дубы шумят, березы.
     Широка
     Раскинулась
     Неровная долина.
     Через нее,
     Как древняя былина,
     Течет, сверкая,
     Русская река.
     1984
      
     ЖУТКИЙ ПОЛИГОН
     Капитал планеты, сколько он
     Весит?
     И узнаю — не осилю…
     Превратили в жуткий полигон
     За десятилетия Россию.
      
     И куда сегодня ни пойду,
     Всюду отрезвленье непростое:
     То броню немецкую найду,
     То забытый холмик под звездою.
      
     И в потоке неизбежных дат
     Взор наш рыщет по трибунам громким.
     Генералов помним, а солдат
     Подсчитать не смогут и потомки.
      
     Не тюрьма, так хлебный недород,
     Не война, так ужас голодухи,
     Будто бы в туман пропал народ,
     А из мглы бредут одни старухи.
      
     Прекрати отравное нытье,
     Клеветник, и суету мирскую,
     Наше горе — дело не твое,
     Я и сам понять его рискую…
      
     Лес молчит, земля моя молчит,
     Ветер сник от пережитой боли.
     Только сердце плачет и стучит,
     И звенит кукушка в синем поле.
     1989
      
      
     БЕЗ ПРОШЛОГО
     Сколько в мире жизни и свободы,
     И шумят красиво и легко
     Не дожди весенние, а годы,
     Потому и горе глубоко.
      
     Вот и нас надежды обманули,
     Если мы, не одолев беду,
     Вроде бы под волнами уснули,
     А другие судьбы на виду.
      
     В звездных далях и в березах лунных
     Нам, одним, с тобою места нет, —
     Посреди доверчивых и юных
     Седина не означает след.
      
     В радости не слышен голос боли,
     И готовясь искренне в полет,
     Счастье не тоскует о недоле,
     Будущее к прошлому не льнет.
      
     Но не зря уменьшены границы
     Для души без прошлого…
     Она,
     Не мудрее обреченной птицы,
     Суете и страху отдана.
     1989
      
      
     СТРАДАЮЩИЙ СЧАСТЛИВЕЦ
     По-свойски вам он не подаст руки,
     Он гений, — на трибунах чубом плещется.
     Ему повсюду только дураки
     И очень недалекие мерещатся.
      
     Со звездами на лацканах, средь звезд
     Он крутится торжественной орбитою.
     И хочет распрямиться в полный рост,
     Да окриками воля перебитая…
      
     И с юношества — мальчик на бегах,
     Теперь седой, он понимает, злобствуя:
     Отвагу проверяют на врагах,
     А не вот так, то чванясь, то холопствуя.
      
     И в нас, хранящих слова чистоту,
     Лакейство презирающих вельможное,
     Он видит ту святую высоту,
     Куда не приведет дорога ложная.
      
     А на Руси, несытой испокон,
     Хвала тебе, коль ты крамолой меченый,
     А если уж и с каторгой знаком, —
     До правнуков, считай, увековеченный.
      
     А ты, мол, дураки, ты кто таков,
     Ты сядь, послушай, о себе радеючи:
     Из холуя — холуй, из дураков
     Являются Иванушки-Царевичи!
     1987
      
     В ПОСЁЛКЕ ЕЛЕК
             Черные свиньи дремали в разрушенном храме,
             построенном великим русским зодчим М.И. Казаковым.
      
     Чем дольше день,
     Тем небосвод синей
     И ощутимей
     Жизни этой драма.
     А бабушка
     Не выгонит свиней, —
     Им хорошо лежать
     Под крышей храма.
      
     Построен Казаковым,
     До звезды
     Он крест приподнимал
     В краю суровом.
     И колдовали
     Шорохом сады,
     Пруды огнём
     Плескались родниковым.
      
     Но канула
     В пожаре и войне
     Эпоха —
     За мятежностью рабочих…
     И хлебороб
     В достатке и вине
     Десятки лет
     Утапливает очи.
      
     А свиньи спят,
     Вздыхают и сопят,
     И стая мух жужжит
     Над ними глухо.
     И, осенясь,
     Зовет домой ребят,
     Внучат своих,
     Пристыженно старуха.
      
     У Порт-Артура
     Пал отец, а муж
     В Берлине подорвался
     В сорок пятом.
     Тоска долит,
     И засуха к тому ж,
     И пахнет в мире
     Порохом проклятым.
      
     Трудна судьба.
     Да скоро и конец.
     Одно лишь будет
     Помнить до могилы:
     Как ехала
     На тройке под венец,
     Красивая,
     Не с кем-нибудь, а с милым.
      
