Андрей Галамага __ МОСКОВСКИЙ ЛИВЕНЬ
 Московский литератор
 №10 май, 2017 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Андрей Галамага
МОСКОВСКИЙ ЛИВЕНЬ

     ПЕЙЗАЖ
     Полмира объехав без дела,
     Поймешь, что полжизни отдашь
     За русский пейзаж черно-белый,
     Березовый зимний пейзаж.
      
     На дальнем пригорке деревня,
     Сороки пустились в полет,
     А рядом, меж редких деревьев
     Охотник с собакой бредет.
      
     Петлянье дороги окольной,
     Следы лошадиных подков;
     И темный шатер колокольни
     На фоне сплошных облаков.
      
     Мой друг, путешествий любитель,
     Меня перебьет, в простоте.
     Он где-то подобное видел.
     В Германии? в Польше? в Литве?
      
     Пейзаж этот больше фламандский.
     Вот Брейгель, типичный пример.
     Подумаешь, кончились краски.
     Остались бы уголь да мел!..
      
     В Антверпене не был я в жизни,
     И спорить теперь не готов.
     Но вдруг этот Брейгель Мужицкий
     Был родом из наших краев?
      
     Согласен, что это абсурдно.
     Но что, если я не один?
     Вдруг так же считают подспудно
     Датчанин, француз или финн?..
      
     Уютно чернеют домишки,
     Со снежной зимою в ладу,
     И черную шайбу мальчишки
     Гоняют на белом пруду.
      
     * * *
     Не спешите меня позабавить.
     Жизнь не пишется на черновик;
     Что прошло, то спроста не исправить,
     Я от смерти пока не отвык.
      
     Сколько раз избегал я страданий,
     Без опаски срывая стоп-кран.
     Я не верил, ступая по грани,
     Что когда-нибудь выйду за грань.
      
     Я смеялся, не подозревая,
     Что запущен обратный отсчет,
     Что с удачей заигрывал зря я,
     И часы сочтены наперед.
      
     Тем бы кончилось, не покажись мне,
     Что мой срок не исчерпан до дна
     И что грань между смертью и жизнью
     Все еще не преодолена.
      
     Я себя распахнул до изнанки,
     Чтобы ветер мне в сердце проник.
     Я слонялся по людной Лубянке,
     Я бродил по Покровке в час пик;
      
     Я стучался к друзьям и подругам
     Просто так, чтобы вытравить страх,
     Лишь в какой-то немыслимый угол
     Загоняя себя впопыхах.
      
     Почему свою боль я не смею
     Сбросить, как наваждение с плеч?
     Почему этой чертовой смертью
     Нипочем не могу пренебречь?
      
     Боже милостивый, помоги же,
     Дай мне волю молчать и терпеть,
     Когда сил не достанет, чтоб выжить,
     И отчаянья, чтоб умереть.
      
     МОСКОВСКИЙ ЛИВЕНЬ
     Я снова заглянул к тебе с утра.
     Спросонок ты была слегка капризна,
     А захлестнувшая Москву жара
     Отнюдь не добавляла оптимизма.
      
     Я, как всегда, принес тебе цветы, —
     Три крупных разноцветных хризантемы.
     Я не устал надеяться. Но ты
     Старалась не касаться скользкой темы.
      
     А впрочем, я прочел в твоих глазах,
     Воспользовавшись выпавшей минутой,
     Что ты готова сделать шаг назад,
     И только слишком медлишь почему-то.
      
     Казалось, шаг — и можно все вернуть.
     В какой-то миг я думал, оставалось
     Лишь поступиться гордостью чуть-чуть.
     Но ты упрямилась и не сдавалась.
      
     Нам примириться вновь не удалось.
     Мы выбрели во двор неторопливо,
     Когда внезапно всю Москву насквозь
     Пронзил июньский первозданный ливень.
      
     Прозрачные, как будто акварель,
     Ни в ком не вызывая беспокойства,
     От каждой капли, выпавшей на Кремль,
     Бежали концентрические кольца.
      
     Бульварное, Садовое кольцо…
     И вплоть до кольцевой автодороги
     Дождь то хлестал порывисто в лицо,
     То вдруг, раскаявшись, стелился в ноги.
      
     И мы с тобой, как прежде, без затей
     Стояли под зонтом, обняв друг друга.
     Как будто дождь нам послан был затем,
     Чтоб вырваться из замкнутого круга.
      
     * * *
     Я проиграл. Но я еще живой.
     А коли так, я все-таки уверен,
     Последний бой — останется за мной.
     И значит — я сдаваться не намерен.
      
     Проходит все, сказал Экклезиаст.
     Но я себе позволю усомниться,
     Ведь я борюсь не за себя — за нас,
     И мне простится легкая ехидца.
      
     Я преклоню колени в честь твою
     В преддверье неизбежного сраженья,
     Ведь лучше быть поверженным в бою,
     Чем выжить, испугавшись пораженья.
      
     Смысл — не в победе. Но и не в судьбе,
     Не в том, что кажется неотвратимым;
     И не во мне, и даже не в тебе,
     А в том, чтобы любить —
     и быть любимым.
      
     И пусть я буду обречен, и пусть
     Умру заложником чужих решений,
     Но я твержу упрямо наизусть:
     Боящийся — в любви несовершенен.
      
     Пусть все, кого любил и с кем дружил,
     Советуют — смирись, остынь,
     расстанься.
     Я проиграл. Но я покуда жив.
     И значит — до последнего не сдамся.
      
     * * *
     С тех пор, как, долистав последний том,
     В последний раз за мной закрыла дверь ты,
     Я день за днем ловлю себя на том,
     Что постепенно привыкаю к смерти.
      
     Я ни за что тебя не осужу,
     Ты для меня все тот же ангел сущий.
     Что смерть! Теперь я даже нахожу
     В ней ряд неоспоримых преимуществ.
      
     Мне не грозит дожить до старика,
     С болезнями уже не страшно слечь мне.
     Пусть жизнь сладка, но слишком коротка,
     А смерть, по крайней мере, бесконечна.
      
     Ты напоследок бросила — прости,
     Лучась сияньем ангельского света.
     Напрасно я молил меня спасти,
     Мой голос оставался без ответа.
      
     Ну что с того? Тебя я упрекну ль,
     Что ты мне ничего не отвечала?
     Я умер в феврале. Теперь июль.
     Для вечности лишь самое начало.
      
     Занятно знать, что сможешь все успеть,
     Всего достичь, смеясь всего добиться.
     Мне повезло при жизни умереть,
     Чтобы внезапно в смерти возродиться.
      
     Я бы мечтал тебя вернуть назад,
     Но я себя ничем не обольщаю;
     И все, что в жизни не успел сказать,
     Теперь тебе посмертно посвящаю.
      
     Я больше не страдаю, не молю
     И тщетно не взываю к милосердью.
     Но тем сильнее я тебя люблю,
     Мой кареглазый ангел — ангел смерти.