     Морозец щеки,
     Балуясь, кусал.
     И вспугивались кони
     То и дело.
     Гармошка пела,
     Колокол плясал,
     Вся улица
     Кружилась и гудела.
      
     Не думалось
     Дорожкой столбовой:
     "Эх, за какие
     Злые прегрешенья
     Ей горевать,
     Детей растить вдовой,
     Нести в груди
     Обиду разрушенья?"
      
     Не хор звенит,
     А хрюкает свинья.
     На паперти
     Навоз курится мглисто.
     Такое видел
     В Палестине я,
     За Иорданом, —
     Где прошли расисты.
     1984
      
     БРАТОВЬЯМ И СЁСТРАМ
     Мы, русские поэты, не рахиты,
     Осмеянные критикой нерусской,
     Пусть наши души гнутся, как ракиты,
     Под ветровой предельною нагрузкой.
      
     Нет, мы не сломимся перед веками,
     Грядущими, когда еще упорней
     Питает золотыми родниками
     Сама земля крутые наши корни.
      
     Напрасно разномастные уроды
     С хроническим базарным исступленьем
     Пытаются отнять нас у народа
     Дурными ярлыками и забвеньем.
      
     Нам чингисханы головы срубали,
     Бухарины топтали наше слово,
     Но лунными пророческими лбами
     Мы над Рязанью восходили снова.
      
     И говорили братовьям и сестрам:
     "Себя храните и детей храните,
     Уж мы-то подсмотрели сердцем острым, —
     Стоит Россия наша на граните!"
      
     Чем тяжелее нам, тем и просторней,
     Рыдают души и шумят могуче,
     И в родниках они врачуют корни,
     А ветки — в надвигающейся туче!
     1986
      
     ДРУГ-РЫБАК
     С ветром, с шумом, с псом-Барбосом
     Дождь бежит.
     В травах солнце, в травах росы.
     Пар кружит.
      
     Над речушкой торопливой,
     Как дурак,
     Улыбается ретивый
     Друг-рыбак.
      
     Весь, до ниточки, продрог он,
     А домой
     Не спугнёт его дорога
     Даже тьмой.
      
     Будет он сидеть дремуче,
     Рыбаки,
     Хоть, пускай, гроза их учит,
     Дураки.
      
     За облезлую плотвёшку,
     Тишину
     Позабудут про картошку
     И жену.
      
     Позабудут про корову,
     Огород,
     А зимой винить здоровы
     Свой народ:
      
     Пуст, к застолью не годится
     Погребок,
     Рыбку удить — не трудиться,
     Голубок.
     1986
      
     ПОСЛЕДНЯЯ ПОРОША
     То хмуро небо, то белесо,
     Но вот ударил первый гром,
     И юный дождь прошёл по лесу,
     Звеня, как музыка, кругом.
      
     Берёзы гибкие качнулись,
     Запели трассы и мосты,
     Землёй спелёнуты, очнулись
     В ложбинах белые цветы.
      
     Сугробов долгую сутулость,
     Как сабля, срезала верста,
     И развернулась, распахнулась
     России ширь и высота!
      
     Над белым храмом голубь реет,
     Течёт народ в ладони врат,
     И мир светлей, и ты добрее,
     И восхищённее стократ.
      
     Пусть ничего не повторилось
     Из лет, какие не слышны,
     Но разве сердце не забилось,
     Глаза не сделались влажны?
      
     А ветер, ласковый и смелый,
     Со мглою ринулся в борьбу,
     И опахнул порошей белой
     Мою тяжёлую тропу.
     1994
      
     ТАЙНА
     Дали окутаны тьмою большой,
     Небо зазастила тайна глухая.
     Или же кто-то, с межзвездной душой,
     Нас посетил и пока отдыхает.
      
     Каменный холм говорит о былом,
     Лете и саде, окне и крылечке…
     Каменный холм, а внизу, под холмом,
     Каменный остов исчезнувшей речки.
      
     Хватит вам золота и серебра,
     Хватит плотин вам и фабрик с лихвою!
     Нам поскорее убраться пора, —
     Где не свирепствует время лихое.
      
     Те не поймут человеческих драм,
     Кто не постигнет ученые бредни.
     Что же молчит отдыхающий там,
     К нам залетевший с Венеры намедни?
      
     Вот и молчит, головою поник,
     Думал, у нас васильки да кукушки, —
     С треском ломаются полки от книг,
     Танки ржавеют в болотах и пушки.
      
     Ядерным ветром пропахла земля
     И у людей незавидная доля:
     Ливень прошел, а черны тополя,
     Солнце играет, но мертвое поле!
     1990
      
     МЯТЕЖ
      
     1
     Стенька пойман, Разин взят,
     Скоро бунтарей казнят.
     Вновь четвертовать
     И вешать
     Жаждет царская рука,
     Но Россия велика —
     Кровью смердов не утешить!..
     Вы, кремлевские бандюги.
     Чуя пропасть под ногами,
     Слыша женский крик в округе,
     Расправляетесь с врагами?
     Рвёте отчие пределы
     На улусы
     И наделы.
      
     2
     Будет суд, над вами суд:
     К Лобному вас повезут,
     К Лобному, где Стенька Разин,
     Расплескав рубахи жар,
     Наступающе прекрасен,
     Полыхает, как пожар!
     Не скреби ногтями плешь,
     Князь, тебя сметет мятеж,
     Не ласкай царицу-дуру,
     Иноземцев не встречай,
     Не спасешь, предатель, шкуру,
     Трон позоришь — отвечай!
     Место Лобное кипит,
     Разин с разинцами спит
     В мураве-траве,
     В березах,
     В ливнях,
     В молниях,
     В громах,
     Топором звенит в морозах,
     Гостем прячется в домах.
      
     3
     Собирает думы-вести
     И, прощаясь, не перстом —
     Русских крестит.
     Русских крестит,
     Пересветовым крестом.
     Осеняет Куликово Поле,
     Татю не пройти,
     Нет у русских никакого
     Кроме этого — пути.
     Так вставай, вставай, народ,
     От предателей щедрот
     Ты не жди,
     Вон уплывает
     Злато,
     Будем куковать?
     Дважды смерти не бывает,
     А одной
     Не миновать!
     1991
      
     КТО-ТО
     В суматохе безрадостных дел
     Утро грянуло ливнями стрел.
     Травы стоптаны — луг поредел.
     Сосны срублены — я постарел.
      
     Просвистели колёсами дни,
     Прогорланил трубою завод,
     Но в какую ты даль не взгляни,
     Словно в детстве, зовет и зовёт.
      
     Даже бомбой её не сломить,
     О, великая наша Земля,
     Не порвётся разумная нить
     От вселенской звезды до руля.
      
     Мы, плюющие нефтью, вином,
     Родники и озёра круша,
     Проплываем по жизни вверх дном,
     И в кармане у нас ни гроша.
      
     По отравленным чёрным волнам
     В осмысление лодка нас мчит.
     Кто-то, строгий и грамотный, нам,
     Скоро, скоро по лбу постучит.
      
     Прилетит он из грозных миров,
     Постучит да и выскажет вслух:
     "Поработали вы, будь здоров, —
     Сосны срублены, вытоптан луг!.."
     1990
      
     СКОРЧЕННЫЙ
     Ночью липы шумели тягуче,
     Громы падали жарко с небес
     И катался на огненных тучах
     Над Америкой скорченный бес.
      
     Даль дрожала, смятеньем объята,
     И кричал он, я слышал не раз:
     "Помиритесь друг с другом, ребята.
     И не завтра, а только сейчас.
      
     Не пчела, не улитка, не муха,
     Это хуже, чем ад или бал, —
     Атом ядерный входит мне в ухо,
     А в другое выходит — пропал!"
      
     Я жалею несчастного беса,
     Говорю: "Наконец-то и ты
     Морду высунул, жертва прогресса,
     С буржуазной крутой высоты.
      
     Если ты приглянулся ребятам,
     Жить останешься, если же нет, —
     В перепонках застрянувший атом,
     Доконает тебя и рассвет!.."
     1986
      
      
     БУДУТ ВЕТРЫ
     Ни пророки, ни колдуны,
     Ни пекущиеся о деле,
     А дурные говоруны
     Нашу Родину одолели.
      
     Нет покоя, надежды нет,
     В речевом и ревнивом буме
     Сотни прожитых вместе лет
     Перессорили на трибуне.
      
     Сколько было ура-вождей,
     Из гранитного матерьяла,
     А без тихих, ручных дождей
     Кукуруза — и та завяла.
      
     Добирались они до звезд,
     Разрывали нутро планеты,
     А отцовский святой погост
     Отдавали под туалеты.
      
     Трусость, злоба и суета,
     Обещанье бесплатной каши,
     Ни стези у них, ни креста,
     Ни сочувствия к бедам нашим.
      
     Жажда славы, кровавый зуд
     И архивный тюремный шорох.
     Скоро нервы их изойдут,
     Запесчанятся на просторах.
      
     Зной отступит перед грозой
     И в селениях поределых
     Над растоптанною слезой
     Души яблонь воспрянут белых.
      
     Хоть молчи ты, хоть не молчи,
     По курганам и по затонам
     Будут ветры кричать в ночи,
     Будут гуси рыдать со стоном!
     1990